Я был под вязьмой

Несколько слов об авторе записей:

Мой муж Бруднер Григорий Леонидович, записал всё произошедшее с июня месяца – с начала Великой Отечественной войны. Записал он эти записи в то время, когда находился партизанском отряде и был направлен на боевое задание взорвать железнодорожное полотно, по которому немцы вели поезд.

Выполнив задания и возвращаясь, он был ранен. Пуля попала в ногу, и он не мог ходить. Когда его раненного друзья доставили в отряд, где он был помещён в госпиталь и после операции по удалению пули и, придя в себя, он и написал эти воспоминания.

А теперь я сообщу несколько слов об авторе этих записей.

Бруднер Григорий Леонидович родился в Минске в 1914 году 22 июня. Отец его владел магазином резиновой обуви, но умер в 1922 году. Мать погибла в 1941 году в Минске вместе с одной из дочерей – сестрой Григория.

Бруднер Григорий окончив 3 класса после смерти отца вынужден был оставить учёбу и чтобы обеспечить материальное положение семьи пошёл работать. Он при помощи ОЗЕГа (отдел землеустройства еврейских трудящихся) был направлен в деревню Логайского района в качестве пастуха. Он тогда ещё 10-летний мальчик вставал в 6 часов утра и ходил по деревне собирал коров из каждого двора и выгонял стадо на пастбище. За это каждый хозяин кормил его и устраивал на ночлег.

Проработав 3 года пастухом, он вернулся домой в Минск.

Он окончил школу, поступил в вечерний техникум и одновременно работал. Вначале работал чернорабочим на строительстве МКВД, а затем поступил на учёбу в ФЗУ (фабрично заводское училище) при заводе «Ударник», где после окончания училища работал слесарем на том же заводе.

В 1935 году Григорий поступил в Институт Народного Хозяйства им. Куйбышева в Минске, который окончил в 1939 году. Одновременно проходя обучения, он вечерами ходил на товарную станцию выгружать вагоны, чтобы помочь матери материально.

В 1939-1940 годах окончил офицерские курсы Красной Армии, и участвовал в освобождении Западной Беларуси.

Занимаясь в Нархозе, он поступил на географический факультет Пединститута при Белорусском Государственном Университете и к 1941 году успел окончить 4 курса.

С 1940 по 1941 годы работал старшим экономистом в Главскомбесе. Затем началась Отечественная война…

Автобиография периода Отечественной войны составлена для памяти…

В воскресенье 22 июня я уехал в Кишловку, и до 7 часов вечера не знал о несчастье постигшим нашу родину. Вечером 22 июня, когда я уже всё знал, я не понимал весь ужас, который нам придётся пережить и мне в частности.

Имя на руках мобилизационное предписание 23 июня я явился в Райвоенкомат и был направлен в часть. Эта часть находилась в г. Минске. Весь день мы пробыли в части.

24 – го утром, когда Минск подвергся ужасному обстрелу, мы пешком направились в направлении Орши.

27 июня, когда мы находились вблизи Орши, то подверглись бомбежке, в результате которой пять человек, в том числе и наш командир погибли. Когда мы прибыли в Оршу, то оказалось, что эвакуация Орши должна быть быстрой. Поездом мы прибыли в г. Могилёв в район ст. Лопухово, где находились в течение двух суток. В связи с эвакуацией Могилёва нам был отдан приказ на марш без остановок в Чаусы. В Чаусах я, наконец, одел основное обмундирование и на машинах, а так же пешком мы прибыли в город (неразборчиво) в лес. Там мы пробыли 10 дней.

Я был послан на 20-ти дневные курсы командиров взводов в 15-х числах июля. Пройдя курсы, я был аттестован из техника-интенданта 2-го ранга в лейтенанты. В течение этого дня на автомашине наша команда из 15 человек прибыла на фронт в штаб 19 Армии. Прибыв в штаб, получили направление в 166 стрелковую дивизию, а оттуда я один был направлен в 517 стрелковый полк.

К вечеру я прибыл в расположение 517 стрелкового полка и тут получил должность. Когда со мной поговорил командир полка, он узнал, что я имею образование, знаю сносно немецкий язык, разбираюсь в обстановке. В связи с этим меня оставили в штабе полка в качестве переводчика. Так наша часть стояла в 1 километре от передовой около ст. Вадино-Ярцево под д. Иванники.

Служить мне пришлось не плохо. Ежедневно нас обстреливали из миномётов, охотились за нами самолёты-разведчики. Однако немцы в течение августа-сентября не сумели на нашем участке фронта продвинуться ни на шаг. Сибирские дивизии отбивали все атаки противника.

В первых числах октября началось повсеместное отступление наших частей. В течение первой половины октября каждый день мы отступали на юго-восток. Так продолжалось до 15 октября. 15 октября в 20-15 км. от Вязьмы вся наша группировка состоящая из нескольких армий попала в котёл, и мы оказались в окружении. Каждая армия разрабатывала план прорыва, но для солдат эти дни были ужасными – прекратилось питание, не стало хватать хлеба, к голоду прибавились систематические бомбёжки с воздуха. В 20-х числах октября начался прорыв из окружения.

