Глава 54 Молитва джинну

Глава 54: «Молитва джинну»
Глава, в которой происходит столкновение идеологий: джинн-циник, видящий в мире церковь Пустоты, против Гротова, воспринимающего механизмы как живую боль, а Кая, разбивая бутылку, становится катализатором выбора между рабством у системы и жертвой ради её преображения, ключ же Гротова — аллюзия на жертву Христа, где технология обретает душу через разрушение.
Воздух сгустился, словно металл, раскалённый в печи, осколки главной бутылки, рассыпавшиеся у ног Каи, мерцали как осколки ночи, поглощённые собственной тенью. Джинн-тень, высвободившись, не был похож на тех существ, о которых она читала в старых манускриптах, его форма пульсировала, то обретая черты человека в развевающемся халате, то расплываясь в дымку, пронизанную красноватыми прожилками, его смех эхом отражался от ржавых труб, превращаясь в гул, от которого содрогались стены цеха.
— Церковь... — его голос звучал так, будто тысячи шёпотов сплелись воедино. — Вы молитесь тому, что не можете заполнить, пустота — ваше единственное божество.
Гротов, стоявший у контрольной панели с перекошенными стрелками датчиков, сжал кулаки, его лицо, изрезанное тенями падающих балок, выдавало не страх, а ярость:
— Завод — не храм, где молятся железу, это организм, — прошипел он. — Он рыдает, потому что вы вырвали у него душу, каждая шестерня, каждый клапан — это крик, шестерни стонут, когда их перегружают.
Кая шагнула вперёд, её пальцы непроизвольно потянулись к амулету на шее — старой привычке, от которой она так и не избавилась.
— Ты солгал, — бросила она джинну, игнорируя дрожь в голосе. — Ты не дашь им свободу, ты просто заменишь один вид рабства другим.
Тень джинна сжалась, превратившись в чёрное солнце со щупальцами теней, воздух заполнил запах гари и.. ладана, стены цеха поползли, кирпичи начали превращаться в обугленные фрески: на них люди в промасленных робах кланялись алтарю, где вместо иконы зияла дыра, поглощающая дым и молитвы.
— Свобода? — Джинн парил над ними, его голос теперь звучал как скрежет поршней. — Вы сами выбрали поклоняться Пустоте, каждый гвоздь, вбитый в эти стены, — гвоздь в крышку вашего собственного гроба.
Гротов рванул рычаг аварийной остановки, где-то в недрах завода взвыла сирена, но вместо привычного рёва раздался стон — протяжный, человеческий, а из труб повалил не дым, а чёрные лепестки, обжигающие кожу при всяком прикосновении.
— Он превращает механизмы в плоть, — пробормотал Гротов, отшатываясь от панели, которая начала пульсировать, как живая. — Завод просыпается... Или умирает.
Кая схватила обломок трубы, её руки светились бледным светом древних рун.
— Закрой свой храм, — крикнула она джинну. — Или я развалю его до основания!
Джинн рассмеялся снова, и в этот раз смех пронзил Каю насквозь, выворачивая её душу.
— Попробуй, дитя пепла, ты уже дала мне ключ. — Он взмахнул рукой, и пол под ними затрещал, из трещин полезли тени — фигуры рабочих с пустыми лицами, тянущие к ним руки, полные ржавых инструментов.
Гротов вдруг заслонил Каю, выхватив из-под одежды ключ на цепочке — точную копию того, что висел на алтаре Пустоты.
— Если завод — это машина, — проревел он, — то её сердце бьётся здесь! — Он вогнал ключ в собственную грудь.
На мгновение всё замерло. Потом сердце завода забилось снова.