06

Бездомный, уже не связанный, сидит на топчане в приёмной психиатрической клиники. Над ним возвышаются два сочувствующих санитара. За спиной Бездомного как хоругвь прислонён к стене карниз с намотанной шторой. Врач слушает Бездомного.
– Я известный поэт Иван Бездомный... нет у меня никакой белой горячки...
– Сильно пили? – спросил доктор.
– Выпивал, но не так, чтобы уж...
– Тараканов, крыс, чертиков или шмыгающих собак не ловили?
– Нет, я совершенно здоров!
– А почему в пижаме? С постели взяли?
– Купался в Москва-реке и попятили мою одёжу, не идти же по городу в голом виде...
– Ага, ага, – очень удовлетворенно сказал доктор, – а почему ссадины? Дрался с кем-нибудь?
– Поцарапался, а потом ударил одного...
Вдруг часы ударили два раза.
– Эге-ге! – воскликнул Иван и поднялся с дивана, – два часа, а я с вами время теряю! - Он сухо кивнул, сказал «до свидания» и собрался уходить.
Путь ему перегородили санитары.
– Пропустите-ка!.. Пустите вы или нет? – крикнул поэт. – Ах так?! Ну ладно же! Прощайте... – и головою вперед бросился в штору окна. Раздался удар, но небьющиеся стекла за шторою выдержали его, и через мгновение Иван забился в руках у санитаров. Он хрипел, пытался кусаться, кричал:
– Так вот вы какие стеклышки у себя завели!.. Пусти! Пусти, говорю!
– Пустите его! – распорядился доктор и обратился к Ивану: – Вы – поэт?
– Поэт, – мрачно ответил Иван.
- Славно!
– Вы – доктор? - в свою очередь, спросил Бездомный
Тот вежливо наклонил голову.
– Мне с Вами нужно поговорить, – многозначительно сказал Иван Николаевич. – Вы Берлиоза знаете?
– Это... композитор?
Иван расстроился.
– Какой там композитор? Ах да, нет! Композитор – это однофамилец Миши Берлиоза! Мишу сегодня вечером задавило трамваем. И я был при этом! - Иван успокоился и продолжал – Так вот: сегодня мы с ним встретились с таинственною личностью, иностранцем не иностранцем, который лично видел Понтия Пилата. Он заранее знал о смерти Берлиоза и сам его нарочно под трамвай пристроил!
– Толкнул?
– Да при чем здесь «толкнул»? – воскликнул Иван, – такому и толкать не надо! Он такие штуки может выделывать, что только держись! Он заранее знал, что Берлиоз попадет под трамвай!
– А кто-нибудь, кроме Вас, видел этого консультанта?
– То-то и беда, что только я и Берлиоз.
– Так... Славно... Какие же меры Вы приняли, чтобы поймать этого убийцу? – тут врач повернулся и бросил взгляд женщине в белом халате, сидящей за столом в сторонке. Та открыла ноутбук и приготовилась фиксировать.
– Меры вот какие. Взял я на кухне свечечку...
– Вот эту? – спросил врач, указывая на изломанную свечку, лежащую на столе рядом с иконкой перед женщиной.
– Эту самую.
– А иконка зачем?
– Ну да, иконка... – Иван покраснел, – иконка-то больше всего и испугала. Дело в том, что он, консультант будем говорить прямо... с нечистой силой знается... и так его не поймаешь.
Санитары почему-то вытянули руки по швам и глаз не сводили с Ивана.
– Он лично с Понтием Пилатом разговаривал. – продолжал Иван, – Да нечего на меня так смотреть! Все видел – и балкон и пальмы, за это я ручаюсь.
– У Пилата? Пилат, это – который жил при Иисусе Христе? – щурясь на Ивана, спросил доктор.
– Тот самый.
– Ага! А этот Берлиоз погиб под трамваем?
– Вот же именно при мне его и зарезало трамваем, причем этот самый загадочный гражданин...
– Знакомый Понтия Пилата? – спросил доктор понятливо.
