Геометрия духа Спиноза между ratio и каббалой

Философия Баруха Спинозы предстает перед нами как величественное здание чистого разума, возведенное с математической строгостью на фундаменте аксиом и дефиниций. Его «Этика», изложенная «геометрическим способом», кажется апофеозом рационализма, где Бог или Природа (Deus sive Natura) раскрывается через неумолимую логику субстанции, атрибутов и модусов. Однако под этой кристально чистой поверхностью уже несколько столетий угадывается тень иного, более древнего и мистического знания – Каббалы. Сама мысль о сопряжении строгой геометрии Спинозы с эзотерическими глубинами еврейского мистицизма кажется парадоксом, но именно этот парадокс питает неутихающие споры и исследования.

Уже современники Спинозы, как отмечает Исайя Сонн, указывали на каббалистические корни его «еретической» системы, видя в ней не что иное, как «каббалу в геометрической одежде». Эта связь изначально использовалась как оружие против философа. Картезианцы, ревностно оберегавшие чистоту учения своего мастера, обвиняли Спинозу в искажении идей Декарта под влиянием туманных каббалистических доктрин. Даже такой проницательный ум, как Николя Мальбранш, не устоял перед соблазном этого обвинения. Каббала в этом контексте представала как некий интеллектуальный первородный грех, омрачающий ясность нового рационалистического мышления.

Пионером в систематическом исследовании этой связи, пусть и с переменчивым результатом, стал Иоганн Георг Вахтер. В своей первой книге (1699) он яростно обличал Каббалу как источник атеизма и, следовательно, осуждал Спинозу как её порождение. Однако уже через несколько лет, в «Elucidarius Cabalisticus» (1706), Вахтер совершает поразительный кульбит: он не только дает очерк еврейской «тайной философии», но и провозглашает Каббалу «спинозизмом до Спинозы» (Spinozismo ante Spinozam), тем самым снимая с философа прежние обвинения и помещая его мысль в глубокий историко-культурный контекст. Этот интеллектуальный поворот Вахтера, замеченный даже Лейбницем, подсвечивает амбивалентность и сложность проблемы: то, что вчера было клеймом ереси, сегодня становится ключом к пониманию.

Сам Спиноза, казалось бы, расставляет все точки над «i». В «Богословско-политическом трактате» он отзывается о каббалистах с нескрываемым презрением, называя их «пустомелями» (nugatores), чьему «безумию» он «никогда не мог достаточно надивиться». Это прямое и резкое высказывание должно было бы закрыть вопрос раз и навсегда. Но сила интеллектуального притяжения между двумя системами оказалась сильнее авторского вердикта. Несмотря на дезавуирование Спинозой, исследователи – от иезуита Дунина-Борковского до современных ученых вроде Моше Иделя, Уоррена Зева Харви, Дэниела Мэтта и Генри Бранна – продолжают находить глубокие структурные и концептуальные параллели.

Именно современные исследования, особенно работы Моше Иделя, придают гипотезе о каббалистическом влиянии новую убедительность. Идель указывает на фундаментальное для Спинозы отождествление Бога и Природы (Deus sive Natura) как на идею, имеющую прецеденты в еврейской мысли. Знаменитая гематрическая эквивалентность имен Бога (Элохим – ;;;;;) и Природы (га-Тева – ;;;;), чье числовое значение равно 86, встречается у таких авторитетов, как Авраам Абулафия и Йосеф Гикатилла. Могла ли эта нумерологическая гармония, известная в еврейских интеллектуальных кругах, подсказать Спинозе его знаменитую формулу? Более того, выражение Абулафии «божественная интеллектуальная любовь» (агава сиклит элогит) поразительно созвучно спинозовскому amor Dei intellectualis – интеллектуальной любви к Богу, высшей точке человеческого познания и блаженства. Генри Бранн идет дальше, утверждая, что пантеистические мотивы «Зогара» и его учение о связи души и тела легли в основу соответствующих концепций Спинозы.

Таким образом, фигура Спинозы оказывается в центре захватывающей интеллектуальной драмы. Был ли он гениальным рационалистом, построившим свою систему ex nihilo или на руинах картезианства, лишь презрительно отмахнувшись от мистических «пустомельцев»? Или же он, подобно алхимику духа, трансмутировал эзотерические концепции Каббалы в строгую философскую систему, облек их в «геометрические одежды», возможно, даже не всегда осознавая глубину своих заимствований или сознательно маскируя источники?

История интерпретаций Спинозы, включая попытки советского «диамата» представить его материалистом (атеистом) или марксистские упражнения по «переворачиванию» систем, лишь подчеркивает его многогранность и устойчивость к однозначным трактовкам. Спиноза остается вызовом для историков философии. Его система – это не просто памятник рационализма XVII века, но и, возможно, мост между двумя, казалось бы, несовместимыми мирами: миром строгой логики и миром мистического прозрения. Признание потенциального каббалистического влияния не умаляет оригинальности Спинозы, но обогащает наше понимание его мысли, вписывая ее в более широкий и сложный контекст еврейской интеллектуальной традиции. Загадка «Каббалы в геометрической одежде» продолжает будоражить умы, приглашая к новым исследованиям на пересечении философии, мистицизма и истории идей.