04

Комната оказалась очень небольшой. Маргарита увидела широкую дубовую кровать со смятыми и скомканными грязными простынями, и подушкой. Перед кроватью стоял дубовый на резных ножках стол, на котором помещался канделябр с гнездами в виде когтистых птичьих лап. В этих семи золотых лапах горели толстые восковые свечи. Кроме этого, на столике была большая шахматная доска с фигурками. На маленьком вытертом коврике стояла низенькая скамеечка. Был еще один стол с какой-то золотой чашей и другим канделябром, ветви которого были сделаны в виде змей. Тени от светильников перекрещивались на полу.
Среди присутствующих Маргарита сразу узнала Азазелло, теперь уже одетого во фрак и стоящего у спинки кровати. Принарядившийся Азазелло поклонился Маргарите чрезвычайно галантно.
Нагая ведьма Гелла сидела на коврике на полу у кровати, помешивая в кастрюле что-то, от чего валил пар.
Был еще в комнате, сидящий на высоком табурете перед шахматным столиком, громаднейший черный котище, держащий в правой лапе шахматного коня.
Гелла приподнялась и поклонилась Маргарите. То же сделал и кот, соскочивши с табурета. Шаркая правой задней лапой, он уронил коня и полез за ним под кровать.
И главное - в коварных тенях от свечей на постели сидел тот, кого еще совсем недавно бедный Иван Бездомный убеждал в том, что дьявола не существует.
Два глаза - правый с золотою искрой на дне и левый – пустой и черный внимательно смотрели на Маргариту. Лицо Воланда было скошено на сторону, правый угол рта оттянут книзу, на высоком облысевшем лбу были прорезаны глубокие параллельные острым бровям морщины. Кожу на лице Воланда как будто бы навеки сжег загар.
Он широко раскинулся на постели, был одет в одну ночную длинную рубашку, грязную и заплатанную на левом плече. Одну голую ногу он поджал под себя, другую вытянул на скамеечку. Колено этой темной ноги и натирала какою-то дымящеюся мазью Гелла.
На раскрытой безволосой груди Воланда на золотой цепочке висел искусно из темного камня вырезанный жук с какими-то письменами на спинке. Рядом с Воландом на постели, на тяжелом постаменте, стоял странный, как будто живой и освещенный с одного бока солнцем глобус.
Воланд заговорил, улыбнувшись, отчего его искристый глаз как бы вспыхнул:
– Приветствую Вас, королева, и прошу меня извинить за мой домашний наряд.
Голос Воланда был так низок, что на некоторых словах давал оттяжку в хрип.
Воланд взял с постели длинную шпагу, наклонившись, пошевелил ею под кроватью и сказал:
– Вылезай! Партия отменяется. Прибыла гостья.
– Ни в каком случае, – тревожно свистнул по-суфлерски над ухом Маргариты Коровьев.
– Ни в каком случае... – начала Маргарита.
– Мессир... – дохнул Коровьев в ухо.
– Ни в каком случае, мессир, – справившись с собой, тихо, но ясно ответила Маргарита и, улыбнувшись, добавила: – Я умоляю вас не прерывать партии. Я полагаю, что гроссмейстеры всего мира всё бы отдали, если б имели возможность в ней поучаствовать.
Азазелло тихо и одобрительно крякнул, а Воланд, внимательно поглядев на Маргариту, заметил как бы про себя:
– Да, прав Коровьев! Как причудливо тасуется колода! Кровь!
Он протянул руку и поманил к себе Маргариту. Та подошла. Воланд положил свою тяжелую руку на плечо Маргариты, потянул ее к себе и посадил на кровать рядом.
– Ну, уж если вы так очаровательно любезны, – проговорил он, – а я другого и не ожидал, так будем без церемоний, – он опять наклонился к краю кровати и крикнул: – Долго будет продолжаться этот балаган под кроватью? Вылезай, окаянный ганс!
– Коня не могу найти, – задушенным и фальшивым голосом отозвался из-под кровати кот, – ускакал куда-то, а вместо него какая-то лягушка попадается.
– Не воображаешь ли ты, что находишься на ярмарочной площади? – притворяясь рассерженным, спрашивал Воланд, – никакой лягушки не было под кроватью! Оставь эти дешевые фокусы для Театра Эстрады. Если ты сейчас же не появишься, мы будем считать, что ты сдался, проклятый дезертир.
– Ни за что, мессир! – заорал кот и в ту же секунду вылез из-под кровати, держа в лапе коня.
– Рекомендую вам... – начал было Воланд и сам себя перебил: – Нет, я видеть не могу этого шута горохового. Посмотрите, во что он себя превратил под кроватью.
Стоящий на задних лапах и выпачканный пылью кот тем временем раскланивался перед Маргаритой. Теперь на шее у кота оказался белый фрачный галстук бантиком, а на груди перламутровый театральный бинокль на ремешке. Кроме того, усы у кота были позолочены.