– Именно он, – подтвердил Иван – так вот он сказал заранее, что Аннушка разлила подсолнечное масло... А он и поскользнулся как раз на этом месте! Как Вам это понравится? – многозначительно осведомился Иван.
Но эффекта не последовало, и доктор очень просто задал следующий вопрос:
– А кто же эта Аннушка?
Этот вопрос немного расстроил Ивана, лицо его передернуло.
– Аннушка здесь совершенно не важна, – проговорил он, нервничая, – черт ее знает, кто она такая. Просто дура какая-то. А важно то, что он заранее знал о подсолнечном масле! Вы меня понимаете?
– Отлично понимаю, – серьезно ответил доктор – Не волнуйтесь и продолжайте.
– Продолжаю, – сказал Иван – так вот, этот страшный тип, а он врет, что он консультант, обладает какою-то необыкновенной силой. Например, за ним погонишься, а догнать его нет возможности. А с ним еще парочка, и тоже хороша, но в своем роде: какой-то длинный в битых стеклах и, кроме того, невероятных размеров кот, который сам ездит на метро. Кроме того, – Иван говорил все с большим жаром и убедительностью, – он лично был на балконе у Понтия Пилата, в чем нет никакого сомнения. Ведь это что же такое? А? Его надо немедленно арестовать, иначе он натворит бед.
– А… Вы добиваетесь, чтобы его арестовали? Правильно я Вас понял? – спросил доктор.
– Совершенно правильно! Я должен срочно позвонить!
- Дайте ему телефон - распорядился доктор. Санитар поморщился, но, вынув из кармана трубку, включил и подал Бездомному.
– Полиция? – закричал Иван в трубку, – Полиция? Товарищ дежурный, распорядитесь сейчас же, чтобы выслали омоновцев с пулеметами для поимки иностранного консультанта. Заезжайте за мною, я сам с вами поеду... Говорит поэт Бездомный из сумасшедшего дома... Как ваш адрес? – шепотом спросил Бездомный у доктора, прикрывая трубку ладонью, – а потом опять закричал в трубку: – Вы слушаете? Алло!.. Безобразие! – завопил Иван и швырнул трубку в стену. Санитар вздрогнул и оторопел. Иван повернулся к врачу:
- Я требую, чтобы меня немедленно выпустили.
– Ну что же, славно! – отозвался доктор – Действительно, какой же смысл задерживать в лечебнице человека здорового?.. Хорошо. Я Вас немедленно же выпишу отсюда, если Вы мне скажете, что Вы нормальны. Не докажете, а только скажете. Итак, Вы нормальны?
Тут наступила полная тишина. А Иван, прежде чем ответить, очень и очень подумал, морща лоб, и, наконец, сказал твердо:
– Я – нормален.
– Ну вот и славно, – облегченно воскликнул доктор, – а если так, то давайте рассуждать логически. В поисках неизвестного человека, который отрекомендовался Вам как знакомый Понтия Пилата, – он стал загибать длинные пальцы – Вы украли икону и зажгли свечу. Было?
– Было, – хмуро согласился Иван.
– Шли по городу в пижаме с зажженной свечой в руке и побили кого-то. Так? Привезли Вас сюда связанным. Отсюда Вы позвонили в полицию и просили прислать пулеметы. Сделали попытку выброситься из окна. Так? Спрашивается: возможно ли, действуя таким образом, кого-либо поймать или арестовать? И если Вы человек нормальный, то сами ответите: никоим образом. Вы желаете уйти отсюда? Извольте. Но позвольте Вас спросить, куда Вы направитесь отсюда?
– В прокуратуру – ответил Иван уже не так твердо и немного теряясь.
– А домой не заедете? – быстро спросил доктор.
– Да некогда тут заезжать! Пока я по домам буду разъезжать, он улизнет!
– Так. А что же Вы скажете в прокуратуре в первую очередь?
– Про Понтия Пилата, – ответил Иван Николаевич, и глаза его подернулись сумрачной дымкой.
