Воскресный обед на четыре персоны. Глава 8

Когда забрезжил рассвет, я больше не имея сил ждать, прилегла на край дивана и забылась сном.
Проснулась от тявканья таксы подо мной и села на диване, не понимая, где я и что со мной.
Балкон был настежь открыт, на нем сохли Мишкины вещи, которые он забрал из дома, уйдя от жены.
Я вытянула шею в сторону кухни и прислушалась. Ни звука.
 Только такса лает так, что барабанные перепонки звенят. От такого внезапного и резкого пробуждения сразу заболела голова.
Я еще с минуту посидела, обхватив ее руками, потом  встала, дошла до серванта, где за стеклом стояла шкатулка с лекарствами.
Взяла таблетку анальгина, сунула в рот. Таблетка была ужасно горькой.
Надо было дойти до кухни и запить ее водой.
Я босиком, неслышно  вышла в кухню.
Мишка спал за кухонным столом, положив огненную голову на руки.
Я, не дыша, обошла его и налила себе воды. Вернулась в комнату и вытянулась на диване, ожидая, когда боль в голове уймется.
Наверно, я снова забылась сном, потому что увидела маму.
 В детстве она часто мне снилась и всегда одинаково: сидела в лодке, что проплывала мимо меня и плела венок из ромашек. Иногда во сне на веслах сидел отец, иногда дядя Толик, что был третьим в день их общей гибели.
И всегда я видела одно и то же - лодка плывет себе и плывет. Я бегу по берегу, тяну к лодке руки и кричу, чтобы они причаливали, вот, мол, я!
 А они меня не слышат, не замечают и говорят - говорят между собой, смеются даже.
Так и уплывают от меня вниз по течению, пока не перестают быть видны.
А в этот раз мама приснилась одна, без папы и так странно - в интернате, где я жила до наступления восемнадцати лет.
Снилось, что она расчесывает мне волосы в коридоре перед зеркалом. И что она такая же девочка, как и я, ничем от меня не отличается, но я почему-то знаю, что она - моя мама.
 И сзади нас кто-то стоит еще и пристально на меня смотрит, а я пытаюсь разглядеть, кто бы это мог быть и потому не смотрю на маму.

Я открыла глаза и поняла, что надо мной стоит проснувшийся Мишка и в упор разглядывает меня.
-Доброе утро! - сказала я и села на диване.
Голова все еще болела, но уже не так сильно; боль затаилась где-то в глубине и так ее вполне можно было вытерпеть.
-Не знаю, доброе ли? - поморщился Мишка и присел  на краешек дивана у меня в ногах. - Башка трещит, жуть! Перебрал вчера, дорвался…Уж извини, подруга, такой день выдался тяжкий…
Ничего, - сказала я кротко, - бывает и такое. Зато сегодня выходной и есть возможность отдохнуть, как следует, выспаться. Я в порядке. А тебе могу уступить диван - ты не спал толком, не ложился…
-Да, - Мишка кивнул, соглашаясь. - Наговорили друг другу всякого, аж вспоминать не хочется… Конечно, ни в какой интернат не поеду - куда я такой за руль?
-Может, завтра полегче будет? Еще ведь завтра выходной? - спросила я с надеждой.
-Завтра мне уже уезжать надо.
- Ты возвращаешься домой?
- Нет, я к другу, в Якорную щель, под Сочи. К армейскому корешу. Давно зовет. Вот и повод, как раз хороший. Мы уж созвонились, ждет он. Безлюдно там еще, сезон только-только начинается…Пляжи пустые - ммм, мечта!
-Под Сочи? Здорово! Миш, а может, подождал бы маленько? У меня через месяц отпуск, я вот, как раз раздумываю - куда бы мне? Глядишь, вместе и поехали бы, а? Я ведь там могу, наверно, снять комнату, чтобы вам не мешать?
Мишка подвигал желваками: - Ой, что  тут ждать, Надьк? Я уж с ним договориться успел! Переигрывать все сложно. Кто знает, что у него через месяц будет, что у меня через месяц будет, что у каждого из нас будет? Вишь, и так опаздываю везде! От этого вся жизнь наперекос!
-У меня все по-прежнему будет через месяц. А ты езжай, раз договорился. А захочешь вернуться - мой дом для тебя всегда открыт. И ничего не изменится.
