История Пажеского корпуса. ч. 2

История  Пажеского корпуса. ч.2

Эпоха Николая Первого.

(Продолжение. Предыдущая глава: http://proza.ru/2025/04/07/830)

В хорошем советском фильме «Доживем до понедельника» один из персонажей, на уроке истории заявил учителю, что «России вообще не везло на царей!»
Думаю, это  очень точное замечание.
Все российские цари (и впоследствии императоры) начиная с Михаила Романова, и кончая Николаем Вторым, наряду с положительными делами (и чертами характера), имели многочисленные (а подчас и огромные)  недостатки в организации своего царствования, отношения к приближенным (да и семье, нередко), порой проявляли злобу, взбалмошность, жестокость и прочие отрицательные черты человеческой натуры, к тому же отягощенные вседозволенностью, отсутствием какого-либо контроля за  их деяниями и искренней убежденностью (у многих из них), что они «помазанники Божии» и ответ за все свои дела они будут держать  только перед Всевышним, когда пробьёт их час.

Вседозволенность, безнаказанность и многолетний холуяж со стороны окружающих еще никого до добра не доводили.

Разумеется, все это относится не только к царям Российской империи, но и к абсолютному большинству монархов Европы (особенно тем, чья монархия была неограниченной.

(В общем: «Сатрапы!!!», как кричал персонаж Е. Леонова в старой рязановской комедии).


В этом ряду самодержцев Российских фигура Николая Первого занимает особое место.
Его тридцатилетнее царствование началось «под гром орудий на Сенатской площади» и закончилось в разгар несчастной, для России, Крымской войны, которую Николай Первый сам, во многом и спровоцировал, переоценив свои силы и влияние, и мощь своей армии (к тому времени уже  пронизанной плац-парадной показухой и серьезно отстававшей от армий передовых европейских стран, прежде всего в вооружении и боевой подготовке).

Многие тогда его ненавидели, открыто называя «крепостником», «Палкиным», или «жандармом Европы» (чему  Николай и сам нередко давал поводы, враждуя, к примеру,  с тем же французским императором Наполеоном Третьим), но многие его подданные в России, в том числе и «простые люди», его любили и даже преклонялись перед ним, его волей и умением показать себя в критические моменты.
Некоторые примеры этого, чуть позже, мы рассмотрим.


В любом случае,  это была незаурядная фигура, много сделавшая для России (и плохого, и хорошего), но это тема отдельного обстоятельного разговора, который не затрагивает напрямую документов Пажеского корпуса, и ее тут мы касаться не будем.

Военная служба Николая Павловича началась в 1810 году, когда повелением Александра Первого специально для службы братьев великих князей Николая и Михаила из пажей сформировали лейб-гвардии Дворянскую роту (командир полковник Ушаков), в которой Николай служил командиром полувзвода и ротным адъютантом. Там он числился поручиком Романовым 1-м, затем стал штабс-капитаном Романовым 3-м.

Во время Отечественной войны 1812 года и последовавших за ней военных походов Русской армии в Европе Николай рвался на войну, но встретил со стороны императрицы-матери решительный отказ.
Только в начале 1814 года император Александр I разрешил своим младшим братьям прибыть к армии за границу. 5 (17) февраля 1814 года Николай и Михаил выехали из Петербурга.

Когда пришло известие о взятии Парижа и ссылке Наполеона I на остров Эльбу, великие князья получили разрешение прибыть в Париж.

Там же он познакомился с генералом И. Ф. Паскевичем (тоже воспитанником Пажеского корпуса).
(Их совместная служба (и дружба) впоследствии, сыграли огромную роль в судьбах и Николая, и Паскевича).


Император Александр I поручил Николаю Павловичу приступить к повседневной службе, и в  июле 1817 года он был назначен главным инспектором Корпуса инженеров, затем также стал шефом лейб-гвардии Сапёрного батальона.
В следующем 1818 году Николай, в дополнение к этим должностям, был назначен командиром 2-й бригады 1-й Гвардейской пехотной дивизии. С марта 1825 года, он начальник 2-й Гвардейской пехотной дивизии.


После внезапной смерти Александра Первого в Таганроге, в Российской империи разыгрался острейший династический кризис.

Дело в том, что Николай Павлович, как третий сын императора Павла I и Марии Фёдоровны, имел чисто формальные права на  престол.
Для этого нужно было, чтобы Александр Первый так и не обзавелся своими детьми, а старший брат Николая, Константин умер, или официально отказался от прав на престол, что в России было неслыханным делом.


Великий князь Константин Павлович был вторым сыном  Павла I и Марии Фёдоровны, и официально считался наследником русского престола после Александра Павловича, (к тому же Александр Первый удостоил его титулом  российского цесаревича).
 
Будучи  отважным офицером, в.к. Константин лично участвовал в Заграничном походе Суворова, во всех войнах с Наполеоном, и был буквально «осыпан дождем наград» за храбрость. 
Он первым среди членов Российского императорского дома получил  свитское звание генерал-адъютант (1819) и затем был назначен  командиром Гвардейского корпуса, и  генерал-инспектором всей кавалерии русской армии.

После того, как по решению Венского конгресса, Царство Польское «навечно» вошло в состав  Российской империи, в.к. Константин Павлович, оставаясь генерал-инспектором всей кавалерии, стал главнокомандующим польской армии, точнее, всеми армиями и корпусами, размещенными на территории Польши.
 
Уже 12 апреля 1814 года Цесаревич представил польские войска на смотр государю в Сен-Дени, a 17 сентября торжественно ввёл в Варшаву корпус польских войск.
В течение 1814 года со всех концов Европы и России начали стекаться в Польшу бывшие солдаты, и к 1 ноября 1814 года в рядах новой армии числилось уже 30 тысяч человек, а к 1815 году Цесаревич довёл численность армии почти до штатного состава в 35 тысяч.
 