– Ну, вот и славно! – воскликнул покоренный доктор и, обернувшись приказал: – выпишите, пожалуйста, гражданина Бездомного. Через два часа он опять будет здесь. Ну что же, – обратился он к поэту, – успеха я Вам желать не буду, потому что в успех этот не верю. До скорого свидания! – и он встал.
– На каком основании я опять буду здесь? – тревожно спросил Иван.
Доктор как будто ждал этого вопроса, немедленно уселся опять и заговорил:
– На том основании, что, как только Вы явитесь в пижаме в прокуратуру и скажете, что виделись с человеком, лично знавшим Понтия Пилата, – как моментально Вас привезут сюда.
– При чем здесь пижама? – растерянно оглядываясь, спросил Иван.
– Главным образом Понтий Пилат. Но и пижама также. Ведь домой к себе Вы заехать не собирались, хоть я и намекнул Вам на это. Далее последует Пилат... И дело готово!
– Так что же делать? – спросил Иван на этот раз уже робко.
– Резоннейший вопрос! Теперь я скажу, что, с Вами произошло. Вчера кто-то Вас сильно напугал и расстроил рассказом про Понтия Пилата и прочими вещами. И вот Вы, разнервничавшийся, издерганный человек, пошли по городу, рассказывая про Понтия Пилата. Совершенно естественно, что Вас принимают за сумасшедшего. Ваше спасение сейчас только в одном – в полном покое. И Вам непременно нужно остаться здесь.
– Но его необходимо поймать! – уже моляще воскликнул Иван.
– Хорошо, но самому-то зачем же бегать? Изложите на бумаге все Ваши подозрения и обвинения против этого человека. Ничего нет проще, как переслать Ваше заявление куда следует. Но только одно условие: не напрягайте головы и старайтесь поменьше думать о Понтии Пилате. Мало ли что можно рассказать! Не всему надо верить.
– Понял! – решительно заявил Иван, – прошу выдать мне бумагу и ручку.
– Выдайте бумагу и коротенький карандаш, – приказал доктор, а Ивану сказал: – Но сегодня советую не писать.
– Нет, нет, сегодня же, – встревоженно вскричал Иван.
– Ну хорошо. Только не напрягайте мозг. Не выйдет сегодня, выйдет завтра.
– Он уйдет!
– О нет, он никуда не уйдет, ручаюсь Вам. И помните, что здесь у нас Вам помогут, а без этого у Вас ничего не выйдет. Вы меня слышите? – вдруг многозначительно спросил доктор и завладел обеими руками Ивана Николаевича. Взяв их в свои, он долго, в упор глядя в глаза Ивану, повторял: – Вам здесь помогут... Вы слышите меня?.. Вам здесь помогут... Вам здесь помогут... Вы получите облегчение. Здесь тихо, все спокойно. Вам здесь помогут...
Иван Николаевич неожиданно зевнул, выражение лица его смягчилось.
– Да, да, – тихо сказал он.
– Ну вот и славно! – по своему обыкновению заключил беседу доктор и поднялся, – до свиданья! – он пожал руку Ивану и, уже выходя, распорядился: – Да, а кислород попробуйте... и ванны.
– Доктор, – шепотом спросил успокоившийся поэт, – Вы действительно думаете, что я болен?
– О да, – ответил врач.
– И что же по-Вашему со мной?
Врач устало поглядел на поэта и вяло ответил:
– Двигательное и речевое возбуждение... Бредовые интерпретации... Да еще и алкоголизм... Случай, по-видимому, сложный... Надо полагать - шизофрения.

Последние слова доктора накладываются на панораму по полу с разбросанными пустыми и не очень бутылками и сопутствующей всячины. На полу возле шикарной кровати в когда-то белой сорочке с бабочкой, в носках, но без брюк, в трусах легкомысленной расцветки возлежит Стёпа Лиходеев. На кровати с ногами полусидит... Воланд:
- Степа Лиходеев, директор Театра Эстрады очнулся утром у себя в квартире, в большом шестиэтажном доме, в тихом центре Москвы. Если бы Степе сказали бы: «Степа! Тебя расстреляют, если ты сию минуту не встанешь!» – Степа ответил бы: «Расстреливайте, делайте со мною, что хотите, но я не встану».