-Давай пока прекратим, - Мишка тяжело вздохнул и опустился на диван. - Я покемарю немного, прости уж по старой дружбе, дурака…Все планы тебе спутал! Ты, небось, не так эти дни провести хотела!
- Я не стану говорить тебе, как я хотела. Тебе спать надо. Спи. Столько, сколько нужно. Ложись сейчас же!
-А ты?
- А я буду делать то, что собиралась. Все, давай пока прекратим.
Я решительно вышла в кухню, прикрыв дверь к Мишке и остановилась, абсолютно не зная, что делать и куда себя девать, пока он спит.
Потом появилась абсолютно здравая мысль - перегладить белье с балкона. Это вполне можно было сделать на кухне и я прокралась назад, в комнату за утюгом и поняла, взглянув мельком на Мишку, что его пушкой не разбудишь.
Можно и не красться.
Уже не таясь, я поснимала вещи с веревок, перенесла весь ворох на кухонный стол, рядом  на свободном пространстве раскинула гладильную доску и принялась за глажку.
Каждую Мишкину вещичку я неспешно раскладывала на доске и проглаживала, словно детскую распашонку с обеих сторон. Подносила к лицу и прислонялась щекой .
Наглаженное складывала в аккуратные стопки - верхнюю одежду отдельно, белье отдельно.
Появилась шкодливая мысль - оставить что-то из вещей на память, но я так и не смогла придумать, что и отказалась от идеи.

Покончив с бельем, я решила напомнить Мишке о детских годах и затеяла тесто для плюшек, что пекла нам к полднику тетя Зина.
Изредка я напоминала о тех временах себе самой и тогда пекла сразу два противня плюшек.
Их мне хватало на неделю, да и на работе, куда они брались к обеду, их жевали с удовольствием, несмотря на наше сладкое производственное изобилие.
Они были ничуть не хуже интернатских, с той лишь разницей, что нам давали каждый день по одной, а тут я могла их есть до отвала, что и утешало меня в трудные минуты жизни.
Внизу визгливо лаяла такса, видать, ее для чего-то закрыли в кухне и она возражала, а я вздрагивала от ее лая и боялась, что Мишка проснется.
Боялась напрасно - Мишка спал до сумерек.
Я понимала, что мне осталось несколько часов, чтобы побыть рядом с ним, раз он решил ехать в эту Якорную щель и, покончив с кухонной возней, неслышно вернулась в комнату.
Разглядывать сонного Мишку я сочла неприличным.
Мне еще в детстве бабушка внушала, что во сне человек особенно беззащитен и нельзя на него пристально смотреть.
Было понятно, что и, уставившись, вопреки бабушкиным наставлениям, я все равно не смогу на него насмотреться.
Я тихо опустилась на пол и прижалась спиной к стенке возле Мишкиного изголовья.
Мне было слышно его ровное дыханье и этого было более, чем достаточно.
Я могла так просидеть до утра, слушая тишину и зная, что он - рядом.
Знала, что совсем скоро он уедет и слушала, как он сонно дышит, впрок.
Но тут Мишка забормотал во сне, сделал жест рукой, словно кого-то прогонял и зашевелился.
- На-дя-я! - хрипло спросонья позвал он. - Где ты?
-Я здесь, - шепотом ответила я. - Рядом.
Мишка резко поднял тело с дивана, повернулся и увидел меня.
Его лицо стало расплываться в улыбке. Он сладко зевнул и сказал: -Чего ты там сидишь? Лучше иди сюда! Я соскучился!
Я не заставила просить себя дважды и прильнула к Мишке, горячему после сна, как печка.
Мы повалялись немного, поборолись шутливо.
Мишка меня, конечно, поборол и, конечно, воспользовался правом победителя, потом оттолкнул от себя и сказал: -Есть хочу! Что там в твоей кухне опять так дивно пахнет?
-Угадай!- ответила я на ходу, отправляясь греть чайник.
-Смородиновый пирог я еще ночью съел! - крикнул вдогонку Мишка.
-Как и картофельный! - ворчливо отозвалась я.
-А как ты думала - мужика прокормить? - резюмировал Мишка, появляясь на кухне и свалив по дороге табуретку.
Я сняла пергамент, закрывавший гору сладких плюшек на блюде и подвинула к нему поближе.
-Ух, е! - чертыхнулся Мишка, подымая сваленную табуретку и сунулся носом в плюшки. - Как в детстве! От одного запаха помрешь!
- Не помрешь! Тебе еще до кореша доехать надо.