Эта армия, образованная исключительно из польских уроженцев, содержалась на средства Царства Польского и могла быть употреблена для защиты своей родины только в пределах Польши.
Главным помощником и руководителем работ по возрождению Польской армии являлся заслуженный польский генерал — Домбровский.

Надо сказать, что Александр Первый вообще всячески старался «удружить», или понравиться польскому населению своего новоприобретенного Царства Польского, для чего и пригласил на службу этого генерала.

Ян Генрик Домбровский был дивизионным генералом в Великой армии Наполеона, и его подвиги воспеты в национальном гимне Польши (мазурке Домбровского).
Больше того,  1794 году он участвовал в восстании Т. Костюшко. Отличился в многочисленных сражениях, дослужился до генерал-поручика.
 
После поражения восстания, Домбровский удалился во Францию, сформировал там два польских легиона и участвовал с ними в походах 1796, 1797 и 1800 годов.
С 1808 дивизионный генерал наполеоновской армии. В кампании против России командовал польской пехотной дивизией в корпусе Понятовского, был ранен.
Оборонял переправу через Березину в районе Борисова. Закончил войну во Франции в 1814 году.

Возвратившись в Россию, сразу после капитуляции Франции, получил от императора Александра I чин генерала от кавалерии и был назначен польским сенатором.
В 1816 году Домбровский вышел в отставку и, удалившись в своё поместье, занялся составлением записок о военных действиях в Великой Польше в 1794 году.

(Иначе говоря, ближайшим помощником в.к. Константина в польской армии был убежденный польский националист и ненавистник России, многократно с ней воевавший.
«Кадровая политика» наших царей зачастую была еще хуже их внешней политики и дипломатии.)

Стоит ли удивляться тому, что польские войска сохранили бывшее y них при Наполеоне I обмундирование с незначительными изменениями.
Вооружение и снаряжение были им даны русского образца.

Армии были назначены оклады жалованья, значительно превосходившие оклады русских войск. Срок службы для нижних чинов полагался 8-годичный. (Напомню, что русские солдаты тогда служили НАМНОГО дольше).

Кроме того, был составлен из ветеранов Польской армии особый войсковой комитет.

(Вот, оказывается, где первые «комитетчики» - то в армии появились!!!
И только спустя сто лет, в марте 1917 года, при Временном правительстве, их официально разрешили в «самой демократической армии мира (по определению А. Керенского.))
 

Закончив в 1817 году реорганизацию Польской армии, Цесаревич Константин занялся организацией Литовского отдельного корпуса, составленного из коренных русских частей, формировавшихся переводом в них из Русской Императорской армии уроженцев Литвы и западных губерний.


(Примерно таким же «делом» занялось в 1917 году Временное правительства, начавшее «украинизацию» дивизий и корпусов Юго-Западного фронта, путем перемещения в них на командные (прежде всего) должности офицеров украинской национальности.
Именно эти, «украинизированные», части и соединения в скором времени и стали костяком петлюровского войска «нэзалэжной»).


Под началом Цесаревича, таким образом, были сосредоточены
• Польская армия (2 пехотных и 2 кавалерийских дивизии, с артиллерией),
• Литовский корпус (2 пехотных и 1 кавалерийская дивизия с артиллерией),
• Резервный корпус, включавший в себя части польской гвардии (гренадерский и конно-егерский полки и 2 артиллерийские полубатареи, польский сапёрный батальон); части русской гвардии (2 пехотных и 2 кавалерийских полка и 2 артиллерийские роты) и части Литовского корпуса (2 гренадерских и 1 карабинерского полки и 2 гренадерские артиллерийские роты).

Разумеется, именно эти части стали рассадником польского национализма и сыграли решающую роль в первоначальных успехах Польского восстания 1830 года

В.к. Константин, обладавший крайне неуравновешенным характером,  нередко бывал грубым и не стеснялся обрушивать на окружающих вспышки своей дикой злобы и ярости.

Вот, что вспоминал об этом знаменитый гусар и поэт Денис Давыдов:
«По установлении русского владычества в Варшаве цесаревич, сначала довольно милостивый к полякам, дал вскоре полную волю своему дикому, необузданному нраву.

Посещая полки во время ученьев, он нередко в припадках бешеного гнева, врезываясь в самые ряды войск, осыпал всех самыми неприличными бранными словами.

Он говаривал начальникам при всех:
«Vous n’etes que des cochons et des miserables, c’est une vraie calamite que de vous avoir sous mon commandement (Вы — отъявленные свиньи и негодяи. Истинное несчастие — командовать вами. ); я вам задам конституцию».
 
Вообще, хотя в эпоху правления Польшею цесаревича заботливостью нашего правительства благосостояние этой страны было увеличено, но это было вполне тяжкое для поляков время.
 
Никакие заслуги, никакие добродетели не спасли тех, кои имели несчастие заслужить неблаговоление цесаревича, действовавшего лишь по своему капризному произволу.
 
Хотя он долгое время видел лишь зрелище любви и подобострастия к себе в поляках, но сердца их не могли быть преисполнены большою к нему нежностью.
Отсутствие личного права, несправедливые действия цесаревича и безумное злоупотребление силы не могли не возбудить всеобщего негодования;
К довершению всего он, в припадках ярости, часто лично наказывал тех, кои возбуждали его подозрение.

Этот порядок вещей не мог долго продолжаться; мы видели, что ничтожное покушение нескольких подпрапорщиков послужило сигналом к явному против нас восстанию..
— Давыдов Д.В. Воспоминания о цесаревиче Константине Павловиче)

Не правда ли, «приятный» человек был этот в.к. Константин Павлович?!
Благодаря этим вспышкам бешенства он  не смог «привязать» польскую армию к себе, и восстановил против себя и депутатов сейма, и вообще население Царства Польского.


Константин был женат вторым браком, на польке, и  жил преимущественно в Бельведерском дворце в Варшаве, построенном в 1824 году по поручению и на средства русского правительства (!!!), будучи фактически наместником своего брата Александра I в Царстве Польском.