- Не встану - слабо пробормотал Стёпа, не открывая глаза.
- Не то что встать!.. Ему казалось, что, если он только откроет глаза, сверкнет молния и голову его тут же разнесет на куски. В этой голове гудел тяжелый колокол, между глазными яблоками и закрытыми веками проплывали коричневые пятна, и в довершение всего его тошнило. Ни который сейчас час, ни какое число, ни какого месяца – Стёпа решительно не знал. Он постарался хотя бы определить, в брюках он или нет, и не определил.
Стёпа трясущейся рукой ощупал бёдра.
– Добрый день, симпатичнейший Степан Богданович!
Стёпа ошарашенно распахнул глаза и вскочил. Но ему так ударило в голову, что он закрыл глаза и застонал:
– Кто Вы?.. Что Вам угодно? – и сам поразился, не узнав своего голоса. Слово «что» он произнес дискантом, «Вам» – басом, а «угодно» у него почти совсем не вышло.
Незнакомец дружелюбно усмехнулся, постучал по большим золотым часам с алмазным треугольником на циферблате и сказал:
– Одиннадцать! И ровно час, как я дожидаюсь Вашего пробуждения, ибо Вы назначили мне быть у Вас в десять.
Степа нащупал на полу рядом с кроватью брюки, шепнул:
– Извините... – надел их и хрипло спросил: – Скажите, пожалуйста, вашу фамилию?
– Как? Вы и фамилию мою забыли? – тут неизвестный улыбнулся.
– Простите... – прохрипел Степа.
– Дорогой Степан Богданович, – заговорил посетитель, проницательно улыбаясь, – Следуйте старому мудрому правилу лечить подобное подобным. Единственно, что вернет вас к жизни, это две стопки водки с острой и горячей закуской. – и, потянувшись сторону, достал откуда-то сервированный поднос, на котором был нарезанный белый хлеб, чёрная икра в вазочке, маринованные грибы на тарелочке, что-то в кастрюльке и, наконец, водка в запотевшей бутылочке. Степа вытаращил глаза, но незнакомец не дал Степиному изумлению развиться до степени болезненной и ловко налил ему полстопки водки.
– А вы? – пискнул Степа.
– С удовольствием!
Прыгающей рукой поднес Степа стопку к устам, а незнакомец одним духом проглотил содержимое своей стопки. Прожевывая икру, Степа выдавил из себя:
– А Вы что же... закусить?
– Благодарю, я не закусываю никогда, – ответил незнакомец и налил по второй.
Открыли кастрюлю – в ней оказались сосиски в томате. Выпили ещё.
– Ну, что же, теперь, я надеюсь, Вы вспомнили мою фамилию?
Но Степа только стыдливо улыбнулся и развел руками.
– Однако! Я чувствую, что после водки Вы пили портвейн!
Степа виновато вздохнул.
– Профессор черной магии Воланд, – веско сказал визитер, подавая визитку: - Вчера днем я прилетел в Москву, немедленно явился к Вам и предложил свои гастроли в Театре Эстрады. Вы позвонили кому следует и согласовали контракт на семь выступлений - Степа побледнел и заморгал глазами - подписали и условились, что я приду к Вам домой для уточнения деталей в десять часов утра сегодня.
– Разрешите взглянуть на контракт, – тихо попросил Степа.
– Пожалуйста, пожалуйста...
Степа взглянул на бумагу и закоченел. Все было на месте. Во-первых, собственноручная Степина залихватская подпись! Косая надпись сбоку рукою финдиректора Римского с разрешением выдать артисту Воланду аванс в счет следуемого ему за семь выступлений гонорара. Более того: тут же расписка Воланда в том, что он этот аванс уже получил!
Степа попросил у гостя разрешения:
- Извините, я на минуту - и, как был в носках, побежал в туалет. По дороге он прихватил трубку городского телефона:
В туалете Стёпа набрал номер коммерческого директора Театра Эстрады Римского.
– Да! – послышался в трубке резкий, неприятный голос Римского.
