День пятый

Вчерашнее восстание сумели подавить ближе к вечеру, по этой причине обследования Сироты перенесли на утро следующего дня. С наступившим рассветом больного отправили в лабораторию для сдачи анализов, а позже к обеду ему назначили сканирование основания головного мозга.
Под утро меня поманила в сон и внезапно я отключилась. Во сне я вела допрос вождя мирового пролетариата,  как он посередине нашей беседы набросился на меня и стал душить обвиняя меня в смерти Сироты. Я не могла дышать, его руки продолжали сжимать мою шею. Я стала чувствовать агонию своего тела, которая готовилась избавиться от своей души. Души, которая глядела на яркий ослепляющий взор свет в тёмном пространстве. Но это был всего лишь сон и вместо того, чтобы притронуться поманившему меня яркому свету, я просто с ужасом на сердце проснулась после недолгого сна.
Посмотрев на часы я ощутила странное чувство неизбежности того сна, поскольку в связи с вчерашними событиями мне было поручено поговорить с каждым восставшим, дабы избавить больных от лишних размышлений. Объяснив им что врачи не хотят лишать жизни Сироту, а напротив, хотят ему помочь. И в этой стоящей передо мной трудной задачей, первым на очную ставку должны были привести именно  вождя мирового пролетариата. Ленина который с лёгкостью и яростью забирал мою жизнь, в моём же сне.
Признаться предсказание того знатока сбывались,  оглядываясь назад  стала осознавать, что в последние дни на мои плечи, ложилась огромная ноша и ответственность, которым я подходила на грани эмоционального срыва и покидающих меня последних сил.
До встречи с Лениным оставалось пятнадцать минут. Объятая тревогой я решила подстраховаться,  наполнив шприц сильнодействующим успокоительным препаратом, который при вводе в организм человека, за долю секунды отправлял  тело в глубокий сон. Положив шприц с препаратом в ящик стола, с тревогой стала ожидать прихода вождя пролетариата.
Стрелки на часах бежали с немыслимой скоростью. Ужасом охватившим мою душу я с тревогой ожидала приближения своего последнего мига жизни. Как мне захотелось всё бросить и сбежать, но куда подумала я, ведь жить с этим в будущем мне будет непросто, зная что я отреклась от своей дороги, сошла с дистанции из-за страха перед собственной жизнью. Те минуты мой рассудок охваченный хаосом, с разного рода предположения о самосохранении, сигналы посылаемые то ли душой, то ли телом, наверное телом, поскольку она была приговорена к забвению. Взяв себя в руки я смогла собраться и возложив всю ответственность на саму себя приготовилась к нашей встрече.
Перед встречей дежурившая медсестра заверила меня, что успокоительное под которым был вождь пролетариата, не позволит ему совершить акт насилия. Физическое состояние вождя она охарактеризовала, как вялое, а  умственное,  адекватное.
Конвойный медбрат постучался в кабинет ровно восемь часов утра и попросил разрешения завести пациента, через секунду вождь мирового пролетариата сидел на стуле процедурной. Медбрат свой черед присел возле двери и внимательно поглядывал в нашу сторону.
Разделяющая нас, узкий рабочий стол мог способствовать удобной опоре для совершения убийства и потому, я отступила на некоторое расстояние, с чем уткнулась спиной  в окно. В случае нападения я была заперта и у меня, лишь оставался один шанс на спасение, моё оружие лежавшее в верхнем шкафчике стола.
Сам же вождь сидел тихо и прищурив веки смотрел на меня как на загнанного зверя, с которым он хотел разделаться несмотря ни на что. Но всё же собравшись и отбросив негативные предположения, приступила к выполнению своих обязанностей начав вступать в контакт с Лениным.

-- Доброе утро. Как вы себя чувствуете?

Ленин -- Как ты думаешь деточка.

Психиатр -- Я думаю, что ваше состояние желает лучшего, если вы правда думайте, что я способна убить человека, чью жизнь пыталась спасти на протяжении нескольких месяцев.

Ленин -- Вы приговорили его к смерти, еще в тот миг, когда он зашел ваш кабинет в первый раз. Не так ли доктор.

Психиатр -- Как вам не стыдно. Я много сил отдала, чтобы вернуть в его душу спокойствие. Ни минуты не помышляя о том, что бы причинить Сироте вред.