При этом сам Константин царствовать не хотел и прибавлял: «Меня задушат, как задушили отца».
 
(Как видим, в.к. Константин прекрасно знал, что его отец вовсе не «отравился грибочками», или «получил апоплексический удар», как гласили официальные версии кончины Павла Первого, а был задушен (и забит знаменитой табакеркой), и знал, что к смерти отца был причастен его старший брат Александр, а убийцы, в общем-то  не понесли никакого наказания.
Себе он такой участи,  конечно же, не желал).


14 января 1823 года Константин, ссылаясь на морганатический брак с польской графиней Грудзинской, письменно отрёкся от престолонаследия.
Это тайное отречение было оформлено в виде манифеста Александра I от 16 (28) августа 1823 года, который следовало огласить после его кончины.
 
В силу этого решения наследником престола становился следующий брат, великий князь Николай Павлович. Николай был в курсе этих планов как минимум с 1819 года, однако о существовании манифеста не знал до момента его обнародования после смерти Александра I.

После получения известия в Москве, а затем и в Петербурге о кончине Александра I в Таганроге 19 ноября (1 декабря) 1825 года посмертный манифест был вскрыт и оглашён.
 
Однако большинство членов Государственного совета и сам Николай Павлович не нашли возможным выполнить волю покойного императора из опасения создания юридически небезупречного прецедента не обсуждаемой «посмертной воли» государя.
Они присягнули императору Константину I, к присяге была приведена армия, была отчеканена монета с его профилем — знаменитый редчайший константиновский рубль (вскоре засекреченный).
Константин, находившийся в Варшаве, потребовал соблюдения манифеста 1823 года и дважды подтвердил отречение.


После этого 13 (25) декабря 1825 года Николай Павлович провозгласил себя императором Николаем I, причём цесаревич Константин с официальной точки зрения никогда не царствовал (начало правления Николая задним числом было определено как дата смерти Александра).


Я не буду останавливаться на подробностях восстания 14 декабря 1825 года. Те, кто интересуется историей родной страны, хорошо их знает.
Отмечу лишь, что одним из его лидеров был Павел Иванович Пестель.

В марте 1812 года Павел Пестель блестяще окончил Пажеский корпус с занесением имени на мраморную доску, и был определён прапорщиком в Литовский лейб-гвардии полк (с 1817 года — Московский лейб-гвардии полк).

По приговору суда, как один из лидеров Южного общества, Пестель был,  вместе с другими руководителями декабристского движения повешен, 13 (25 по новому стилю) июля 1826 года в кронверке Петропавловской крепости.

«В 1826 году доска, на которой было записано имя Пестеля, как первого по выпуску, была разбита и уничтожена, а взамен ея сделана новая, на которой помещено имя Адлерберга, как отличнейшего воспитанника».
(Пажи за 183 года (1711-1894). Биографии бывших вождей с портретами / собрал и издал О.Р. фон Фрейма. Фридрихсгам, 1894-1897. С.159)


Очень интересные детали «декабристского выступления», в своих воспоминаниях «Записки жандармского штаб-офицера эпохи Николая I», опубликованных в 1880 году, оставил Эразм Иванович Стогов.

Вот, что он рассказал о подробностях назначения Симбирским губернатором отставного капитана Загряжского:
«Кто такой губернатор Загряжский? Он был в отставке капитаном Преображенского полка. 14 го декабря он явился к дворцу.

Государь несколько раз посылал Якубовича образумить бунтовщиков и убедить их, чтоб покорились. Якубович шел к мятежникам, и Загряжский за ним.
Якубович, вместо убеждения, говорил: «Ребята, держитесь, наша берет, трусят, ура! Константин!», и бунтовщики кричали: «Ура, Константин и супруга его Конституция!»
Якубович возвращается и докладывает: «Изволите слышать, они с ума сошли, хотели в меня стрелять».

Так было несколько раз, и всякий раз ходил и один раз перевязал ногу платком, прихрамывая, будто его ударили по ноге.
 
Государь не забывал усердия и сказал в[еликому] к[нязю] Михаилу Павловичу: «Я видел усердие Загряжского, спроси его, чего он хочет?»
В. к. Михаил спросил Загряжского:
—Чего ты хочешь?
Загряжский, не задумавшись, отвечал:
—Желаю быть губернатором.
—Не много ли будет?
—Для государя все возможно!


И вот Загряжский чрез разные метаморфозы;—;губернатор в Симбирске. Это я знаю от него самого…

Загряжский был очень недурен собой, среднего роста, строен, всегда щеголь, образования — для гостиной, недурной актер.
Дела, бумаги — для него дело постороннее.
Застаю Загряжского, подписывает кучу бумаг:
— Как же это вы не читаете?
— Пробовал читать, ничего не понимаю; пробовал не читать;—;все равно, так лучше не читать результат один».

Интересные «кадры» назначались губернаторами в николаевскую эпоху, не правда ли?!

В январе 1826 года Загряжский был «уволен от военной службы для определения к статским делам»; служил в Сенате; «за усердную службу и особенные труды комиссии по коронации императора Николая I» был пожалован кавалером ордена Святой Анны 2 й степени; в 1829 г. был назначен управляющим тамбовскою удельною конторою; в июле 1831 г. перешел из удельного ведомства в Министерство внутренних дел и получил назначение губернатором в Симбирск.

Надо сказать, что Эразм Иванович Стогов и на склоне лет, когда были опубликованы его воспоминания, имел прекрасную память, чувство юмора и был превосходным рассказчиком.

Посмотрите, как он великолепно рассказывает о визите Николая Первого в Симбирск, где Стогов был жандармским офицером и отвечал за порядок в городе и губернии:

«Получено известие, что государь посетит Симбирск. Не описывать же мне, как готовился город к приезду государя: суета, хлопоты, белят, метут — всегда и везде один порядок…

За три дня до приезда государя народ из далеких деревень: татары, чуваши, мордва, русские на четыре версты заняли почтовую дорогу по обеим сторонам, тут и ночевали.
 
