Как встреча у нас печальна. Рецензия Игоря Льва
"Как встреча у нас печальна"
Итак, я вникаю в стихи Сергея Радченко неким ПОСТРОЧНЫМ методом. Беру строчку за строчкой и в каждую последовательно вдумываюсь-вчувствываюсь. Это ничего, что последующая строчка меняет смысл предыдущей. Пока я позволяю себе понять строчку очередную так, как выстрелят мои ассоциации, я успеваю пропутешествовать в одну из глав-отделов самого себя – в сокровища, которые хранит-таит моя память неведомо мне-будничному.
Я думаю, что умудрился подковырнуть механизм сна. С их блаженными моментами-составляющими в том числе. Так вот мне как будто начала открываться счастливая часть сно-феномена.
И, кстати, во сне именно так и получается: сначала один сюжет отыгрывается, но приходят новые детали – случайно вроде бы приходят – и спонтанное воображение тут же переодевает целое – сюжет на ходу меняется, всё перелицовывается и некая неизменная линия (вроде фабулы) продолжается уже в другом сюжете. И что за беда, если идёт череда разных историй внутри одной? Этот калейдоскоп лишь показывает, что не в отдельных случаях дело, в какой-то общей им всем архетипической формуле. Так я выхожу на собственные сущности – восходим вроде бы от единичного, похожего на конкретное, к абстрактному общему, но на каждый из эпизодов постигается в его сути, оказывается, что он понят был абстрактно – шаблонно – и лишь постижение его закона, общего многим случаям, только и даёт истинное его понимание – как индивидуально-неповторимого. Лишь когда чувствуешь единство многого, тогда проникаешься красотой единичного. Это для меня иллюстрирует метод восхождения от абстрактного к конкретному. А, между прочим, автор наш, из-за которого мы тут, Эвальда-то Васильевича почитал.
Короче, читаю строчку и представляю, что эта строчка – это некое послание персонально мне свыше. А стих данный – лишь посредник-способ такой вот божественной почты.
Читаю, что встреча наша печальна, и вдумываюсь – всматриваюсь в своё и нынешнее, и былое, которое и ныне во мне: о какой МОЕЙ встрече идёт речь? И я перебираю в памяти свои встречи - такие, которые взвивались во мне печалью до небес.
Вот одну такую себе высветил – вспомнил – осознал – обозначил. И ещё одну - на всякий случай. И ещё. Теперь я знаю, о чём тут речь. Главное – я вспомнил, я почувствовал эту самую высокую печаль – не только мою, не только здешнего, а и всякого персонажа всей-любой поэтики.
Я отучаю себя играть во всеобщую эту игру "Что автор этим хотел сказать?" Вместо этого у меня вопрос «Что я чувствую, если знаю, что это написано обо мне? Сказано кем-то, кто лучше меня меня знает».
Итак, печальная встреча - я и Она. И грусть моя вселенская. Небо летнее, бездонной чернотой, шелест ночных южных дерев - они аккомпанировать счастью привыкли. Это и есть моё счастье - Она, живая, пульсирующая....
"Но всё же ты мне улыбнись"
Это кому из них я мог такое сказать? Ей? Той, про которую уже подумал после первой строчки? Да, она мне улыбалась. В этой её улыбке всё и дело. Улыбка та для меня была всё обещающей, всё открывающей, всё начинающей. А встреча тут же твердила, что такое невозможно.
Вот опять открытие - я понял ту её улыбку. Словечко "всё же" и означает – не смотря на невозможность счастья. Улыбка несмотря на невозможность. Улыбка-то - про возможность. А печаль встречи-то - про недоступность такого доступного. Тогда плоть-то её так обжигающе-облегающе - до перехваченного горла моего вонзила меня в неё. И чего же большего мне хотеть – ведь моменты настоящего мне небо предоставило.
