История одной фотографии или по газонам не ходить

                Паситесь, мирные народы!
                Вас не разбудит чести клич.
                К чему стадам дары свободы?
                Их должно резать или стричь.

                Александр Пушкин «Свободы сеятель пустынный…»

Виктор Соломонович Самохин жил обычной жизнью, обычного ленинградца с обычной советской зарплатой, с привычными очередями за всем, с вечерами у телевизора, с выходными и отпусками в садоводческом товариществе, где он, своими руками из, чаще всего, ворованных деревяшек, смастерил домик для своей семьи. Единственное, что поднимало Виктора Соломоновича над усреднённым жителем Питера – наличие собаки, породы боксёр и «Запорожца» - это такой автомобиль. И как все советские люди он мечтал о лучшей жизни. Главной мечтой нашего героя было посещение города Парижа. Но поскольку эта поездка была вещью нереальной, то он мог предаваться ей без всякого фанатизма. Иногда забывал о Париже, но какая-нибудь мелочь советского быта, обязательно о нём напоминала. А побывать он хотел там не для посещения Лувра или прогулки по набережной их Сены, а исключительно, чтобы...

Но грохнула «перестройка». Привычный мир рухнул, и на смену миру пришло нечто постыдное.

После первого года растерянности и депрессии, Виктор Соломонович смог присмотреться к себе внимательно, как бы со стороны, чужими глазами. И тогда Самохин сказал себе: «Витя, ты умный молодой мужик с золотыми руками, мозгами и ноткой авантюризма в душе, не должен утонуть в этом океане больших возможностей?» И он поплыл. Стало что-то получаться: к той работе, где он трудился 8 часов в день, открыл свою фирму. Дело пошло, появились деньги, правда, на которые мало что можно было купить. Но тут государство отпустило цены; прилавки в магазинах заполнились продуктами и товарами. Жизнь начинала превращаться в сказку. А что же Париж? О нём Виктор Соломонович иногда вспоминал, поскольку появилась возможность там побывать. Но, как всегда, если это доступно, то ещё успеется. Да и в материальном смысле, Виктор Соломонович, считай, уже жил в столице Франции. Всё менялось и в Ленинграде. Люди стали лучше одеваться, да и городу вернули прежнее, хотя и непривычное название «Город герой Санкт-Петербург», а переживших войну в нашем городе, могли называть, «Житель блокадного Санкт-Петербурга». Появилось новое слово «бизнес». Одно трудно было изменить в сознании людей, привычку к запретам. И даже на этом люди делали деньги. Как пример. Магазин, выстроенный ещё при старом режиме, на отшибе, от ближайших домов отделял большой газон. Обходить его далеко, поэтому народ с покупками шёл домой напрямую, по газону, по протоптанной тропинке. А на другом конце того пути иногда стоял милиционер и штрафовал население. Брал он сущие пустяки (если без квитанции), но часто. Народ особенно не возражал, понимали, это его бизнес. Виктор Соломонович, отдав в очередной раз мзду милиционеру, подумал: «А как же в Париже с этим делом? С газонами.

Как ленинградцу, Виктору Соломоновичу иногда хотелось, как он говорил, «пойти потолкаться в центр города». И так, гуляя однажды с женой по дворцовой площади, Виктор Соломонович имел неосторожность оступиться и подвернуть ногу. Боль была такой сильной, что он тут же присел прямо на брусчатку перед Александрийским столпом. Гуляющий народ, с удивлением, граничащим с осуждением и возмущением, глядел на сидящего посредине площади мужика. Вскоре, перед Самохиным уже встал страж порядка, и бодрым, если не сказать, радостным голосом, сообщил, что сидеть здесь, перед Зимним дворцом, запрещено, что мол, Вы бы ещё тут легли (милиционеру так понравилась сказанная им шутка, что он даже хохотнул). Не знаю, что страж порядка подумал, глядя на прилично одетого мужчину, сидящего на брусчатке площади, снявшего ботинок и носок. Парень прежде потребовал документы. Глядя в паспорт, учтиво, с досадой в голосе, стараясь казаться ленинградцем, с претензией на высокую интеллектуальность, произнёс замечательную фразу: «Вы уж, Виктор Соломонович, не взыщите, ничего личного, но будете мной, как органом правопорядка, оштрафованы». И орган, удовлетворив просьбу нарушителя порядка, взял деньги по-божески, без квитанции. От чего нога болеть не престала, но пришлось подняться и так, в одном ботинке, ковыляя, покинуть историческую площадь, где в 1917 году вершилась судьба Родины.

Свершилось! Семья Самохиных, как туристы, на экскурсии в Париже! Автобусная поездка предусматривала посещение нескольких европейских столиц. На Париж был отведён всего один день. И вот, Самохины на площади, вблизи Эйфелевой башни. И Виктор Соломонович смог совершить задуманный акт. Он, как был в своём новоприобретённом пиджаке горчичного цвета, на глазах у прогуливающихся тут же парижан и гостей города, лёг. Народ продолжал свой променад, не обращая никакого внимания на лежащего чудака. Виктор Соломонович был совершенно уверен, что скучавшие поодаль два жандарма, сейчас же потребуют, чтобы он поднялся, и выпишут ему штраф.  И предложи жандармы сейчас, мол, если без квитанции, то дешевле, Самохин непременно откажется, чтобы получить квитанцию, как доказательство свершённого им безобразия в самом сердце Парижа. Жена же Виктора Соломоновича, дабы не сгореть со стыда, сфотографировав мужа в лежачем положении, поднялась на Эйфелеву башню. Но жандармы не тронулись с места, а к лежащему Самохину направился чернокожий парень. Не дойдя до Виктора Соломоновича несколько шагов, молодой человек тоже уютно распластался на плитах площади, сняв и поставив рядом с собой башмаки и носки; при этом, улыбнувшись Виктору Соломоновичу, показал вверх большой палец (руки). Самохин, лёжа так, навзничь, и глядя в синеву небосвода, незаметно для себя задремал. Очевидно, так опьяняюще подействовал на него парижский воздух свободы.

Проснулся Виктор Соломонович от толчка жены, спустившейся на землю с Эйфелевой башни. Он поднялся на ноги, огляделся. На площади, то тут, то там, сидели и лежали люди. Отдыхали. Вот он какой, этот свободный Париж!..

А произошло это не сегодня, а в 1996 году (тогда ещё было можно).