Государь приехал 22августа 1836 года, занял дом губернатора. [Граф Бенкендорф при встрече со мною обнял меня, называл по фамилии, назвал меня лучшим своим помощником и проч.]
С приездом государя весь народ города и дороги наполнил большую площадь перед домом губернатора и около собора.
Жандармы, полиция были спрятаны в соседних домах, но тишина и благонравие толпы были образцовые во все время. На другой день утром назначен прием…

 Дворян было столько, сколько могла вместить большая зала; дворяне помещались около стены с окнами, а служащие у противной стороны.
Государь вышел к дворянам и весело сказал:
— Ого, вижу, что я приехал в черноземную губернию, такой рост не везде встречается!
Нарочно или случайно, с головы ряда стояли человек 18 ростом выше государя…

Государь остановился перед бодрым стариком Петром Петровичем Бабкиным и сказал:
— Вашего мундира и я не знаю, скажите, какой это мундир?
— Вечной памяти матушки Екатерины, капитана Преображенского полка.
Государь поклонился и сказал:
— Славного вы роста.
— Я, государь, выше был, но осел.
— Как это?
— У меня обе ноги прострелены.
Государь с милостивою улыбкою поклонился…
 
Государь был очень милостив и весел; обратясь к дворянам, сказал:
— Господа, скажите, кто у вас был лучшим и любимым губернатором?
Все в один голос: «Жмакин!»
Государь обернулся к Бенкендорфу и сказал:
— Вот видишь, граф Александр, можно быть взяточником и любимым…

Когда государь приказал подать экипаж, народ прорвал цепь и, придя в исступленный восторг, наполнил плотно пространство между государем и экипажем; нас так сдавили, что мы едва не задыхались; у ног Бенкендорфа разрешилась женщина.

Бенкендорф, уже привычный к восторгам народа, но и тот испуганно сказал: «Да что же это будет, это сумасшествие».
Я сказал: «Пока не сядет государь, ничего не поможет».

 Долго пробирался государь к экипажу и тот к государю; народ, действительно, как безумный, не помнил себя, молился на государя, ложился к ногам, но только государь сел в экипаж и поехал, мы остались одни.
 
За экипажем все бежало; обгоняли и крестились, шапки, полушубки валялись на земле, восторг был невыразимый.
Замечу, после многих я спрашивал, для чего все бешено бросились к государю по окончании смотра?
Единогласно отвечали: все слышали, как государь крикнул: «Народ мой, ко мне!» — чего, конечно, не было.
 
Помню, один раз при выезде государя из дома какая то женщина побежала перед лошадьми, платок с головы сняла, машет им и кричит ура!

Вдруг споткнулась и упала почти под ноги лошадей и давай кричать караул.
Бенкендорф бросился к кучеру и осадили лошадей.
Государь очень смеялся.
От «ура» до «караул» — один шаг.

Замечу, во все время пребывания государя я не видал ни одного пьяного.
Государь пробыл в Симбирске трое суток; дворяне не забудут милостивого и ласкового внимания государя.
В городе остались памятники: прекрасный спуск к Волге, площадь около собора превратилась в гулянье с кустарниками и дорожками, но всего не рассказать и не припомню».


Не стоит удивляться тому, что Николай спокойно (и даже с юмором) вспомнил о взяточничестве  бывшего губернатора Жмакина.

Это было повсеместным и повальным явлением, и  никого особенно не удивляло.
Знаменитое выражение: «Не по чину берёшь!!!» было лишь дежурным упреком для наиболее «зарывавшихся» взяточников.

(Это стОит помнить нынешним плакальщикам по «России, которую мы потеряли». Далеко не все в ней «хрустели французской булкой» по утрам и вечерам…)


Отметим и то, как Николай Первый,  умел себя «подать» окружающим и всем своим подданным.
В отличие от своего неуравновешенного брата Константина, не стеснявшегося демонстрировать припадки бешеного гнева окружающим, Николай старался быть милостивым к простолюдинам (особенно «на публике»)  и строго спрашивать с тех, кто обличен был властью, полномочиями и проявлял даже малейшую небрежность,  или нерадивость в службе.

Вот несколько примеров.
Рассматривавшие дело о драке пажа Ржевского с отставным генералом Гловинским (об этой «битве» шла речь в прошлой главе) полицейские чины следственный пристав Карпов и майор Домрачев, в своем «всеподданнейшем рапорте»,  неосмотрительно процитировали выражения (всего лишь: «сукин сын» и «свинья»), которыми в пылу сражения обменивались благородные участники потасовки.

Полицейским чинам было строго указано на  недопустимость «запрещенных законом выражений», а на членов и Секретаря Надворного суда была наложена «пеня» за медленное окончание рассмотрения этого дела.
 
Всем судебным приставам было приказано «при производстве следствия бумаг с укорительными словами не принимать».

Другой пример.
28 ноября 1828 года, в 12 часов ночи (!!!) Николай Первый «осчастливил» Пажеский корпус своим посещением. (Именно так в «Журнале посещений Высочайших особ» именовались  визиты императоров в корпус.

Отметим кстати, что все русские императоры периодически и без всякого предупреждения посещали Пажеский корпус (в том числе и в ночное время, как видим) с проверками.

Причем приходили они всегда внезапно и без всякой охраны и сопровождения (!!!)что порой приводило к неожиданным (для проверяемых) результатам

Как вспоминал бывший паж В.Ф. Джунковский, только один раз, когда народовольцы развернули настоящую охоту на Александра Второго, он приехал в Пажеский корпус с охраной:
«Государь на этот раз приехал в корпус в карете, окруженный казаками своего личного конвоя. Ужасно тяжелое это производило впечатление». (Джунковский В.Ф.   Воспоминания (1865-1904) М. 2016. С. 292-293).