- Да! Поем - и тронусь.
- На ночь глядя? - опешила я. - Подождал бы до завтра, сейчас, что ли, поедешь?
- Пробок меньше! - отвечал Мишка, откусив полплюшки разом и голос его стал отстраненным, словно он уже простился со мной.
Вот, значит, как.
И нескольких часов, о которых я осмелилась мечтать, у меня больше не было.
Мишка ел торопливо, видать, уже укоренился в решении выехать немедленно.
Я удрученно молчала, понимая, что удержать его не смогу.
Поэтому встала из-за стола и молча вышла в комнату, чтобы собрать его отглаженные вещи.
Заботливо уложила их в сумку, думая о том, что, наверно, именно так жены собирают мужей в дальнюю дорогу.

Мишка появился в дверном проеме, проследив за моими сборами. Прошел мимо меня на балкон и потянулся всем телом.
За окном стремительно темнело.
Мишка облокотился на балконные перила и выглянул на свою машину.
Я подошла и молча встала рядом.
-Машину бы помыть,  грязнущая…- озабоченно  сказал Мишка. - Да, где-нибудь в дороге обязательно будет время.
Я не ответила и только, не мигая, глядела, как небо меняет свои краски. Чтобы помыть машину, время найдется. А для меня уже вряд ли.
Мишка нашарил в кармане сигареты и неспешно закурил.
Мы стояли и молчали.
Покурив, Мишка, стрельнул окурком с балкона,  повернулся в мою сторону и потерся носом о мое плечо.
 Я прижалась к нему всем телом  и прислонилась щекой к его скуле. Веки мои предательски замигали.
- Ехать пора, - Мишка оторвался от моей щеки. - Хорошо мне у тебя было, лапа. Дала бы что-нибудь на память о себе, что ли? А то, черт его знает, когда теперь увидимся?
-Сейчас, - сказала я и вышла с балкона. - Обожди минутку!
Я направилась в кухню, решительно взяла из ящика стола хозяйственные ножницы и попыталась махом отрезать свою косу.
Это оказалось трудным делом. Ножницы скрипели и вязли в волосах.
Но я была уверена, что поступаю верно и несколько резких движений сделали свое дело - коса осталась у меня в руке, сжатая побелевшими от усилий пальцами.
В этот миг в кухню зашел уже совсем готовый выдвигаться в дорогу Мишка.

Увидев меня с косой в руке, он побледнел и остановился, словно застал меня с бритвой,  вскрывающей себе вены.
- Надька, с ума сошла? - проговорил он не своим  голосом. - Ты что наделала, чокнутая? Да как же ты могла?
- Держи, Миша! - сказала я звонким голосом, протянув ему навстречу отрезанную косу. - Это тебе на память от меня! Бери, не отказывайся! Все равно назад не привяжешь!
- Да ты сумасшедшая! Ты…ты…ты что натворила,  а?
Мишка нервно шарахнулся от меня, налетел спиной на кухонную дверь. Стекло в двери угрожающе зазвенело.
- Бери, не бойся! Ты говорил, мои волосы пахнут сладко…Это запах детства. Что еще я могла оставить тебе на память?
- Надя, милая, да что ты, в самом деле? Ну, как? Ну, как я это возьму, что ты такое говоришь?
- Все, Мишка, все, забирай и уезжай, ради бога! Быстрее только!
-Да куда ж я ее? Что мне делать с ней?
- Повесь на лобовое стекло! Все вешают сувениры на память! А тут такой трофей! А главное, ни у кого в машине такого больше нет! Будешь рассказывать любопытным, что от подруги детства достался.
Ошарашенный Мишка не нашелся, что ответить, вышел из кухни и схватился за вещи.
Косу я сунула поверх наглаженной одежды.
Мишка посмотрел на меня с опаской: - С тобой все в порядке? Тебя можно оставить?
- Не волнуйся! Меня просто необходимо оставить!- кивнула я. - Это мое естественное состояние - быть оставленной. Вперед, в Якорную щель! Езжай, легкой тебе дороги! Будь здоров!
- Пока, Надюха! Спасибо за гостеприимство! Поехал!
- Ой, погоди!- спохватилась я и метнулась в кухню к плюшкам. - Один момент!
Я сыпанула все блюдо в целлофановый пакет. Завязала узелком и выскочила к Мишке.
- Вот, на дорожку!
- Да куда мне столько?