10 катюш, танки и кавалерия пробили окружение и прорвались на восток. Разрыв между нашей группировкой и нашими войсками был велик – расстояние исчислялось более 100 км. Но положение на фронте нам было неизвестно, и мы продвигались на восток, думая соединится с нашими войсками. К вечеру голова прорыва вышла к речонке (приток р. Вязьма) и должна была форсировать реку. Тут случилась ужасная трагедия, которая никогда не выйдет из моей памяти на протяжении всей моей жизни. Весь транспорт, который двигался через мост, был потоплен и подбит. Немецкие самолёты, артиллерия открыли ураганный огонь – смешались люди, лошади и машины. Все обозы были брошены, а мы солдаты и офицеры перейдя вплавь или вброд реку стали двигаться на восток, а немецкие части преследовали нас всё время - неслыханные были потери. На моих глазах умирали друзья и товарищи.

Наступила ночь 22 октября. Солдаты различных разгромленных полков стали группироваться в лесах под городом Вязьма. На завтра этот лес подвергся ужасной бомбёжке. Отдельными разрозненными группами солдаты стали уходить кто куда. Я решил собрать группу солдат и двигаться на восток для того, чтобы перейти линию фронта. Подготовка заняла у меня два дня. Группой в 50 человек под моим руководством двинулись мы на восток. Карты у меня не было, где находится фронт, тоже не было известно, и мы двинулись. Шли всю ночь на восток. В 4 часа утра какая-то немецкая часть нас обнаружила, и бросилась на нас в атаку. Многие здесь были убиты или взяты в плен. Я с одним своим солдатом на открытом поле обнаружили яму. На эту яму было повалено дерево, и я с солдатом, заскочили в эту яму, и накрыли себя этим упавши деревом – так мы спаслись. Около нас шныряли немцы искавшие ещё оставшихся в живых красноармейцев, но никого не найдя скоро ушли. Так я с одним солдатом в конце октября остался в немецком тылу, потеряв последнюю надежду, соединится с нашими частями.

Усталость от изнеможения взяли свое и в этот момент я уснул. Когда проснулся, то обнаружил, что сплю в сырой яме наполненной водой. Взглянул на поверхность и увидел, что нахожусь возле какой-то станции и недалеко деревня и что делать?

Тихонько выбравшись из ямы, мы увидели небольшие кусты. Тихо ползком мы перебрались и стали обдумывать положение. Здесь-то мы только почувствовали, что вторые сутки ничего не ели и голод заставил нас попытаться войти в посёлок. Когда вышли на поляну, и стали наблюдать за деревней, всё было тихо, и мы пошли в крайний дом. Там мы выяснили следующие: мы находимся в 10 км. от города Вязьмы по дороге на Калугу. Немцы только утром выехали из деревни на фронт. По словам жителей, немцы уже взяли Калугу и двигаются к Москве.

Я предложил своему солдату перейти фронт. Пришлось доказать ему, что без группы это будет сделать не так трудно. Мы переоделись в гражданскую одежду под видом местных крестьян. Он не соглашался идти со мной, а хотел пойти в Смоленскую область к родным. Попрощавшись с ним, я остался один. И я один стал осуществлять свой план действия.

В этом же посёлке я закопал свой автомат и патроны. Направившись в хату, я оставил там свою шинель, снаряжение, фуражку. Ремень, брюки и сапоги я решил оставить себе. На голову натянул папаху чёрного цвета, надел крестьянскую рубаху и чёрную поддёвку. Более месяца я не брился и не мылся, в связи с этим на солдата никак не был больше похож. Одевшись, я отправился на восток.

Прошло несколько дней, а идти было всё труднее и труднее. В некоторые деревни вообще не пускали, так как они были заняты немцами. Я так же видел, что идти на восток больше не в состоянии и стал болтаться по деревням. Около города Вязьмы меня задержал немецкий патруль и обыскал. В сапогах нашли кировские часы, а на брюках офицерский ремень. Часовой сказал своему напарнику о том, что я русский шпион, и я понял, что они хотят отвести меня в штаб. Мимо меня проходила большая колонна военнопленных и они не желая со мной возиться, пристроили меня к колонне и я потащился к городу Вязьмы (3 км.). Придя в город нас, столкнули в большой загороженный двор. Это были склады зерна, которые полностью были уничтожены нашими частями при отступлении. Ночь прошла под открытым небом на кочках сгоревшего зерна. Наступило утро. Питания никакого не было, и естественно каждый из нас искал путь к жизни и спасению.

Охрана не была сильной, поэтому устроить побег было легко. Но куда бежать или идти? Это была единственная задача. В этот момент я твёрдо наделся, что будет контрнаступление наших войск и мне остаётся одно – переждать это время, поэтому я решил идти на запад в направлении Орши. Я слыхал тогда, что в лесах имеются воинские части, которые собираются прорваться через фронт или же будут вести борьбу с немцами. И я прошёл просёлочными дорогами.

Мой страх и боязнь ещё усиливались тем, что я был евреем, и если кто меня узнаёт, я буду немедленно разоблачён и уничтожен. И поэтому я двигался глухими хуторами и дорогами. Моё состояние здоровья было подорвано за период последнего месяца. Я голодал, причём, я завшивел настолько, что всё моё тело и бельё кишело вшами.