Порой эти императорские визиты приводили к различным трагикомическим казусам.
Вот и в этот раз, дежурный офицер поручик Ладыгин был в шинели, пара пуговиц которой оказалось не застегнутыми, а лакей, назначенный на смену, спал на полу в зале.

Государь Император изволил заметить: «Лучше было бы спать не а полу, а на скамейке». Все остальное было найдено в порядке.
На следующий день, «по повелению Государя Императора», поручик Ладыгин  был арестован, «за неисправность на дежурстве 22 ноября» на СЕМЬ дней, с содержанием на гауптвахте.

Что ж, со спящего (да еще на полу) швейцара спроса никакого не было, а вот дежурный поручик, отвечавший за порядок, был строго наказан.

Вот такой вышла тогда императорская проверка.
В данном случае она оказалась по-настоящему «внезапной» и плачевной для поручика Ладыгина.
Так, в общем-то, и должно быть, конечно.


Сделаю довольно большое отступление от основной темы, чтобы рассказать о разных видах и приемах внезапных проверок, которые мне доводилось видеть в армии.

В начале 80-х годов мне доводилось несколько лет прослужить замполитом зенитно-ракетного дивизиона в Эстонской ССР, который стоял на берегу Финского залива.
Служба тогда была организована так:
- 45 суток дивизион нес боевой дежурство в «Готовности №2».
Это означало, что в случае обнаружения боевых воздушных судов противника, или при объявлении  «Готовности №1»,  дивизион через 5 минут (!!!)  был обязан открыть огонь своими дежурными ракетами по целям на дальней границе зоны поражения комплекса.

(Именно так и было записано в Боевом приказе о заступлении дивизиона на боевое дежурство.
За невыполнение этого требования и в мирное время можно было запросто «слететь с должности и получить партийное взыскание, в придачу).
 
А ведь для этого еще надо было включить аппаратуру (станцию наведения ракет и станцию разведки и целеуказания), провести контроль функционирования этих станций (а он для СНР составлял около 4-х минут) и обеспечить прибытие всех лиц полного боевого расчета на рабочие места.
И готовности эти регулярно (и внезапно) днем и ночью объявлялись с командного пункта нашей бригады, или корпуса, или КП нашей армии.

А для того, чтобы мы «не скучали», нам периодически присылали на УАЗиках по 4-5 проверяющих офицеров, которые заезжали прямо на боевую позицию зрдн и придирчиво «фиксировали» время включения аппаратуры, её исправность, полноту контроля функционирования и точность обнаружение самих целей (которые порой, были реальными, для этого использовалась наша боевая авиация с близлежащих аэродромов).

И если о грядущем прибытии группы проверяющих из нашей бригады, иногда можно было, «по дружбе» узнать, то проверяющие из корпуса и армии ВСЕГДА приезжали внезапно для нас.  (В том числе и ночью).

На практике, для нас это означало то, что в течение этих 45 суток дежурства в «Готовности №2» никто не имел права выехать из леса (где и стоял дивизион) даже в ближайший поселок.
В экстренных случаях,  для таких отлучек требовалось личное разрешение командира бригады с указанием времени и места, куда он разрешал отлучиться офицеру.

В состав дежурной боевой смены входило 9 человек (1 - офицер наведения и 8 солдат – операторы, дизелист, связист, «стартовики»), которым полагалось находиться на рабочем месте круглосуточно.
 
Даже для того, чтобы дежурящий на пункте управления (ПУ) офицер мог сходить «по нужде» в кабинку полевого сортира, находившегося в 50 метрах от ПУ, ему нужно было каждый раз по «громкой связи» сообщить об этом и получить разрешение оперативного дежурного бригады.
Для приема пищи (обед и ужин) дежурный офицер мог на время подмениться с другим  офицером своей батареи и бегом сбегать домой, чтобы поесть и вернуться.
 
Но ввиду хронической нехватки офицерского состава (отпуска, перемещение по службе в другие дивизионы, болезни, командировки, убытие на «целину» (ежегодное мероприятие) и т.п., обычно все эти 45 суток «через день» дежурили только 2 офицера. 
На следующий день после суточного дежурства (а спать на нем вообще не разрешалось) сменившемуся офицеру нужно было хотя бы выспаться, чтобы на следующее утро снова заступить на дежурство.
 
Поэтому, чтобы не беспокоить сменившегося, обычно дежуривший начальник боевого расчета обедал, ужинал и завтракал прямо в кабине, по солдатской норме довольствия, то что всему боевому расчету приносили в термосах с кухни.

Для этого его, на эти суточные дежурства, «ставили на довольствие» и за питание с него высчитывали (как и полагалось) по одному рублю.  Вроде бы и немного, верно?!
 
Но «юмор» данной ситуации состоял в том, что «вознаграждение» за несение боевого дежурства состояло в … 50 копеек в сутки!
Так что офицер, отдежуривший 22 суток «через день» (из 45, которых мы дежурили в готовности № 2) оставался еще и «должен» казне 11 рублей, которые с него финансисты аккуратно высчитывали.


(Для понимания финансового «благополучия» офицеров советской эпохи скажу, что старший лейтенант на должности начальника расчета, за вычетом всех налогов и взносов, получал что-то около 250 рублей.
Практически у всех были жены и маленькие дети. Женам в глухом лесу, где стояли дивизионы, никакой работы найти было невозможно.
Вот так и жили.

Причем так в Войсках ПВО (и зачастую в очень тяжелых бытовых условиях: в домах печки-буржуйки, которые надо было топить угольком, вода из колодцев, сортир – на улице, электричество – от дизелей и т.д.) люди служили на протяжении многих десятилетий…)

Да, а что же было после того как мы отдежуривали «свои» 45 суток?!
Нас переводили на несение боевого дежурства в «Готовности №3». Что означало, что мы должны были быть готовыми открыть огонь дежурными ракетами не через 5 минут, а через  30 минут!!!

