Гений - зверь из книги wuerfelspiel

Гений - зверь

Перевод с немецкого Ларисы Дудицкой

Карета мчалась по разорённому Пфальцу. Утомлённый долгой дорогой конвой покачивался в сёдлах. Через равные промежутки пути, то слева, то справа, неподвижными силуэтами застывали часовые. Охраняя маршрут императорской кареты, они передавали эскорт из рук в руки.
Не дай бог, если хотя бы волос упадёт с головы путешественников.
В карете восседал сам император в окружении министра финансов, министра полиции и писателя, которому выпала честь вести хронику событий, связанных с первым лицом государства.
Какая же дивная осень выдалась в этом году! Над землёй струилось тепло, словно парное молоко, а воздух, подобный аромату его пенки, проникал в лёгкие, воскрешая в памяти вкус детства.
Карета неслась на восток, нагоняя армейские полки, браво марширующие по чужой земле.
—Сир, — обратился писатель к императору, продолжая прерванную беседу. — Любовь к ближнему — краеугольный камень человеческого бытия. Это та самая составляющая, без которой ощущение полноты жизни невозможно. Попробуйте изъять слово «любовь» из учения Всевышнего, и оно тотчас утратит свою суть, превратившись в свод противоречивых и запутанных постулатов, указывающих путь, который уже нельзя будет назвать праведным и неоспоримым.
— Попробуйте убрать фразу «Каждому по заслугам», — подхватил нить разговора министр полиции, бледный, застегнутый на все пуговицы. На его худощавом, невыразительном лице выделялись только глаза, которые буравили каждого будто насковзь. — И тогда у самого Всевышнего могут возникнуть проблемы.
— А что скажете вы? — спросил император, лениво поворачиваясь с министру финансов.
— Сир, — ответил министр финансов с легкой настороженностью, — Деньгам безразлично, кто их тратит и с какой целью. Они любят счёт. На то они и деньги. – На его старческом лице, покрытом сеткой мелких морщин казались молодыми только глаза, над которыми, будто нарисованные, поднимались дуги бровей.
— Что мы всё о грустном? — неожиданно перебил министр полиции, улыбаясь с ехидцей. — Давайте лучше поговорим о дамах! — Он взглянул на императора с лукавым интересом.
— О дамах, так о дамах, — отозвался министр финансов, хотя в его голосе чувствовалась усталость от темы, едва ли волнующей его.
— Месье хроникёр, — продолжил министр полиции, переводя взгляд на писателя, — уверен, что ни один мужчина не в силах ответить на вопрос, чего хотят дамы.
— Даже вы? — ответил писатель вопросом на вопрос с легкой иронией в голосе. Кареглазый, темноволосый с копной темных волос на загорелом лице, он был самым молодым и энергичным срели спутников императора.
Министр полиции добродушно засмеялся:
— Когда я на службе, для меня, как и для месье, не существует ни мужчин, ни женщин. Есть только виновные и невиновные.
Как же он его ненавидит — этого выскочку, этого марателя бумаги, который, без зазрения совести, втерся в доверие высочайшей особы! Это место должно было быть его. Ведь только полиция может защищать основы государства, обеспечивать стабильность существующего режима. А этот болтун только и способен играть словами, манипулируя какими-то эфемерными понятиями совести, морали, долга. Чепуха!
«Ну ничего»,- думал он. – «Дай время – и я тоже покажу своё умение на литературном поприще. Ведь на твою особу, – улыбнулся он сам себе, – у меня уже собран кое-какой материал. Так сказать, роман, который заканчивается гильотиной. Подожди чуть-чуть. Дай время».
— Да, да, женщины... — проговорил император, почти не открывая глаз, словно в полудреме. — Что вы скажете о них?
— Скажу коротко, — ответил писатель, улыбнувшись. — Женщины — предмет нашего восхищения, а их капризы  - мы. — Он взглянул на императора чуть игриво, — И мы, как настоящие мужчины, должны воспринимать это как обязательный женский атрибут.
— Да бросьте, — отмахнулся министр полиции. — Капризы всегда заканчиваются рогами, — добавил он и цинично ухмыльнулся.
