Слово о замечательном человеке

В Подмосковный Подольск я приехал в октябре 1967 года. Никто меня здесь не знал, и я никого не знал.
Поехал в Москву искать работу и, конечно, амбициозно: побывал в типографиях газет «Правда», «Известия», «Литературная газета». В «Правде» свободных мест не оказалось. В типографиях «Известий» и «Литературной газеты» предложили должности сменного мастера. Не понравилось и пошёл искать дальше. Пришёл в отдел кадров Госкомитета СССР по печати. Один пожилой работник отдела кадров спросил:
– А где вы живёте?
– В Бутове.
– Зачем же вам искать работу в Москве, когда совсем рядом, в городе Подольске, есть замечательная типография. – Он внимательно посмотрел мою трудовую книжку и стал звонить.
– Здравствуйте, Александр Дмитриевич! Это отдел кадров Госкомиздата Сергей Петрович Семёнов. Вам не нужен молодой инженер полиграфист, но уже с опытом работы? Нужен?! Отлично! Тогда я направляю его к вам. До свиданья! – Потом повернулся ко мне: Директор Подольской типографии товарищ Талыков Александр Дмитриевич вас ждёт. Подольск, Улица Кирова, дом 15, и вот его телефон.
Я поехал в Подольск, который оказался от Бутова всего через две остановки электрички. Нашёл типографию, кабинет директора. Он посмотрел трудовую книжку.
– У вас есть опыт руководящей работы? – спросил он удивлённо и почему-то радостно.
– Да, есть: я работал техноруком межрайонной типографии, главным механиком большой фабрики.
– Отлично! У нас освобождается место главного механика (увольняется товарищ), и вы можете через неделю приступить к работе. В типографии печатали  книги и журналы в основном издательств «Металлургия», «Стройиздат». Работали здесь 220 человек, том числе в ремонтно-механическом цехе, который подчинялся мне – 16 работников – слесари, токари, электрики, наладчики. Как мне сказали руководители цехов, дисциплина у механиков была совсем плохая. Как рассказал мне директор, они пьют и уследить за ними трудно.
Я собрал свой коллектив, чтобы выслушать их проблемы и желания. Первым выступил бригадир ремонтников Лоскутов. Говорил он профессионально и профессионально матерился, показывая этим своё возмущение недостатками, в которых виноваты все, только не он. Другие выступающие говорили в том же духе.
Я сказал им следующее:
– Спасибо за информацию, будем вместе исправлять существующие недостатки. Что касается вашего сквернословия, решение будет такое: бригадир Лоскутов лишается 50% премии, а остальные учтите, что при повторении вы премии не получите вообще.
Лоскутов вскочил и стал кричать:
– Не имеете права! Подумаешь, сказал несколько скверных слов. Мы не красные девицы и называем вещи своими именами.
– Вы не поняли, что сквернословие в общественном месте уголовно наказуемое деяние. Если считаете, что вас неправильно лишаю премии на 50%, я передам дело в суд. И вы будете сидеть 15 суток за мелкое хулиганство. А пока за ваше непонимание на месяц лишаю вас премии полностью, на 100%. После этого я стал их собирать утром на 15 минут и в конце рабочего дня так же. Они у меня стали вести себя совсем иначе.
Директор был доволен и во всём меня поддерживал. Через два месяца работы он пригласил меня к себе домой на обед. Все завидовали, даже злились. А через год ремонтно-механический цех, который раньше считался чуть ли ни отхожим местом, завоевал первое место и переходящее красное знамя и, конечно, премию. Александр Дмитриевич оценил мои успехи и выделил мне квартиру. Когда я радостный заполнял анкету, даже пошутил: фамилию, имя, отчество заполнил. И вот графа «Пол». Я написал «Паркетный». Все смеялись даже в исполкоме, но квартиру я получил. Правда, пол в квартире был не паркетный, но я был счастлив.
Я проработал в этой типографии семь лет. И всегда удивлялся мудрости и человечности Александра Дмитриевича. Он никогда не повышал голоса, но умел настроить подчинённых на выполнение работы, умел помогать в трудную минуту. Любил литературу, много читал.
 Как-то я предложил устроить поездку в Ясную Поляну, в Дом-музей Льва Толстого. Александр Дмитриевич обрадовался, сказал, что я угадал его мечту, так как он давно там не был. Я всю жизнь помню эту поездку. Помню, как вникал он в историю великого писателя. Он часто вспоминал эту нашу экскурсию, и как-то похвалился мне, что перечитывает «Войну и мир», что на очереди «Анна Каренина».
И вообще с Александром Дмитриевичем было очень интересно, даже тогда, когда он делал замечания за упущения в работе. Он был на сорок три года старше меня, но мы понимали друг друга легко. И уважение было взаимное. Я этим гордился. Многие мне завидовали, не имея таких привилегий от директора.