-Не осилишь, голубям по дороге скормишь.  Бери! Счастливо доехать!
-Счастливо оставаться!

Створки заработавшего лифта захлопнулись и он потащил Мишку вниз.
На деревянных ногах я прошла до балкона опустевшей моей квартиры.
Вышла на раскрытый настежь балкон, увидела Мишку, который вывалился из подъезда, нагруженный вещами и направился в сторону машины.
Машина пропищала, моргнула огоньками, как летающая тарелка и проглотила Мишку.
Зажглись фары, осветив кусок опустевшего двора. А Мишка все не уезжал. Наверное, курил за рулем. А может быть, прикидывал, как повесить мою бывшую косу на лобовое стекло.
Мне неудержимо захотелось сбежать вниз, во двор и я с трудом подавила в себе это желание. Зачем? Все ведь уже сказано и сделано и лишние пять минут никого не спасут и уже ничего не поправят.

Войдя в комнату, я опустилась на край дивана и погладила его ладонью. В ногах оставался  после Мишкиного сумбурного сна скомканный клетчатый плед.
Я взяла в руки плед, сняв с него рыжий Мишкин волос. Уткнулась в плед лицом и посидела, раскачиваясь из стороны в сторону.
Потом оборвала себя: - Полно, чего ты скорбишь, как вдова? Он живой и едет к морю. По дороге обратно он заедет. Если надумает вернуться к жене, то хотя бы заедет…За-е-дет? Разве для этого просят что-нибудь на память?
Я бросила плед обратно на диван и взялась за голову. Так и обхватив ее обеими руками, дошла до ванной и взглянула на себя в зеркало.
Волосы  свисали рваными прядями. От увиденного я зажмурилась.
Так было непривычно первый раз за тридцать шесть лет увидеть себя без длинных волос.
Наверно, это было зрелище не для нервных.
Чтобы успокоиться, я влезла под душ и врубила воду, забыв, что горячая вода отключена. На меня обрушились ледяные струи.
Поток холодной воды быстро отрезвил меня, я поспешила выскочить из ванной, завернулась в полотенце -то самое, которое было приготовлено для Мишки и, стуча от холода зубами, бросилась к чайнику.
Это была единственная надежда согреться.
Зато телесный озноб спас меня от истерики по поводу недавно обретенного и тут же утраченного любимого.
Заварив в кружке кипяток, я сходила в комнату за пледом, закуталась еще и в него и стала утешать себя, обхватив ладонями кружку с чаем.
Меня трясло, зубы стучали о края кружки. Потом чуточку отпустило и я с удивлением поняла, что голове непривычно легко от отсутствия волос.
 Я и не знала, что они так тяжелы.
Если б я не увидела в зеркале свое отражение с неровно остриженными лоскутами, я бы подумала, что волос  у меня нет совсем, так непривычно было макушке и затылку.
Бывают такие куклы сломанные.
Им оторвали волосы и они валяются на асфальте, розовея голой круглой головой.
Раз их лишили главного - кукольной красоты, значит, с ними уже нельзя играть. Кукла без волос - монстр.
У людей, вероятно, так же.
Согревшись, я пошла в комнату и легла на диван. Мне необходимо было выспаться, добрать все то, что я прободрствовала при Мишке.
Веки сразу прямо-таки склеило и единственное, о чем я успела подумать перед тем, как провалиться в пропасть сна, что диван впитал все Мишкины запахи.
И, лежа, как сейчас, с закрытыми глазами, можно было представить, что он рядом, а вовсе не летит по пустым ночным дорогам в сторону Якорной щели.

- Миш, а помнишь красное пианино у нас в группе, игрушечное?
- Конечно, помню. Помню, пальцы тебе крышкой отбил, ты ревела белугой. А я тогда так зол был на тебя, просто убить хотелось! Прости, дурака! Небось, жутко больно было?
- Да я и не хотела про это вспоминать. Я про другое хотела…
-Про что?
- Я тогда из дома пришла, как раз… Помню, что это было воскресенье. Меня бабушка привела.  А ты, получается, пришел раньше? Ты, ведь, уже был в группе?
- Пришел раньше, пришел раньше…Я и не уходил никуда, лапа,  дуреха ты, дуреха...
- Как? Совсем не уходил?
- А меня не забирали на выходные. Я в интернате оставался.
- Что, совсем не забирали? Ты ж говорил, у матери сестра была?