— А вы как считаете? — спросил император, лениво открывая глаза и посмотрев  на вновь задремавшего министра финансов.
— О чём речь? — переспросил тот, обводя взглядом собеседников.
— О рогах, — пояснил с усмешкой министр полиции.
— Если речь об охоте... — начал министр финансов, но его перебил писатель.
— Если вы на охоте, уважаемый месье, — сказал писатель, уже обращаясь к министру полиции, — вы ведь принимаете все правила игры, понимаете повадки зверя, его капризы. И только тогда...
— Значит, дама — это зверь? — усмехнулся император, иронично поднимая бровь. — Очень мило.
— Ну что вы, сир, — проговорил писатель. — Женщина — сама охотница. В вопросах любви — амазонка. Гений.
— Гений — редкое явление на земле, — ответил министр финансов. — А женщин...
— Чуть ли не половина человечества, — подхватил министр полиции.
— Особенно это заметно, когда идёт война, — вздохнул император.
— И тем не менее, гений, господа, — настаивая на своём, произнёс писатель.
— Почему? — поинтересовался министр финансов.
— Потому что она — женщина, — с лёгкой улыбкой ответил министр полиции.
— Гений-зверь — интересное сочетание слов, — произнёс император. — Очень, даже очень жизненное.
— И всё-таки у каждого товара есть своя цена и ценник, — пробурчал министр финансов.
— Такие речи слушать удручающе грустно, — проговорил писатель.
— Деньги портят многих, — ухмыльнулся министр полиции.
— Не деньги, — возразил император, — а их подсчёт. — И он, шутливо толкнув министра финансов в бок, добавил: — Не правда ли, денежный мешок?
— Без сомнения, — принял фамильярность как должное министр финансов. — Но на всё своя цена и ценник, — повторил он, и все засмеялись.
Императору доставляли удовольствие эти непринужденные беседы во время долгих переездов. Он намеренно подбирал себе в попутчики людей разных и порой враждующих между собой. Он наслаждался этим театром, этой игрой слов, скрывающей истинные мысли, которая, развлекая его, заполняла пустоту времени. Пустые разговоры? Пусть так. Дерзкие речи? Что ж, он и сам не робкого десятка. Он - император. Но какой же он император? По праву крови? Нет. По утонченности манер? Тоже нет. Он — революционер. Да, революционер в душе, с тех пор, как умело расставил батареи на узких улицах Парижа и сокрушил противника сначала своим разумом, а затем сокрушительным огнем. Он — революционер, возведенный в сан императора, достойный продолжатель деяний великих предшественников. И потомки непременно будут гордиться им. Нужно лишь время.
Какой же благодатный край этот Пфальц! Несмотря на то, что земля здесь в целом не самая плодородная, она щедро кормит своих жителей, а виноградники, карабкающиеся по горным склонам, словно изумрудные змеи, а само вино из их лозы, - это просто чудо, живительный нектар.
"Французской дерзости да немецкое трудолюбие," – подумал он. Император на мгновение приоткрыл глаза и его взгляд скользнул по горизонту. – Да, не только Пфальц, но и другие земли, вожделенные, украсят его корону. Движение на восток неотвратимо и нет такой силы, которая этому помешает. Император снова прикрыл глаза и в сладкой полудреме поплыл по волнам своих будущих владений.
На обочине, в пыли, два огромных пса, сцепившись, рвали кость с ошметками мяса.
Неподалеку от них стояла девочка в рваных обносках, со спутанными космами волос. Когда псы, на миг прекратив грызню, отвлекались от добычи, она, робко ступая, делала шаг по направлению к кости. Но стоило ей приблизиться, как звери, рыча и оскалив клыки, бросались на неё.
— Они её разорвут, — равнодушно зевнул министр полиции.
— Непременно, — подтвердил министр финансов, не отрывая взгляда от происходящего.
— Сир, — тихо обратился писатель, привлекая внимание императора.
Император, чуть приоткрыв один глаз, лениво кивнул министру полиции. Тот, понимая без слов, подозвал офицера и что-то шепнул ему.
— Слушаюсь! — отчеканил офицер, и миг спустя девочка уже стояла перед окном кареты.