Но в нашем коллективе были пять человек, отставные офицеры, трое из которых постоянно критиковали директора, в основном безосновательно, просто, чтобы показать своё Я. Один из них был ещё и членом партийного бюро и партсобрания он превращал в арену цирка. Александр Дмитриевич даже в такой ситуации был уравновешен. Он спокойно и профессионально объяснял собранию что и как. Я стал разбираться, и выяснил, что эти трое офицеров никогда не были на фронте, хотя хвастались своими заслугами. Они, как выяснилось, всю войну отсиживались в тылу, на складах и ещё где-то, только на войне их не было.
Александр Дмитриевич тоже был офицер, капитан, отважно воевал, получил ряд наград, в том числе – Орден Красной Звезды за подвиг в бою под Москвой. Он в том же бою был тяжело ранен и потерял левую ногу выше колена. Ходил он на протезе, ездил на инвалидной машине «Ока». Но он, в отличие от наших критиканов, никогда не хвалился. Даже о его подвиге и его наградах я узнал не от него, а через архивы.
Однажды на совещании один из отставников, работающий у нас заведующим складом бумаги, потребовал от директора что-то неразумное. Естественно, директор не согласился. Тогда он повысил голос и сказал директору:
– Вы, наверно, сегодня встали с левой ноги и потому не соглашаетесь.
– Нет, я не вставал с левой ноги, не мог встать…
– Точно вы встали левой ноги, иначе бы согласились. – Директор медленно, но твёрдо сказал:
– Я не мог встать с левой ноги, у меня нет левой ноги. Когда ты ошивался на складах, я Родину защищал и потерял левую ногу. И вообще, если ты не хочешь честно работать, я тебя уволю. – Это был редкий случай. Когда Александр Дмитриевич повысил голос. А мы готовы были этого кладовщика заплевать за его поведение на совещании.
Мне вообще не нравилось поведение этих деятелей, их отношение к директору, и на очередном партсобрании предложил одному из них – подполковнику, начальнику отдела снабжения, – дать партийное поручение: оборудовать комнату гигиены женщин, так как было у нас такое предписание санэпидстанции. И другим дали поручения. И их как будто подменили: стали покладистыми, послушными. А подполковник так и не смог выполнить партийное поручение, даже биде достать не смог. И когда срок поручения прошёл, поручили ему отчитаться. Он на собрании оправдывался, говорил, что биде главснаб не выделил, но он это исправит. Короче, оправдывался, врал. Один наш член партии, пенсионер, взял слово и сказал этому деятелю буквально следующее: «Какой же ты коммунист, если даже какую-то простую комнату гигиены не можешь сделать. Предлагаю объявить ему строгий выговор». Мы от души смеялись, наш подполковник получил строгий партийный выговор.
Директор мне сказал тогда:
– Ловко ты их перевоспитал, молодец!
Мы вдвоём общались часто. Он любил литературу, музыку, ему нравилось, как я играю на гитаре. С его согласия я создал вокально-инструментальный квартет: аккордеон, гитара, мандолина, ударные.  И 8 Марта, на вечере мы играли, все удивлялись и восхищались: ведь раньше в типографии ничего подобного не было.
А к 28 марта 1968 года, к столетию Максима Горького, я подготовил замечательный литературно-музыкальный вечер. И попросил Александра Дмитриевича выступить с вступительным словом. Но вечер прошёл не совсем так, как мы планировали, так как накануне трагически погиб Юрий Гагарин, но всё равно было интересно.
Однажды, в конце июля 1970 года, Александр Дмитриевич пришёл ко мне в кабинет, закрыл дверь и сказал:
– Десятого августа мне исполняется шестьдесят лет, и я хочу уйти на пенсию, устал. Хотел я тебя рекомендовать на должность директора. Но наша дама, главный инженер, закатила истерику, ездила в Главк жаловаться, и я уже не знаю, как быть.
– Не переживайте, я не очень-то хочу быть директором. Мне должность главного инженера даже интереснее. Если Вы уйдёте, я тоже здесь долго не останусь. Мне интересно работать с Вами, но никак не без Вас.
Даму назначили директором, меня – главным инженером. Через год она ушла в декретный отпуск, и я три года исполнял обязанности директора. За эти годы я полностью обновил оборудование, провёл капитальный ремонт самого здания, цехов с учётом требований технической эстетики (тогда так говорили), внедрил новые технологии. Наша типография получила статус комплексно-механизированного предприятия. Александр Дмитриевич, находясь на пенсии, всё равно был моим главным консультантом и поддержкой.
Ко мне приезжали видные учёные, конструкторы, привозили на экскурсию студентов. После всего этого я получил приглашения трёх научно-исследовательских и проектных институтов. Принял приглашение института ГипроНИИполиграф Госкомитета по печати. Проработал там 15 лет в должностях главного инженера проектов, главного конструктора, заместителя директора, директора института.
Но это уже другая история…
Но считаю нужным с благодарностью сказать: Александр Дмитриевич Талыков направил мою судьбу в нужное русло, повлиял на всю дальнейшую мою жизнь. Низкий поклон памяти Настоящего Человека! Спасибо, дорогой Александр Дмитриевич!