- Что была, говорил. А что забирала она меня - про то речи не было. Она навещала меня в интернате, гостинцы приносила. Нечасто, правда. Может, в месяц пару раз. Потом и того реже. В месяц  раз. А потом это вообще сошло на нет - свои дети  родились.
- Бедный... Ты потом общался с ней, когда вырос?
- Ну, как общался? Видел два раза. И все. Чего это я бедный? Вот тебе, бедняге, досталось по пальцам от меня! Ты меня, небось, ненавидела люто в тот момент?
- Нет, просто очень больно было. И обидно очень. За что ты меня так? Я ведь тебе никогда ничего плохого не делала.
-Не делала, факт. Только и мне обидно было - ты из дома пришла и сразу к пианино. А я в интернате выходные проторчал! Так досадно стало, что я всю злость неизвестно на кого в свой удар тебе по пальцам вложил.
- А, теперь понятно. Не прошло и трех десятков лет, как понятно стало.
- Прости, Надь.
- И ты прости, Миш.
- А я-то за что прости?
- Ну, я ж не знала, что все у тебя так незавидно. За это и убить можно было.
-Вот ведь, по глупости нашел, на ком зло сорвать!
-Забудем, ладно? Теперь ведь все выяснилось.
-Какую руку прищемил? Давай, буду прощенья просить.
- Обеим досталось.
-Давай обе.
-…Миш, мне сроду рук не целовали.
-А я хочу целовать тебе руки!
-Ну, тогда я просто королева! Помнишь, как ты на елке был принцем?
- Не-а.
-А я очень хорошо помню!  Даже все, что надето на тебе было, помню.
- Зато я буду помнить, что на тебе сейчас раздето было.
- Болтун!
- Моя королева...

Королева  сидела в остывшей кухне, где из крана капля за каплей стекала в раковину на немытые тарелки холодная вода.
Потом поднялась и гордо прошествовала в комнату к дивану.
Рухнула на него, натянула на голову плед и втянула ноздрями запах Мишки Можаева, незабываемый и ни с чем несравнимый.
Потому, что сравнивать было не с чем.
Спала я, как чурка деревянная, без снов и движения. Как заснула, придавив щекой подушку, носом в стену, так и проснулась в этой же позе.
Выпросталась из пледа, дошла до кухни, с радостью понимая, что голова не болит. А может теперь, когда тяжести волос нет, и болеть нечему?
Хорошо, если это так!
 Надо было использовать последний праздничный выходной с толком, чтоб не думать непрестанно о внезапно появившемся и так же внезапно испарившемся Можаеве.
Самое разумное - это найти парикмахерский салон и завершить неудачный опыт стрижки, приведя себя в относительный порядок.
Правда, день праздничный и, если где-то открыт салон для стрижки, то цены соответственно немалые.
Но альтернативы не было - я не могла напугать коллег по работе своей ощипанной собственными руками  головой.
Из кухни с холодными отсыревшими батареями вернулась в комнату и села за компьютер, чтобы найти подходящий салон поблизости.
Он нашелся и я, заложив волосы за уши, отправилась стричься.

Мастер, совсем молоденькая ультрамодная девчушка, расчесав остатки волос, дико взглянула на меня в зеркало.
- Что это с вашими волосами? Кто вас так поуродовал? - спросила она.
- Сама. Попыталась косу отстричь, - честно ответила я. - Надоело, знаете ли. Голова болит от волос и перемен хочется.
- Понимаю, - кивнула мастер. - Коса-то длинная была?
- Длинною в жизнь. - ответила я и парикмахерша сильно напряглась: мало ли придурков ходит в салоны?
- Просто я никогда в жизни не стриглась, - поспешила объяснить я. - Незаплетенные волосы кончались над коленками.
-Ого, хотела бы я на это посмотреть! - покрутила головой потрясенная мастерица. - Кажется, только у мусульманок так бывает!
- Как видите, у всех так бывает.
- И не жалко было? С чего вы это вдруг?
- Да без особых причин. Просто надоело. Возни-то с волосами сколько!
- Ну, это да…
-А тут еще воду горячую отключили, совсем невмоготу стало, вот я и отрезала ее.
- А стричь как будем?
- Не знаю, лучше на ваше усмотрение. Я ж никогда стрижек не делала.
- Тогда предлагаю боб.
- Это как?
- Разновидность каре. Когда макушка стесана и открыт затылок. Вам пойдет- у вас волосы густые, красиво будет сзади.