А остальное все оставалось по-прежнему, только чуть полегче было офицерам отпроситься у комбрига  в город (хотя бы к зубному врачу), а солдат (человек 10) сводить в культпоход в какой-нибудь окрестный поселок.
Зато на это время добавляли несение гарнизонных караулов, куда приходилось ездить за 100 км по Таллинскому шоссе, проезжая через 4 города.


Пишу я об этих «непростых» условиях не для того, чтобы жаловаться на них, или ностальгировать.
Давно уже нет тех дивизионов, и их техники и боевых позиций…

Все это наши лидеры в начале 90-х раздарили «не за понюх табаку», и на бывших советских аэродромах в Эстонии - Тапа, Тарту, Хаапсалу, Эмари, да и других, сейчас базируется авиация НАТО.

А от Нарвы до Питера по прямой всего 135 километров.
Подлетное время для крылатых ракет, которые могут лететь над акваторией Финского залива на высоте 15-20 метров, практически «нулевое»…

В случае, не дай Бог, какого-то конфликта, это тоже может быть очень серьезной внезапностью.


Прошу прощения за столь длинное отступление от темы, но вопрос «внезапности», в ее недавнем исполнении у нас, давно вызывал у меня недоумение.

Помните, как примерно с 2015 года, нам по ТВ регулярно показывали бравурные репортажи о «внезапных проверках» которые проводились руководством МО?!

Журналисты это всячески расхваливали, хотя «внезапность» у таких помпезных проверок, с привлечением СМИ – довольно условная, мягко говоря.
Да и сами репортажи о них не слишком-то впечатляли: показывали длинные колонны боевой техники и грузовиков с солдатами, которые куда-то ехали по дороге.

Ни авиационного прикрытия их (хотя бы вертолетами), ни боевого охранения, ни дежурных сил ПВО, которые бы прикрывали эти марши, в репортажах видно не было.
Надеюсь, их нам просто не показывали, из особых соображений…


Ну и в заключение этого рассказа о разных типах внезапных проверок, чтобы не завершать его «на печальной волне», кратко расскажу популярную (в Войсках ПВО) историю, как Маршал Д.Т. Язов, будучи Министром обороны СССР «осчастливил» своим визитом гарнизон, где располагалось Управление 3-й ОА ПРН (предупреждения о ракетном нападении).

Дело было жарким летом 1989 года.
 
Язов, вообще-то собирался приехать с проверкой на знаменитые курсы «Выстрел», (где его и ожидали) но его водитель, по какой-то причине, перепутал поворот на Ленинградском шоссе и вместо «Выстрела» приехал к КПП перед военным городком нашей (жутко секретной тогда) армии.


Подробные детали этого визита существуют в виде многочисленных «изустных» рассказов и анекдотов.

На армейском КПП дежурил солдат-прибалт, дисциплинированный, исполнительный и слегка туповатый, как многие из них.
Началось с того, что поначалу этот боец, увидев подъехавшую кавалькаду машин, подошел к первой из них, представился, как и полагается адьютанту Маршала и потребовал пропуск!
Адъютант показал ему, в окно машины маршальский «пропуск-вездеход», но боец заспорил с ним, говоря что образца такого пропуска у него на КПП нет и он машину пропустит не может.
В итоге Язов рявкнул на упрямого прибалта. 
Тот открыл ворота и пошел звонить дежурному по Управлению, чтобы доложить, что к ним приехал Маршал Язов.
 
Время было обеденное, дежурный по Управлению обедал дома, а вместо него в дежурке сидел его помощник, в звании майора, который млел от жары и расслабился, расстегнув китель, развалившись на стуле и водрузив свои ноги в сапогах на стол.
Услышав доклад прибалта, он решил, что солдат на КПП или пьян,  или его разыгрывает, и начал его «воспитывать», используя все богатство русского языка.

И тут в Управление зашел сам Маршал Язов, который кстати, как все знали, обладал крутым нравом.
Его фамилию ЯЗОВ тогда в войсках расшифровывали так: Я Заставлю Офицеров Вспотеть!
(Очень уж любил Дмитрий Тимофеевич чтобы офицеры в летнюю жару ходили на службе в кителях, сапогах и портупеях, вот они и потели!)

Говорят, что майор, увидев Язова, временно потерял дар речи и не смог ничего толком Маршалу доложить.

Потом помдеж слегка очухался и смог вымолвить, что «все на обеде».

«Не будем терять времени. Пойдем посмотрим, как он у вас организован», - принял решение Язов и, во главе своей свиты, отправился в сторону солдатской столовой.

В это время из столовой, в направлении свинарника, ехала чахлая лошаденка, запряженная в грязную телегу, на которой было установлено огромное корыто с пищевыми отходами.  (Их из столовой ежедневно доставляли в «подсобное хозяйство», свинкам.)

Управлял этой повозкой, в просторечье именуемой «парашей», знаменитый прапорщик хозвзвода Крахмалов, который ввиду его безграничной тупости, использовался исключительно в качестве старшего этой самой «параши».

Вот именно он и «осчастливил» Маршала Язова  (и его свиту) своим появлением.
Крахмалов, державший вожжи в правой руке, левой - лихо отдал честь Маршалу, глупо улыбаясь и преданно глядя на него.

«Параша» медленно проехала мимо потрясенной свиты Язова, и суровые проверяющие продолжили свой путь к столовой.


Разумеется, в это время вовсю звонили телефоны и бегали посыльные, оповещая командование Армии о внезапном визите  грозного Маршала.

У столовой Язова уже ожидали, срочно одевшиеся по всей  форме (сапоги, китель, портупея), командующий Армией, ЧВС и все заместители, кроме заместителя командарма по тылу.
Его сапоги, по какой-то причине, оказались в банно-прачечном комбинате, и оплошавший тыловик со всех ног бежал туда за ними.
(Появиться перед Язовым без сапог, разумеется, было немыслимым делом).