— Как тебя зовут, дитя? — елейным голосом спросил министр полиции.
— Лиза, — прошептала она, потупив взгляд.
— Это твои псы? Ты их выгуливаешь?
— Нет, господин.
— А тебе, наверное, интересно, кто из них одержит победу?
— Нет, господин. Я хочу есть.
— Право, и нам пора подумать о трапезе, —ни к кому не обращаясь, произнес министр финансов, аккуратно поправляя кружева на манжете.
Писатель бросил на него взгляд, полный нескрываемой укоризны.
— А где же твои родители, дитя? — продолжал расспрашивать министр полиции.
— Папеньку убили, а матушку французы забрали к себе в казарму, как и нашу соседку Эрику, — добавила она.
— Война, война, война, — притворно вздохнул министр полиции. — Ну ничего, скоро она кончится, и твоя матушка вернётся домой.
— И тётя Эрика тоже, — с циничной усмешкой добавил министр финансов.
— Ваше Величество, — взмолился писатель, обращаясь к императору, его голос дрожал.
После тягостной паузы, которая писателю показалась бесконечной, император произнес:
— Надеюсь, у министра финансов имеются... финансы? — его голос был холоден, как зимний ветер.
— Разумеется, сир! — тотчас же отозвался министр.
— Покажите.
Министр торопливо извлек из-под полы камзола увесистый мешок, звякнувший золотыми монетами.
— Окажите помощь этому ребенку, — приказал император тоном, не терпящим возражений.
Министр финансов, повинуясь против воли, запустил свою пухлую руку в мешок и, выудив горсть монет, швырнул их как подачку через окно кареты к ногам девочки.
«Скуп, — мысленно констатировал император. — А я ведь думал его заменить... Нет, пусть остается. Жадность — ценное качество для казначея». —А вслух произнес:
— Весь мешок.
— Но, Ваше Величество…
— Весь, — отрезал император.
Министр финансов, словно нехотя, швырнул тяжелый мешок к ногам девочки, и тот с глухим стуком упал в пыль.
— Целое состояние! — сдавленно пробормотал финансист, его лицо исказилось от боли.
— Государственная казна не оскудеет, — жестко произнес император, и, повернувшись к девочке, смягчил тон: — Скоро твоя мать вернется.
— Благодарю, — пролепетала Лиза, неуклюже присев в реверансе, и тихо, словно делясь страшной тайной, прошептала: — У нас больше нет дома, его спалили. Весь город сожгли, — добавила она, и её голос дрогнул. — Дедушка Вилли говорил, что главный король лягушатников жаждет напиться крови, словно ненасытный зверь. Зверь, — повторила она и снова присела в реверансе.
Министр полиции, нахмурившись, едва заметно кивнул адъютанту.
Адъютант молча взял под козырек.
— Не то! — резко обернулся император к министру полиции, его глаза метали молнии. — Если хоть волос упадет с головы этой девочки, ты поплатишься!
— Слушаюсь, Ваше Величество, — побледнев, ответил министр.
— Разыскать ее мать!
— И Эрику, соседку, — не удержался писатель, забыв о субординации.
Император, коротко кивнув, подтвердил:
— И Эрику. Виновных — по законам военного времени!
— Но, Ваше Величество… — попытался возразить министр полиции, его голос дрогнул.
— Никаких «но»! — гневно оборвал его император и, повернувшись к кучеру, гаркнул: — Вперед!
Караул и карета, взметнув клубы пыли, сорвались с места, оставив девочку на обочине дороги.
«Гений-зверь», — размышлял император, словно пробуя на вкус непривычное сочетание. — «Неожиданно, но, пожалуй, в этом есть своя правда, даже оправдание. Эпоха диктует свои законы».
Лиза мгновенно стерлась из его памяти, словно незначительный эпизод, недостойный внимания императора. Путешествие продолжалось. Министр финансов, погруженный в гастрономические грезы, предвкушал скорый обед. Министр полиции, зевая, лениво препирался с писателем. Дорога, изрытая ямами, мерно наматывалась на колёса кареты. Когда они проезжали по мосту через реку, их приветствовали гренадеры, стирающие белье в прохладной воде.