- А спереди?
Мастер снисходительно взглянула на меня: - Само собой, со всех сторон постараемся…
- Стригите! - кивнула я и замолчала до конца процедуры - я не привыкла разом так много говорить с незнакомыми людьми.

Из салона я вышла обновленная внешне и внутренне, дав себе установку - вместе с новым обликом, который мне нравился, начать и новую жизнь.
Что это будут за перемены я не могла знать, но уверенность  в их скором появлении была.
Буквально через пару дней в контакте меня отыскала подруга детства Светка.
Она засыпала меня  сообщениями.
- Ты молодец, Лапина, - писала Светка. - Молодец, что не сменила фамилию! Я потому и нашла тебя без труда! Давай, рассказывай, как живешь?
Светкины письма стали первой переменой в моей жизни, приятным звоночком из детства.
Да ведь и Мишкино появление, пусть на короткое время, круто изменило мою судьбу.
Теперь, благодаря Мишке, я была полноценной женщиной, в чем могла, увы,  признаться лишь себе.
И  на Светкины вопросики о личной жизни лаконично ответила, что фамилию не меняла, так как не замужем, но есть близкий друг.
Тут я не кривила душой. Мишка, будучи другом, стал близким навсегда, несмотря на редкость эпизодов.
Светка поняла это по-своему.
- Ну, на свадьбу-то позовешь? - последовал вопрос. Я честно ответила, что свадьбу не планирую, меня и так все устраивает.
Сама Светка была в разводе.
- Надо срочно увидеться! - написала Светка.
Я, конечно, не стала возражать и мы встретились.
Пошли проторенным маршрутом всех праздногуляющих москвичей - по Камергерскому переулку с выходом на Тверскую и направились в сторону площади Маяковского.
Я давно хотела покачаться на знаменитых качелях, а Светка даже сфотографировала меня на них, растолкав на минуточку пасущихся там детей.
- Чудесно выглядишь!- трещала она. - Как девочка! Такая же, как много лет назад! Со спины -так просто школьница! И стрижка тебе идет! А косу-то давно оттяпала?
- На днях оттяпала.
Слово, найденное Светкой, было верней верного -лучше и не скажешь. И правда, оттяпала! А как еще?
-И правильно! Так лучше гораздо! Кто сейчас может это оценить, не в девятнадцатом веке живем!
Сама Светка раздобрела, из горловины ангорского свитера застенчиво выглядывал второй подбородок, который Светка старательно прятала в хомут воротника. А он, как нарочно, все вылезал и вылезал на свет божий! Волосы были выкрашены в рьяный рыжий цвет и болтались искусственно закрученными спиральками, обрамляя располневшее лицо.
- Да ведь у меня и не изменилось ничего со школы, чего ж мне меняться? - печально подумала я, а вслух попросила, - ты про тетю Элю расскажи лучше! Как она поживает? Как дядя Володя? Как их здоровье?
- Дядя Володя…Тетя Эля…- ядовито произнесла Светка и фыркнула. -Поживают тетя Эля и дядя Володя, как в сказке! Разбежались они лет семь назад, вот такое вот, Надька, здоровье!
-Как разбежались?! Что ты такое говоришь?! Да как же…В таком возрасте?
- Сама обалдела! У него кто-то на стороне появился, ну, и он туда втихаря похаживал…А мать узнала, сцену закатила - весь дом слышал, наверно. А отец психанул, шмотки собрал и ушел. Насовсем. К своей новой.
Я обомлела.
У меня перед глазами стоял Мишка с мешком одежды, которая сушилась на моем балконе.
Вот как, значит, это бывает.
Просто психанул -это как раз Мишкин вариант.
Значит, жена каким-то образом узнает, что у мужа на стороне кто-то есть.
Ну, это не про меня, конечно.
Разве можно было сказать, что я у Мишки есть на стороне? Я как бы есть и как бы меня нет. И скорее меня нет, чем я есть.
-Так что теперь он для меня и в самом деле дядя Володя, - продолжала Светка. - А мать тоже пробовала завести какого-то упыря, только у них сразу не заладилось…
Я удрученно слушала Светкину болтовню, благо, отвечать приходилось односложно. Светка сразу усекла, что перемен в моей жизни особо нет и  распространялась все больше о себе.
-Представляешь, а он мне на это говорит: -Тебе надо худеть!
