Глава 29 Кая в петле времени

Глава 29: «Кая в петле времени»
Глава, в которой петля как аддикция — конфликт питает сам себя, как зависимость джинна от «Хроноцида», бутылка-солнце — символ системы, где они одновременно и жертвы, и палачи, а Микка-ребёнок — намёк, что весь мир может быть конструктом его травмы.
Кая и джинн стояли в комнате, которой не было, стены то растворялись в статике, то складывались из обрывков газетных заголовков: «Вчера повторится завтра», «Ссора — новая валюта», Кая сжимала в руке песочные часы, но песок в них тёк вверх, царапая стекло, джинн, держа бутылку «Хроноцида» с этикеткой «Для бессмертных», тыкал пальцем в воздух, оставляя дыры, сквозь которые виднелись их прошлые версии.
— Ты сломала точку отсчёта! — его голос звучал как скрип перемотки кассеты. — Из-за тебя я теперь бог с похмелья!
— Ты сам выжег дыру во времени! — Кая бросила часы в стену, и та рассыпалась на пиксели, сложившиеся в дату: 1993. Год, когда джинн превратил депутата в горшок.
И всё началось сначала.
Итерация 1:
Джинн выхватил у Каи часы, его пальцы проросли шестерёнками, стрелки впились в кожу, как клыки.
— Хочешь вернуть родителей Микки? — он засмеялся, и из его рта выпали зубья-цифры. — Они уже стали буквами в твоём вирусе!
Кая вскрикнула, но звук разбился на «П», «О», «Г». Джинн раздавил бутылку об пол, и его тело стекленело, превращаясь в сосуд с чёрной жижей. Кая потянулась к нему — рука рассыпалась в песок.
Итерация 2:
— Ты сломала...
— Ты сам...
Теперь Кая била его обломком часов, и с каждым ударом из трещин вырывались кадры: вот она, вшивает брату вирус; вот джинн, пьющий с тенью Каи; вот брат Микки, который пишет письмо Клаве, но чернила превращаются в мух.
— Ты боишься, что я сильнее твоего бреда! — крикнула она, и её губы свернулись в стекло, Джинн, уже наполовину бутылка, разбился о её колени.
Итерация 47:
Кая попробовала молчать, Джинн сыпал словами-тараканами, но она смотрела на трещину в полу, где копошился Микка-ребёнок с V-знаком вместо пуповины.
— Он... реальнее нас, — прошептала она.
Джинн обернулся, и его шея треснула, как пересохшая плёнка.
— Мы все — его галлюцинации?
— Нет, мы — костыли, которые он придумал, чтобы не сойти с ума.
Их пальцы коснулись одновременно. Вспышка.
Комната распалась на кадры, как киноплёнка в огне, они стояли в пустыне, где вместо солнца висела гигантская бутылка «Хроноцида», из которых капали версии их самих:
• Кая с крыльями из наждачной бумаги.
• Джинн с головой-проектором, транслирующим события 1993 года.
• Микка, собирающий песок в слова.
— Мы — мусор в его сознании, — сказала Кая, уже наполовину песок.
Джинн, чьи ноги стали тёмным сиропом, махнул рукой:
— Может, если разобьём бутылку...
— Нет, мы — бутылка.
Она толкнула его, и они упали, став двумя сосудами — один полный, другой пустой.
В пустыне появляются осколки Каи и джинна, они лепят из песка город, где окна — бутылки, а двери — V-знаки. На центральной площади — статуя Микки с надписью: «Создатель, сменивший бога».