"Мы снова начнём начало. Совместную нашу жизнь"
А это про какой мой случай-момент? И тут я поплыл. Он уже передо мною, я понял, про что тут. Она в объятьях моих и нисколько не против. Не вырывается, замерла, прислушивается. Неужели? - я думаю. И вот мы уже идём к автобусу - это последний автобус, ночь над нами... ах, какая ерунда – думаю я сейчас – какой-то там «последний автобус» – с вечностью-то в сравнении. Что я за глупец. Тем более, что пешком до метро всего лишь полчаса. Она идёт и я чувствую – не спешит. Она мне послушна. Неужели нам можно сначала? Новым началом...
И я переигрываю эпизод снова: печальна наша встреча, говорите... Да, я ещё днём тогда, в автобусе, заметил её со спины – в подсознании и стрельнуло – Настя? Или для Насти, мол, стройна слишком? Неужели Настя такая была со спины? У меня была такая? Неужели?
И вот мы шагаем вместе в ночи – и она не спешит. А ведь я испугался этого именно – снова начинать нашу совместность. Теперь только понимаю, стиху благодаря.
«Ты снова плечом коснёшься»
Сентябрь. Тень дерева, скамейка. Её плечо. И запах её волос – йодом крымского моря.
«И, ускоряя шаг, по этой узенькой тропке
Заросший пройдём овраг»
Мне хочется «узенькую тропку» понимать метафорически – мол, пройдём сквозь обычно неизбежную смерть любви. А вот мы, мол, минуем такую гарантию. Хоть дорожка и нитевидная. А заросли невозможностей так и прут отовсюду рассудочными «нет».
«И так, чтоб не слышно нежность,
Негромко скажу тебе»
В метро, прислонясь, где «Не прислоняться», сквозь пальто её стройность рукой ощущая, на ушко ей под скрежет-гул, говорить, что она для меня – ловко пользуясь возможностью говорить негромко – чтоб голос не задрожал.
«Как всё сейчас безмятежно»…
Как я оказался дома среди былой неустроенности. Обрёл свой космос. Как мир завершается, когда я вот так, зажатый толпой, но она, существо её всё передо мной, а в нём всё, что мне только и надо.
«В лицах»…
То есть, в мире людей как раз.
«…листве, траве»
Я знаю эти состояния. Когда я с нею, мир завершается, смысл обретает. Он льётся в меня, наконец-то, окружающий пейзаж. А я вдруг постигаю каждую его деталь, считываю замысел божий ли, художника ли – всё потому, что рядом она. А когда не было рядом со мной никого, то и красота мира, если она меня пронзала, жаждала кого-то рядом, но рядом было пусто.
«Наверное, лето в осень не хочет переходить»
Это о том, что время остановилось. То самое мгновение, которое прекрасно, случилось со мной.
«И как хорошо нам вместе
Вот так вот идти.
И жить»
И жить. Не было бы этих строчек, если бы это самое «жить» получалось бы. Строчки и нужны, чтобы однажды получилось. У кого-нибудь.
«И не дождусь ответа. И голоса твоего»
Кстати, да. Они всегда молчат. Лишь очень слегка улыбаются. Будто знают заранее, что ничего этого не будет. Хотя потом будут слёзы именно её. Окажется, что она поверила. Лету.
«Лето уходит. Лето
В осень почти ушло»
Это факт. Просто факт. А почему так, это другой вопрос. Ну, я-то знаю, что дело только во мне.
«Лишь образ твой рядом. Возле
Присутствует, молчалив»
Говорят мне, что лето моё – уже почти осень. А осень – это что? Осень – это пожинание плодов, жатва. А лето – что? Радость от наличия, от обилия того, что будет потом? Наслаждение родником, из которого пьёшь, но ещё не напился?
Образ да, рядом-возле. Лишь.
«И робко рябины гроздья
Краснеют. Как мой призыв».
Как известно, «костёр рябины красной», «никого не может он согреть». Робко краснеют – стыдясь? Призыв? К тому, чтобы жить вместе? Проходя, как меж двух огней, по струночке тропинки, между – какими такими Сциллой и Харибдой? Догадываюсь пока, что между романтическими страстями и неумением любить в настоящем.
Свидетельство о публикации №225041201562