 А у самого пивной живот висит - ни в одни джинсы не влезает!
-Не представляю!
- Вот именно - не представляешь! Он со своим животом, а, оказывается, это мне надо худеть! Ты тоже считаешь, что мне надо худеть?
- Я? Нет. У тебя все нормально. Ты тоже не сильно изменилась.
Конечно, тут я слукавила.
Действительно, становлюсь настоящей полноценной женщиной!
Если быть честной с самой собой, Светку я бы не узнала, встреться она мне на улице.
Но не скажешь же подруге детства, да еще подруге самой лучшей моей поры, которая никогда уже потом не возвращалась, что немного похудеть не помешало бы.

Зашли в кафе «Пироги Штолле».
Светка сказала, что это - ее любимое. Назаказывали всякого.
Светка налегала на пироги и болтала - она оставалась такой же позитивной и самоуверенной, как много лет назад, ее не меняли обстоятельства.
А я понимала, что становлюсь совсем другая, самой себе непривычная, от перемен.
 Я слушала Светку с улыбкой, кивала ей, а мыслями была рядом с Мишкой. Как он там в этой Якорной щели?
Наверно, море еще холодное - середина мая.
Но с него вполне станется, он ведь такой неистовый гасконец и вполне может полезть напару с армейским другом в море, если выпьет…
А то, что пьют они там ежедневно, я не сомневалась.
 Вот, на какие подвиги их там тянет после выпитого, я старалась не думать.
-Ты что не ешь? - удивлялась Светка - Тебе невкусно, что ли?
 Я пожимала плечами и улыбалась: -Вкусно, очень даже!
А про себя думала, что такие пироги я могу печь хоть каждый вечер - было бы для кого.

-И чего ты вздыхаешь, а, Надьк? Ну, улыбнись! Ой, я  так рада, что ты нашлась!
- Тебе спасибо, я б тебя ни за что не нашла - фамилия же другая…
-Ну, из тебя слова клещами тянуть приходится! Расскажи чего-нибудь?
- Да у меня все скучно, Свет…День да ночь-сутки прочь.
- А твой как же? С которым ты? Рассказала бы, он кто вообще, откуда?
- Да что рассказывать? Просто человек. Ну, встречаемся. Изредка. Что называется, редко, но метко. Мне хватает. Все, не люблю об этом говорить.
- Ой, ну прямо заинтриговала! Ладно, о чем-то другом расскажи! Мне интересно!
- Свет, до восьми лет ты все про меня знаешь. Дальше - жила в интернате, про это тоже рассказывать не стану, невеселые воспоминания. Дальше? Тоже не очень-то увлекательно. Сперва колледж, потом пищевой институт - технология кондитерского производства. Работа по специальности… Теперь вот кафе… Сперва, после учебы хотела вернуться к нам в интернат уже на работу, да подумала, что это никогда не отпустит. И не пошла. Разве что, рассказать тебе, как я на Чегем ездила?
- На Чегем? Когда? Куда именно?
- В две тыщи восьмом. Туда, где родители погибли.
- Зачем тебя туда понесло? С ума сошла?
- Хотелось побыть на том месте, где видела их последний раз…
-Побыла?
- Побыла. Правда, не смогла найти ту самую стоянку, там все изменилось, заросло совсем, да и мест похожих много. Собственно, просто хотелось воздух тот вернуть, ощущения. Ощущения счастья и безмятежности, которые были у меня тогда. Потом - то никогда ничего подобного не было уже. Это я позже стала понимать, какое там было счастье, когда его уже не могло быть.
-А ты там в походе была, что ли?
- Нет, с проводником. В походы я больше не ходила и не буду. Одна я бы не решилась там блуждать. А помог мне Симонов Николай Петрович. Помнишь, в день, когда все это случилось, приезжал? Забрать меня собирался, а тетя Эля не отдала. До сих пор в местной милиции работает.
- Смутно помню. Знаешь, стерлось как-то все… Нет, ты не думай, что я совсем бесчувственная! Я помню, как мы чудесно дружили и как было хорошо тогда!
- Свет, и я помню. Детство было. Только у меня наоборот, как картинка переводная, с каждым годом этот день выделяется все ярче, как рубеж, разделивший всю жизнь на до и после. То, что было до, тоже смутно помню и то, что после, неважно. А этот день очень ярко. Вот, съездила, значит. Чистотел по-прежнему буйно растет!
- Ага, только бородавки исчезли вместе с детством, нечего выводить!