– Ну что же это такое! – воскликнул Воланд, – зачем ты позолотил усы? И на кой черт тебе нужен галстух, если на тебе нет штанов?
– Штаны коту не полагаются, мессир, – с большим достоинством отвечал кот, – уж не прикажете ли вы мне надеть и сапоги? Кот в сапогах бывает только в сказках, мессир. Но видели ли вы когда-либо кого-нибудь на балу без галстуха? Я не намерен оказаться в комическом положении и рисковать тем, что меня вытолкают в шею! Каждый украшает себя, чем может. Считайте, что сказанное относится и к биноклю, мессир!
– Но усы?..
– Не понимаю упрёк, – сухо возражал кот, – Я напудрил усы, вот и все! Чем белая пудра лучше золотой?  Другой разговор был бы, если б я побрился! Бритый кот – это действительно уж безобразие, тысячу раз согласен признать это. Но вообще, – тут голос кота обидчиво дрогнул, – я вижу, что ко мне применяют кое-какие придирки, и вижу, что передо мною стоит серьезная проблема – быть ли мне вообще на балу?
И кот от обиды надулся.
– Ах, мошенник, – качая головой, говорил Воланд, – каждый раз, когда его партия в безнадежном положении, он начинает заговаривать зубы, подобно самому последнему шарлатану на мосту. Садись немедленно и прекрати эту словесную пачкотню.
– Я сяду, – ответил кот, садясь, – но речи мои представляют отнюдь не пачкотню, а вереницу прочно увязанных силлогизмов, которые оценили бы по достоинству Секст Эмпирик, Марциан Капелла, а то и сам Аристотель.
– Шах королю, – сказал Воланд.
– Пожалуйста, пожалуйста, – отозвался кот и стал в бинокль смотреть на доску.
– Итак, – обратился к Маргарите Воланд, – рекомендую вам, донна, мою свиту. Этот валяющий дурака – кот Бегемот. С Азазелло и Коровьевым вы уже познакомились, служанку мою Геллу рекомендую. Расторопна, понятлива, и нет такой услуги, которую она не сумела бы оказать.
Красавица Гелла улыбалась, обратив к Маргарите свои с зеленью глаза, не переставая зачерпывать пригоршней мазь и накладывать ее на колено.
- Общество, как вы видите, небольшое, смешанное и бесхитростное. – Воланд умолк и стал поворачивать перед собою свой глобус, сделанный столь искусно, что синие океаны на нем шевелились, а шапки на полюсах лежали, как настоящие, ледяные и снежные.
Маргариту поразили и шахматы. Фигурки были живые. На доске происходило смятение. Совершенно расстроенный король в белой мантии топтался на клетке, в отчаянии вздымая руки. Три белых пешки-ландскнехты с алебардами растерянно глядели на офицера, размахивающего шпагой и указывающего вперед, где в смежных клетках, белой и черной, виднелись черные всадники Воланда на двух горячих, роющих копытами клетки, конях.
Кот, отставив от глаз бинокль, тихонько подпихнул своего короля в спину. Тот в отчаянии закрыл лицо руками.
– Плоховато дельце, дорогой Бегемот, – тихо сказал Коровьев ядовитым голосом.
– Положение серьезное, но отнюдь не безнадежное, – отозвался Бегемот, – больше того: я вполне уверен в конечной победе. Стоит только хорошенько проанализировать положение.
Он стал строить какие-то рожи и подмигивать своему королю. Белый король наконец догадался, чего от него хотят, стащил с себя мантию, бросил ее на клетку и убежал с доски. Офицер брошенное королевское одеяние накинул на себя и занял место короля.
– Ну, что же, долго это будет продолжаться? – спросил Воланд, – шах королю.
– Мессир, – тревожно-фальшивым голосом отозвался кот, – вы переутомились: нет шаха королю.
– Король на клетке Г-2, – не глядя на доску, сказал Воланд.
– Мессир, я в ужасе, – завыл кот, изображая ужас на своей морде, – на этой клетке нет короля.
– Что такое? – в недоумении спросил Воланд и стал глядеть на доску, где стоявший на королевской клетке офицер отворачивался и закрывался рукой.
– Ах ты подлец, – задумчиво сказал Воланд.
– Мессир, я вновь обращаюсь к логике, – заговорил кот, прижимая лапы к груди, – если игрок объявляет шах королю, а короля между тем уже и в помине нет на доске, шах признается недействительным.
– Ты сдаешься или нет? – прокричал страшным голосом Воланд.
– Разрешите подумать, – смиренно ответил кот, положил локти на стол, уткнул уши в лапы и задумался. Думал он недолго и сказал: – Сдаюсь.
– Убить упрямую тварь, – шепнул Азазелло.
– Да, сдаюсь, – сказал кот, – но сдаюсь исключительно потому, что не могу играть в атмосфере травли со стороны завистников! – он поднялся, и шахматные фигурки полезли в ящик.