Ответственным за организацию обеда в этот день был заместитель командира части обеспечения КП Армии полковник Головнюк.
(Он не так давно был переведен на эту должность из одной из отдаленных частей Армии, где служил командиром, и его отчего-то, сильно «недолюбливал» и старался всячески «ущемить» заместитель по тылу командарма (который в этом момент все еще надевал в бане свои сапоги, чтобы предстать перед Министром "по всей форме").

Язову по очереди представились командующий Армией и все заместители.

Полковник Головнюк тоже подошел к Язову чеканным строевым шагом и образцово доложил ему, об организации обеда в части, завершив свой доклад, как и полагается своей фамилией: «Полковник Головнюк!»

Язов сурово посмотрел на него, но остался доволен его внешним видом и бравым докладом.

В этот момент, с противоположной стороны столовой, появился запоздавший заместитель командарма по тылу. 
Багровый от нервного напряжения и жары, полковник издалека перешел на строевой шаг, подошел и представился Язову:
«Товарищ Маршал Советского Союза. Заместитель командующего по тылу полковник… Головнюк!»

(Видимо, от волнения и стресса его «замкнуло» и он, с перепугу, вместо своей, почему-то назвал фамилию своего недруга).

Язов удивился и вопросил, сурово глядя на обеих Головнюков: «Так вы что, братья?!»

«Никак нет, товарищ Министр обороны, - так же браво ответил настоящий Головнюк, с ненавистью глядя  на своего недруга.  «У него – другая фамилия!»

Тогда  Язов воззрился на лже-Головнюка и грозно его вопросил: «Так вы что, хотите уйти от ответственности?!»

 «Никак нет, товарищ Министр обороны, у меня действительно другая фамилия»,  - упавшим голосом ответил армейский тыловик.

После этой нервической сцены вся свита во главе с Язовым проследовала в штаб Армии и деталей дальнейшего разбирательства со лже-Головнюком нам неизвестны.
Через пару месяцев приказом Министра обороны он был снят с должности.

Вот такая тогда получилась «внезапность»…




Вернемся однако, к рассмотрению основной темы данной главы о событиях николаевской эпохи в стенах Пажеского корпуса.
 Как уже говорилось, одним из методов воспитания нерадивых (или ленивых)  пажей, было  размещение их фамилий на специальных «черных» досках в каждом учебном классе.
1 марта 1841 года Николай Первый снова «осчастливил» Пажеский корпус своим посещением.
В рапорте об этом было записано, что император повелел стереть с черных классных досок имена пажей Гогеля и Сысоева 2-го («обессмертив» их, таким образом, для истории).

Император сначала созвал отличившихся пажей и сказал: «Будьте уверены, что я впредь ваших имен не забуду», а отстающим заявил: «…всю вину вашу беру на себя: но помните же, что уже теперь я за вас отвечаю».
(Пажеский корпус за сто лет/ сост. Д.М. Левшин Т1. СПб., 1902, С.403)

Умел, что и говорить, грозный император «подать себя» и понравиться подданным!


Можно возразить, что в спокойной, мирной обстановке, в окружении восхищенных и обожавших его пажей, нетрудно было совершать красивые поступки.

Давайте посмотрим как Николай Первый умел действовать в экстремальной обстановке.
В 1829 году в Индии, в долине Ганга началась вспышка холеры, самого смертоносного, в XIX веке, заболевания.
Она быстро переросла в пандемию и в 1830 году добралась до России. Скорее всего, это было связано с возвращением из Азии русской армии, после нескольких лет войн (сначала с персами, потом с турками).
Из Персии холера проникла летом 1830 года в Тифлис и в Астрахань.

(Только по официальным данным, из 466 457 заболевших в России холерой,  умерло 197 069 человек).
Эпидемия холеры быстро распространилась по России,  вызывая панику и «холерные бунты» среди населения и даже в царской армии.


24 сентября 1830 года «собачья смерть» пришла в Москву. Уже через 3 дня император Николай I покинул столицу и отправился в «белокаменную», чтобы не допустить повторения чумного бунта 1771 года. Торговля в городе прекратилась, банки перестали проводить платежи.
Император оставался в Москве до 7 октября, чем предотвратил распространение паники.
 
Мужество императора вызвало горячий отклик у подданных, о чём свидетельствует стихотворение Пушкина «Герой», подписанное: «29 сентября 1830 года. Москва».
Между тем, к 13 ноября 1830 года, холерой заразились 4500 москвичей, из них 2340 умерли, а 818 уже выздоровели.


Ужасная болезнь не щадила никого:
В конце мая 1831 года командующий русской армией, занимавшейся подавлением Польского восстания, генерал-фельдмаршал И. И. Дибич-Забалканский заболел холерой и скончался.

(13 июня в Польшу прибыл новый главнокомандующий русскими войсками, бывший воспитанник Пажеского корпуса, генерал-фельдмаршал И. Ф. Паскевич-Эриванский, который наголову разгромил польскую армию.
25 августа Паскевич начал штурм Варшавы, в ходе которого он был ранен ядром в левую руку.

26 августа Паскевич направил Николаю I депешу, которая начиналась словами:
«Варшава у ног Вашего Императорского Величества».
Выбор Паскевичем курьера был символичным — победную реляцию доставил императору штабс-ротмистр Александр Суворов — внук великого полководца.
 
За эту победу именным высочайшим указом от 4 (16) сентября 1831 года, главнокомандующий действующей армией, генерал-фельдмаршал, граф Иван Фёдорович Паскевич-Эриванский был возведён, с нисходящим его потомством, в княжеское Российской империи достоинство, с титулом светлости и наименованием Варшавский.
Полным его именем с этого времени стало светлейший князь Варшавский, граф Иван Фёдорович Паскевич-Эриванский.
 
После сдачи Варшавы война продолжалась недолго; отдельные отряды польских войск были рассеяны или обезоружены, а главная армия польская, стоявшая близ Модлина, была оттеснена Паскевичем в Пруссию, где и сложила оружие).