— Да здравствует император! — громогласно грянуло над рекой. Солдаты, стоя по пояс в воде, застыли по стойке смирно, словно обнаженные античные статуи. Император, приветствуя их, едва заметно шевельнул пальцами в белой перчатке.
— Какие молодцы! — с воодушевлением воскликнул министр полиции. — Старая гвардия! За отечество — жизнь отдадут. — Он бросил взгляд на императора. — А их — под трибунал, по законам военного времени.
— На войне как на войне, — равнодушно отозвался министр финансов.
— Непременно наказать, по законам военного времени! — с жаром воскликнул писатель, с надеждой взглянув на императора. — Иначе, где грань между героизмом и бандитизмом?
«Интересно, — думал между тем император, — получила ли Жозефина мое письмо? И что она теперь?» Он усмехнулся.
Едва карета съехала с моста, молодой полковник, восседая на белоснежном скакуне, попытался приблизиться к главнокомандующему.
— Что за сумасброд? — возмутился министр полиции.
— Пропустить, — сухо приказал император.
— Ваше Величество! — задыхаясь, доложил полковник. — Я получил приказ сравнять с землей город, взятый нами вчера. За сопротивление населения. А там... богадельня, приют для сирот, лазарет. Как же так?
Император, нахмурившись, хранил ледяное молчание.
— К тому же, — осмелился продолжить офицер, — в городе немало зданий, возведенных французскими зодчими, Ваше Величество.
— И к чему эти подробности? — раздраженно бросил император.
— И храм… храм тоже возвели мы, то есть не мы, то есть до нас… французы возвели, — совсем запутавшись, пробормотал полковник, заливаясь краской, словно новобранец. — Я получил приказ, Ваше Величество.
— Получили — исполняйте! — отрезал император, его голос был холоден как сталь.
— Но…
— Никаких «но»! — оборвал его император, не давая договорить. — Вы — солдат, а солдат не обсуждает приказы, он их выполняет. — И, — добавил он, — я не ваш прямой начальник, чтобы отменять чужие приказы. Исполняйте!
— Ваше Величество… — осмелился вмешаться писатель.
— Молчать! — отрезал император, его глаза метали молнии. — Ни слова больше!
Резким взмахом руки он приказал кучеру: — Вперед!
Карета, взметнув облако пыли, рванула с места.
— Солому! Тряпье! Живо! — надрывно кричал полковник солдатам, его щеки пылали. Взгляд его то и дело метался в сторону удаляющейся кареты. — Огня! Огня! Все сжечь! До основания!
День угасал, окрашивая небо в багряные тона. Карета неспешно приближалась к месту ночлега. Внутри царила тишина, нарушаемая лишь мерным стуком колес. Все были измотаны. Каждый погрузился в свои мысли. Император, прикрыв глаза, то ли дремал, то ли размышлял о чем-то своем. Министр финансов предвкушал, если уже не обед, то хотя бы обильный ужин, и, по старой привычке, мысленно складывал и вычитал, жонглируя лишь ему понятными цифрами. Писатель, склонившись над планшетом, торопливо черкал что-то, пытаясь запечатлеть ускользающие мгновения.
— Ну-с, летописец, что вы там намарали? — прервав затянувшееся молчание, с деланным любопытством спросил министр полиции. — Прочли бы нам хронику сего дня, напомнили бы нам о его исторических вехах. — Он бросил взгляд на императора и добавил, слегка поклонившись: — Если, конечно, Его Величество не будет против.
Император, словно пробуждаясь от полудремы, едва заметно кивнул в знак согласия.
Писатель, не спеша, вынул один лист из вороха исписанных бумаг и, протягивая его министру полиции, произнес:
— Будьте любезны.
Министр, взяв лист, долго и недоуменно разглядывал его, то ли пытаясь разобрать чужой почерк, то ли делая вид, что читает.
— Вслух, — не открывая глаз, повелел император.
— Слушаюсь. — Министр полиции откашлялся и начал: — «Число, месяц, год…» — тут он запнулся, а затем, решительно, словно солдат на плацу, громко отчеканил:
— Да здравствует император!"

18.08.2022
Анатолий (Анри) Шварц