– Гелла, пора, – сказал Воланд, и Гелла исчезла из комнаты. – Нога разболелась, а тут этот бал, – продолжал Воланд.
– Позвольте мне, – тихо попросила Маргарита.
Воланд пристально поглядел на нее и пододвинул к ней колено.
Маргарита зачерпнула горячую, как лава, жижу и, не морщась, стараясь не причинять боли, стала втирать ее в колено.
– Приближенные утверждают, что это ревматизм, – говорил Воланд, не спуская глаз с Маргариты, – но я сильно подозреваю, что эта боль в колене оставлена мне на память одной очаровательной ведьмой, с которой я близко познакомился в тысяча пятьсот семьдесят первом году в Брокенских горах, на чертовой кафедре. Лет через триста это пройдет. Мне посоветовали множество лекарств, но я по старинке придерживаюсь бабушкиных средств. Поразительные травы оставила в наследство поганая старушка, моя бабушка! Кстати, скажите, а вы не страдаете ли чем-нибудь? Быть может, у вас есть какая-нибудь печаль, отравляющая душу, тоска?
– Нет, мессир, ничего этого нет, – ответила Маргарита, – а теперь, когда я у вас, я чувствую себя совсем хорошо.
– Кровь – великое дело, – неизвестно к чему весело сказал Воланд и прибавил: – Я вижу, Вас интересует мой глобус.
– О да, я никогда не видела такой вещицы.
– Хорошая вещица. Я, откровенно говоря, не люблю последних новостей по радио. Сообщают о них всегда какие-то девушки, невнятно произносящие названия мест. Кроме того, каждая третья из них немного косноязычна, как будто нарочно таких подбирают. Мой глобус гораздо удобнее, тем более что события мне нужно знать точно. Вот, например, видите этот кусок земли, бок которого омывает море? Смотрите, там идёт война. Если вы приблизите глаза, вы увидите и детали.
Маргарита наклонилась к глобусу и увидела и ленточку реки, и какое-то селение возле нее. Внезапно и беззвучно крыша дома взлетела наверх вместе с клубом черного дыма, а стенки рухнули, так что от двухэтажной коробки ничего не осталось, кроме кучечки, от которой валил черный дым. Еще приблизив свой глаз, Маргарита разглядела маленькую женскую фигурку, лежащую на земле, а возле нее в луже крови разметавшего руки маленького ребенка.
– Вот и все, – сказал Воланд, – он не успел нагрешить. Работа Абадонны безукоризненна.
– Я не хотела бы быть на той стороне, против которой этот Абадонна, – сказала Маргарита, – на чьей он стороне?
– Чем дальше я говорю с вами, – любезно отозвался Воланд, – тем больше убеждаюсь в том, что вы очень умны. Я успокою вас. Он на редкость беспристрастен и равно сочувствует обеим сражающимся сторонам. Вследствие этого и результаты для обеих сторон бывают всегда одинаковы. Абадонна, – негромко позвал Воланд.
Из стены появилась фигура какого-то худого человека в темных очках. Маргарита, тихонько вскрикнув, уткнулась лицом в ногу Воланда.
– Да перестаньте, – крикнул Воланд и звонко шлепнул Маргариту по спине, – до чего нервозны современные люди. Ведь видите же, что он в очках. Кроме того, никогда не было случая, да и не будет, чтобы Абадонна появился перед кем-либо преждевременно. Да и, наконец, я здесь. Вы у меня в гостях! Я просто хотел вам показать.
Абадонна стоял неподвижно.
– А можно, чтобы он снял очки на секунду? – спросила Маргарита, прижимаясь к Воланду и вздрагивая.
– А вот этого нельзя, – серьезно сказал Воланд, махнул рукой Абадонне, и того не стало. – Что ты хочешь сказать, Азазелло?
– Мессир, – ответил Азазелло, – разрешите мне сказать. У нас двое посторонних: красавица, которая хнычет и умоляет, чтобы ее оставили при госпоже, и кроме того, с ней, прошу прощения, ее боров.
– Странно ведут себя красавицы, – заметил Воланд.
– Это Наташа, Наташа! – воскликнула Маргарита.
– Ну, оставить при госпоже. А борова к поварам!
– Зарезать? – испуганно крикнула Маргарита, – помилуйте, мессир, это Николай Иванович, нижний жилец. Тут недоразумение. Она, видите ли, мазнула его кремом...
– Помилуйте! – сказал Воланд, – на кой черт и кто станет его резать? Пусть посидит вместе с поварами, вот и все! Не могу же, согласитесь, я его пустить в бальный зал!
– Да уж... – добавил Азазелло и доложил: – Полночь приближается, мессир.
– А, хорошо. – Воланд обратился к Маргарите: – Заранее благодарю Вас. Не теряйтесь и ничего не бойтесь. Ничего не пейте, кроме воды, а то разомлеете и Вам будет трудно. Пора!