Пытавшемуся «усидеть на двух стульях» в своем Бельведерском дворце, в Варшаве, в.к. Константину, после начала Польского восстания, чудом удалось избежать смерти от рук поляков, и он был вынужден бежать из Царства Польского в Россию
3 (15) июня 1831 года в.к. Константин Павлович прибыл в Витебск, где поселился во дворце губернатора.
Через полторы недели великий князь заразился холерой и, промучившись 15 часов, умер 15 (27) июня.


В апреле 1831 г. появились первые признаки холеры в Петербурге, вызвав здесь страшную панику.
 
Внезапность действия болезни, её ужасные симптомы и то обстоятельство, что она непосредственно развивалась после дурной пищи и холодного питья, породили мысль, что люди заболевают и умирают вследствие отравления, в чём участвуют доктора и полиция.
 
А так как появление холеры в Петрограде пришлось на время восстания,бушевавшего в Царстве Польском, то огромное большинство жителей столицы приписывало эти мнимые отравления непосредственному действию, а также подкупам поляков.
 
По всему городу разошлись и повторялись слухи о том, как поляки ходят ночью по огородам и посыпают овощи ядом; как, незаметно проходя в ворота домов, всыпают яд в стоящие во дворах бочки с водою; как зафрахтованные мятежниками корабли привозили целые грузы мышьяку и всыпали их в Неву и т. п.

 Взволнованные толпы народа ходили по улицам и всякого, кто им казался почему-нибудь «холерщиком», били и истязали, нередко до смерти.

На Сенной площади Петербурга 22 июня (4 июля) 1831 года произошёл холерный бунт.
Толпа, в этот день собравшаяся на рыночной площади, направилась громить центральную холерную больницу, на Сенной площади, которая  была разорена, а несколько медиков и полицейских – убиты.
Дело дошло до того, что в течение целых трёх суток полиция и доктора прятались, и рассвирепевший народ делал, что хотел. На Сенной площади были выстроены войска и расставлено оружие.

На усмирение бунта генерал-губернатором Санкт-Петербурга графом П.К. Эссеном были направлены войска: Сапёрный батальон, Измайловский батальон и взвод жандармов.
Под дулами солдат бунтовщикам пришлось остановиться, после чего на Сенную площадь приехал император Николай I.
 
По словам графа А. Бенкендорфа, «государь остановил свою коляску в середине скопища, встал в ней, окинул взглядом теснившихся около него и громовым голосом закричал: „На колени!“

Вся эта многотысячная толпа, сняв шапки, тотчас приникла к земле.
Тогда, обратясь к церкви Спаса, он сказал:
 
„Я пришёл просить милосердия Божия за ваши грехи; молитесь Ему о прощении; вы Его жестоко оскорбили. Русские ли вы?
Вы подражаете французам и полякам; вы забыли ваш долг покорности мне; я сумею привести вас к порядку и наказать виновных.
За ваше поведение в ответе перед Богом — я. Отворить церковь: молитесь в ней за упокой душ невинно убитых вами“…
Толпа благоговейно поклонилась своему царю и поспешила повиноваться его воле».

Впечатляет, не правда ли?!
(Этому событию был посвящен один из горельефов на памятнике Николаю Первому, установленному на Исаакиевской площади).


Приведем еще несколько интересных фактов  из истории Пажеского корпуса в николаевскую эпоху.

Из Отчета о состоянии Пажеского Его Императорского Величества корпуса за 1839 год, мы узнаем, что в этом году в Гвардию и войска было выпущено всего лишь 33 пажа. При этом офицеров-воспитателей, профессоров и учителей в корпусе было 46 человек.
Прислуги, в том числе нижних чинов и офицерских денщиков – 154 человека.
 
(Пажам, кстати, разрешалось иметь одного слугу (из нижних чинов)  на 4-5 воспитанников. Эти слуги занимались их бытовыми вопросами и бегали в лавки, по их поручениям).

Там же приводятся сведения о размерах денежного  поощрения за 1839 год (в тексте Отчета граф Игнатьев именует это: «Всемилостивейшие награды»).
Так, командир роты капитан Жирардот получил единовременно 600 рублей ассигнациями (большая сумма по тем временам);
- учитель Ситуации полевой инженер, штабс-капитан Реймерс – единовременно 425 рублей;
- учитель естественной истории, надворный советник Семенов – 750 рублей;
- бухгалтер 12 класса Войтов – 400 рублей;
И так далее.
Сам директор Пажеского корпуса генерал-майор Игнатьев получил орден Св. Анны 1-й степени, а законоучитель – наперсный крест.


Но, наряду со щедрыми наградами, с должностных лиц Пажеского корпуса был и строгий спрос за самые «незначительные» проступки.

Так,  тот же самый капитан Жирардот, который в 1839  году получил от императора 600 рублей наградных, 1 мая  1846 года, уже будучи подполковником, был арестован (!!!) директором Пажеского корпуса графом генерал-майором П.Н. Игнатьевым.
В рапорте Игнатьева об этом говорится:
«Командир роты, подполковник Жирандот арестован мною на неделю, за то, что на ученьи вчера бывшем, вверенная ему рота оказалась не выученной». (РГВИА. Ф. 318. Оп.1 Д.1237. Л.2.)
Вот такая «маевка» получилась у подполковника…

Ну и еще один «денежный» вопрос, в завершение этой главы.
Интересно соотношение курса рубля в ту эпоху (ассигнациями и серебром)
В отчете графа П.Н. Игнатьева оно указано:
«Для большей удобности в переложении на серебро сумм, следующих на жалование, 100 рублей ассигнациями считать 28 рублей 60 коп. серебром».


В следующей главе рассмотрим некоторые малоизвестные бои и сражения времен  Крымской войны на Балтийском море.

(Продолжение: http://proza.ru/2025/04/28/691)