– Привет, Григорий Данилович, – тихо заговорил Степа, – это Лиходеев. Вот какое дело... гм... гм... у меня сидит этот... э... артист Воланд...
– Ах, черный маг? – отозвался в трубке Римский.
- Да... я хотел спросить, как насчет сегодняшнего вечера?
– Афиши сейчас будут.
– Ага, – слабым голосом сказал Степа, – ну, пока...
– А Вы скоро придете? – спросил Римский.
– Через полчаса, – ответил Степа и, сбросив вызов, сжал горячую голову руками и вышел из туалета.
Тут в зеркале шкафа-купе, помещавшемся в прихожей, Стёпа отчетливо увидел какого-то странного субъекта – длинного, как жердь, и в пенсне. Тот отразился и тотчас пропал. Степа в тревоге распахнул глаза, обернулся и его качнуло, ибо мимо прошел здоровеннейший черный кот.
Степы пошатнулся.
– Я схожу с ума! Откуда тут кот?
– Не беспокойтесь, Степан Богданович, – отозвался голос гостя из спальни, – кот этот мой. Не нервничайте.
Степа рысцой побежал в спальню и застыл на пороге. Волосы его шевельнулись, и на лбу появилась россыпь мелкого пота.
Гость пребывал в спальне уже не один, а в компании. Во втором кресле сидел тот самый тип, что померещился в передней. Теперь он был ясно виден: усы-перышки, стеклышко пенсне поблескивает, а другого стеклышка нет. Но оказались в спальне вещи и похуже: на пуфике в развязной позе развалился некто третий, именно – жутких размеров черный кот со стопкой водки в одной лапе и вилкой, на которую он успел поддеть маринованный гриб, в другой.
– Я вижу, Вы немного удивлены, дражайший Степан Богданович? – осведомился Воланд у лязгающего зубами Степы, – а между тем удивляться нечему. Это моя свита.
Тут кот выпил водки, и Степина рука поползла по притолоке вниз.
– И свита эта требует места, – продолжал Воланд, – так что кто-то из нас в квартире лишний. И мне кажется, что этот лишний – именно Вы!
– Они, они! – козлиным голосом запел длинный клетчатый, во множественном числе говоря о Степе, – вообще они в последнее время жутко свинячат. Пьянствуют, вступают в связи с женщинами, используя свое положение, ни черта не делают, да и делать ничего не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено.
– Машину зря гоняет казенную! – наябедничал и кот, жуя гриб.
И тут прямо из зеркала трюмо вышел маленький, но необыкновенно широкоплечий, в котелке и с торчащим изо рта клыком, безобразящим и без того невиданно мерзкую физиономию. И при этом еще огненно-рыжий.
– Я, – вступил в разговор этот новый, – вообще не понимаю, как он попал в директора, – рыжий гнусавил все больше и больше, – он такой же директор, как я архиерей!
– Ты не похож на архиерея, Азазелло, – заметил кот, накладывая себе сосисек на тарелку.
– Я это и говорю, – прогнусил рыжий и, повернувшись к Воланду, добавил почтительно: – Разрешите, мессир, его выкинуть ко всем чертям из Москвы?
– Брысь!! – вдруг рявкнул кот, вздыбив шерсть.
И тогда спальня завертелась вокруг Степы, он ударился о притолоку головой и, теряя равновесие опрокинулся назад. Но оказался не на полу, а на "ватрушке", качающейся на волнах, а сзади – красивый город на горах. Рядом затормозил гидроцикл, обдав Стёпу брызгами. На Степу поглядел дикими глазами парень с гидроцикла, который был уверен, что секунду назад на этом месте не было никакой "ватрушки". Степа сложил руки лодочкой перед грудью и дрожащим голосом произнес:
– Умоляю, скажите, какой это город?
– Ого!
– Я не пьян, – хрипло ответил Степа, – я болен, со мной что-то случилось... Где я? Какой это город?..
– Ну, Ялта...
Степа потерял сознание и погрузился в воду. Парень с криком «Эй!» прыгнул спасать. Всплеск.