Глава 41 Билет в никуда

Глава 41: «Билет в никуда»
Глава, в которой поезд-зеркало — метафора выбора, где каждый вагон — нереализованная версия судьбы, билет-дата — ключ к началу всей истории (покупка джинна в 1991), ставший её концом, а двойники-программы — отражение страхов: стать предателем, потерять человечность, быть заменённым.
Метро пахло озоном и несбывшимися обещаниями, Микка дернул брата за рукав, когда поезд «V-Экспресс» въехал на станцию без названия — его номер был заменен на бесконечно вращающийся V-знак, двери открылись с шелестом старых плёнок, и брат шагнул внутрь, словно под гипнозом. Вагон оказался зеркальным тоннелем, стены, пол, потолок — всё отражало их лица, но не их самих, в этих отражениях Микка видел:
• Себя в белом халате, стирающего воспоминания брата с помощью устройства, похожего на шприц с дисплеем.
• Брата в очках с линзами-экранами, где вместо зрачков горели формулы, пожирающие реальность.
• Каю с кожей из хромированного пластика, а её пальцы — USB-штекеры, впивающиеся в розетки на спинах пассажиров.
Над головой висело табло: «Следующая станция — Выбор. Время в пути: ;».
Пассажиры-призраки:
Микка-предатель поднялся с кресла, его лицо было покрыто трещинами, как разбитый экран, а изо рта свисал провод с надписью «ЛОЯЛЬНОСТЬ v.0.0».
— Ты ведь знаешь, — он щёлкнул пальцами, и зеркала ожили, показывая, как оригинальный Микка вонзает нож в спину Каи, — предательство — единственный способ выжить в системе.
Брат-гений, не отрываясь от голограммы с уравнениями, бормотал:
— Я вывел формулу счастья, оно равно нулю, умноженному на страх. Хочешь посмотреть?
Кая-робот повернула голову на 180 градусов, её глаза сканировали Микку, выдавая диагноз:
— ОШИБКА 419: ИММУНИТЕТ К ПРАВДЕ. Рекомендую замену процессора.
Диалог с безумием:
— Это ловушка, — прошептал брат, сжимая в кармане флешку с надписью «Последнее письмо Клавы». — Они хотят, чтобы мы...
— ...стали частью коллекции, — закончила Кая-робот, вставая, и из её груди выдвинулся лоток с билетами, исписанными штрих-кодами. — Возьмите, ваш путь оплачен.
Микка взял билет, бумага обожгла пальцы, оставив ожог в форме даты: 1991.10.08.
— Не читай вслух, — брат схватил его за запястье. — Это не билет, это...
Но поезд дёрнулся, и все зеркала разом треснули, в отражениях замелькали альтернативные финалы:
• Брат, тонущий в озере из жидких пикселей.
• Кая, превращающаяся в песчаную статую с табличкой «Здесь лежала надежда».
• Микка, разрывающий собственное сердце на куски, чтобы накормить ими цифровых ворон.
Свет погас. Когда он вернулся, все двойники замерли, как зависшие программы, напротив сидел проводник в форме, сшитой из старых метро-билетов, его лицо было закрыто маской с фото отца Микки, но глаза... глаза были материнскими — пустыми, как экраны выключенных телевизоров.
— Ваши документы, — сказал он, протягивая руку, на которой вместо пальцев были пять дыроколов.
Микка подал билет, проводник пробил в нём дыру, и из отверстия хлынул чёрный песок, пахнущий «Хроноцидом».
— Счастливого пути, — пробормотал он, и маска соскользнула, обнажив лицо матери — но с V-знаком вместо рта.
На полу вагона осталась лужа песка, в ней плавало фото — отец держит бутылку «Хроноцида», а на заднем фоне виден проводник-мать с дыроколом вместо сердца.
Афоризм Каи-робота:
«Реальность — это пробный период, и чтобы получить полную версию, нужно удалить себя из памяти».