Чужой

И сказала ты: «Что у него за душой?
Для чего он тут ходит так поздно, чужой?»
Имант Зиедонис.

Брата Олега Божкова "из другой церкви" в церкви библейских христиан не любили, но по заведённому порядку лицемерия и ханжества никогда не ругали, и другим не позволяли. Не нравился он и адептам «Дома Петра», чьим членом являлся, но там так же всем амбарные замки на губы вешали.
Всем, но только не себе.
У проповедницы Лизы из-за закона Яровой развилась мания преследования, ей во всех щелях чудились вредители и шпионы, желающие погубить вверенную ей церковь. Подозревала она и Олега, хотя куда подозрительнее была сестра Настя Юбкина и сестра Ульяна. Правда, брату Олегу комнату она всё-таки сдала, - пять тысяч рублей на дороге не валяются.
Если кто-то ругал брата Олега за его низость и подлость, то церковные зомби с пеной у рта доказывали, что «любого человека может судить только Бог!» Но когда по его душу, как к уголовнику, приходили надзорные органы, сестра Зуля открещивалась от него, как от чумы: да, он здесь живёт, но мы с ним не общаемся, ничего про него не знаем.
В церкви библейских христиан, как и обещали, теперь молились по-новому, и даже в другой день. И в самом начале июня на это вечернее молитвенное собрание пришёл и Олег. Просто как в книге Иова:
"И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана".
В этот раз пастора Вениамина не было, он читал проповеди на другом конце Земли, и его замещал Моксоним из Страны Царствия Небесного. Присутствовали проповедница, брат Буркит, брат Андрей, сестра Наташа, сестра Зуля с мужем, сестра Чинара. И Лариса, которой до этого долго не было.
Если же брат Олег открывал рот, то это было что-то страшное. Его никто не мог остановить:
- За что угрызать друг друга? Меня, Лизавету Петровну? Есть три веры, Бог мне об этом говорил, я в посте был шестьдесят дней! Есть чувственная вера, есть Божья вера. В последний раз я не мог исцелить человека от рака, моих сил не хватало. Каждый день я исцеляю слепых, хромых, зависимых…
Олег говорил уже с ненормальной скоростью, так, будто его родной язык был французским, самый быстный на Земле.
- Успокойся, Олег! – остановила его духовный «понос» проповедник Лиза, обычно такая внешне мягкая. - Тогда бы и больницы все пришлось бы позакрывать!
И тут Лариса заорала:
- Олег, почему ты водишь левых людей в церковь?!! Вот пастор, который построил эту церковь, спрятал здесь северных корейцев! А их нашли и депортировали! А всё потому, что кто-то кого-то привёл, и кто-то кому-то что-то сказал! И самого его депортировали, поскольку он уже не имел права находиться на территории России!!! Человек здесь построил церковь, а его выбросили, как тряпку!
- Да я никому, ничего... Я молюсь, я исцеляю!
- Ты приводил!!! - закричал Хамит. - Мы подошли и сказали тебе: зачем? Первое мая была.
И вот молитва по-новому. Потушили свет, и Моксоним орёт:
- Чиё!!! Чиё-о-о!!!
Дети (Кирилл, Давид, Тимур), именно в таком порядке, линейке по возрасту, бегают между столами, как маленький паровозик из трёх вагончиков. Все что-то бубнят или орут на своём. На иных языках, русском, корейском, узбекском, каракалпакском. Брат Хамит стоит посреди комнаты с гитарой, остервенело бьёт по струнам и вопит:
- Полное, полное исцеление! Ре-ле-ле-ле-ле!
- Аминь!
Брат Олег, возмутитель спокойствия, исчез. Он всегда уходил по-английски.
Проповедница и пресвитерша шепчутся в пасторском кабинете.
- Он хочет всех выгнать! – говорит Лиза. – Мне страшно, я его боюсь! Мне еле удалось уговорить Моксоним никого не выбрасывать на улицу! Здесь же живут служители! А церковь должна помогать обездоленным!
- А ванна! «Мы пожалуемся Главному Епископу, и у вас отберут церковь!»
- Самоним же сейчас в Божьей стране,- напоминает проповедник Лиза. – С 1-го июля мы начнём новую программу! Она сейчас обучается исцелению!
- Нам это ещё не открыто. Мы, если что, сразу таблетку пьём.
Сестра Лариса сегодня организует питание. Она привезла сардельки, лепёшку узбекскую и клубнику в сахаре. Проповедник выставила сливочное масло
Пришла и её новая подруга, Вика.
Когда ужин окончен, сестра Лариса завернула недоеденные сардельки в грубую бумагу из-под лепёшки, скомкала и швырнула в мусорную корзину.
Отдала бы лучше сестре Томе!