-Наверно,  и хорошо.
-Куда уж лучше! Так, а бабушка?
- Бабушка, пока была жива, меня на выходные брала. Чаще не могла. Она работала до самой смерти. Я все мечтала, что выйду из интерната - и заживем с ней! А она меня полгода не дождалась. Всего-то полгодика не дотянула…Не сбылась мечта. Ни моя, ни бабушкина.
- Ладно, ладно, чего уж теперь? А в Черкизове ты как оказалась? После Плющихи-то?
- Да как? Ты ж помнишь - у нас в коммуналке  две комнаты было. И у соседей тоже. Они все к бабушке подкатывали с родственным обменом - им хотелось съехаться с сыном и всю квартиру занять. А бабушка возражала - берегла для меня жилплощадь, для сироты.
- Что, не получилось у них?
- Да это уже после того, как я домой вернулась, они ко мне с этой темой снова начали. Дескать, давай! Тут общая квартира, а мы тебе - отдельную! В зеленом районе, метро скоро отстроят.…И мешать тебе некому будет, а то мы все шумные, беспокойные…Ну, это было решающим аргументом. Да с переездом помочь обещали.
- Ну, чего хочешь пообещают, чтоб в центре оказаться! Да еще в отдельной-то квартирке! А ты что, купилась?
- Нет, правда, переехать помогли и разгрузиться тоже. И то я несколько лет решиться не могла. Жалею, что так с этим тянула.
- Ну, ты даешь! Что ж, без доплаты совсем?
- Свет, две комнаты стоят как раз отдельной однокомнатной. И потом, они мне очень приличный ремонт оставили, избавив меня от необходимости что-то там самой доделывать. Заезжай, посмотришь, как живу!
- Ну, не на Плющихе, мать! Да уж, заехать надо бы…
- Знаешь, я думала, что после интерната, где все общим было - шмотки, косметика, я не смогу жить одна. Радовалась переезду в коммуналку. Еще как смогла, оказывается! Тишина дороже.
- Ну, что сделано, то сделано! Ты не жалеешь?
- Да, только об одном жалею - что не решалась долго. Времени много потеряла.
- А по Плющихе не скучаешь?
- Нет, не очень. Там для меня раз и навсегда все изменилось и уже по-прежнему никогда бы не стало. А здесь я живу новой жизнью. Без непоправимых потерь.
- Ну и отлично! А про мужика своего чего рассказать не хочешь?
- Не хочу, Свет. Я вообще рассказывать не люблю.
-Ну да, ты и в детстве была такая. Веди тебя за собой, куда хочешь, и все молчком! Тихоня…
- Что выросло, то выросло…
-Ой, да не прибедняйся! Все, что я вижу перед собой - на пять баллов! В общем, в гости зови в свое Черкизово, приеду!
- Буду рада.

Никуда она, ясное дело, не выбралась. Все так и осталось разговорами. И одной встречи после долгих лет разлуки хватило.
В контакте списывались иногда; Светка фотки мне присылала, как она отдыхала на Кипре, как она была в Доме Кино на премьере модного фильма, как она худела, в конце концов.
А мной завладела шальная мысль - не поехать ли в отпуск в Якорную щель?  Вдруг Мишка еще там? Хотя, зачем мне это надо, я не могла себе объяснить. И, если это действительно так, то где там его искать? Голос разума говорил мне, что пора перестать думать об этом приключении.
То, что казалось мне великим чувством, скорее всего было  лишь эпизодом  для Мишки, а если мне не с чем  это сравнить, то это прежде всего, мои проблемы.
 В том, что эти проблемы со мною  надолго, я  не сомневалась.
 - Где же твоя девичья гордость? - говорила я самой себе. - Неужели ж ты сделаешь такую глупость и в самом деле, понесешься туда? Неужели ты такая же дурочка, что когда-то потащилась в Плотников переулок?
Мастерская в Плотниковом переулке стала укором моей совести на долгие годы и этаким эталоном глупейших поступков.
Но в тридцать шесть лет легкомыслия уже гораздо меньше, чем в девятнадцать. Хотя бы, самой себе уже можно давать советы. Если некому больше.
Поэтому здравый смысл возобладал над глупостью и после месяца горячки и метаний, я, не отличаясь от большинства  соотечественников, полетела в Турцию.
Море там было великолепным, а прочих удовольствий я не искала.
(Продолжение следует)