Ленин -- То к чему вы прикасаетесь, все заканчивается для нас плохо. Вы нас ненавидите, за то, что мы другие, не похожие на вас.

Ленина, по-моему, убеждению готов был перейти через черту, поскольку он стал показывать свою ненависть с первых минут нашей встречи. Разговор проходил в неприемлемом русле. Мне нужно было перевести диалог более в умеренную фазу, но как это сделать, если у него в голове крутилась мысль необратимого греха. Несмотря на присутствие конвойного мед брата, я чувствовала себя зажатой в углу курицей.

-- Вы знайте, что это не правда. Я всегда проявляла сострадание к каждому из вас. Я всегда была к вам добра, а иногда и вы ко мне. Вспомните хорошее.

Ленин -- Вспоминаю, но вот беда, что ничего хорошего не припомню. Ты бесстыжая тварь, кто пользовалась своим служебным положением.

Услышав подобные слова дежуривший медбрат резко встал со стула и направился в сторону Ленина. Сблизившись с ним он положил руку ему на плечи и грозным голосом приговорил

-- Не смей так разговаривать с доктором, ещё раз такое повторится, пожалеешь.

Ленин посмотрел на него разгневанными глазами и умеренно кивнув вслед его словам, стал в ожидании. Медбрат увидев повиновение во взгляде вождя пролетариата медленно развернулся и не успев сделать двух шагов, как Ленин резко подскочил со стула, из-за спины набросился на него. Локтями захватив шею мед брата, начал его душить.
Не успев осознать что происходит, как мгновение мед брат лежал пластом на полу рабочего кабинета бессознательном состоянии.
Разделавшись с ним окончательно, вождь не торопясь подошёл к столу и звериным выражением лица стал обращаться в мою сторону

-- Теперь нам, никто не помешает пооткровенничать.

Страх и страхом нельзя было назвать ту минуту, это было нечто большее,  то самое последнее чувство которое являлось посредником между жизнью и смертью. Я оцепенела, не знала что делать дальше, понимая что ключ к моему спасению лежит в шкафчике стола, я умышленно начала сближаться с ним и вот уже вплотную смотрела в его сумасшедшие наполненные яростью глаза. Помню только то, как я потянулась за шприцем и в ту секунду продавила лишь одно слово

-- Зачем?

Вслед на этим словом, вождь пролетариата не мешкая и не теряя времени зря, стал озвучивать приговор

-- Десять лет я смотрю на то как вы губите наши жизни, не позволяя ощутить и насладиться не одним хорошим днём. Десять лет я запер  в комнате с четырьмя стенами, лишь наслаждаясь окном обнесёнными железными оковами, через что мы глядим на белый свет. Теперь когда вы посмели убить моего товарища и соратника. Народный съезд Коммунистической Партии приговорил вас к расплате. Смерти.

С этими словами с моих глаз просочилась слеза.
Узрев слабость моего духа и моей поникшей души. Вождь революции оскалив свои зубы набросился на меня, в порыве его нападением мне удалось спрятать голову под стол, как в ту же секунду ощутила сильный удар по спине и моё тело зазвенело от боли. Схватив меня за волосы он потащил мою голову и схватив за шею стал душить.
Я стала, терять ориентацию в пространстве и в какой-то миг сдалась, издавая храп, а в глазах стала расплываться.
В этот объятый смертью миг, удалось снять колпак со шприца наполненным успокоительным и на грани бездоходности своего тело, я с последних сил и со злостью вонзила иглу в шею вождю мирового пролетариата, после мы оба разом завалились, он на стол, а я скатившись по рабочему столу упала на пол и потеряла сознание.
В чувства я пришла вечером того же дня. Открыв глаза увидела мраморную сестрёнку, кто сразу же расплакалась и бросилась меня обнимать. Мне чудом удалось отбиться из рук смерти, из рук возомнившего себя палачом Ленина.
Тот день был невыносимо тяжёлым и насыщен плохими новостями. Вскоре меня известили о том, что в ходе сканирования головы Сироты, у него была обнаружена опухоль с размером грецкий орех, неизлечимый недуг динамично прогрессировал не оставляя шансов на жизнь моего пациента.