Любовь у реки

В десятом классе мы звали Алексея не иначе, как Ромео. Уж очень близкими у него были отношения с красавицей-Любой, которую соответственно называли Джульеттой. После окончания школы жизнь разбросала нас по всей стране. С Алексеем и Любой я потерял связь на долгие годы.
Минувшим летом я неожиданно получил телеграмму от земляка Анатолия из Казани: встречай, скоро Алексей будет у тебя в гостях. Я долго вчитывался в сообщение, радуясь предстоящему свиданию с Ромео и с собственной юностью. И вот встреча через 50 лет после школьного бала состоялась. В первую ночь мы не сомкнули глаз. Я больше слушал гостя, а он, светясь радостью, рассказывал о своей любви:
- Ты ведь знаешь, как давно мне нравилась Люба. Все время я всячески, часто неумело, старался добиться ответного чувства. Временами она подавала мне светлую надежду, но вскоре гасила ее, включая какие-то внутренние тормоза. Иногда я оказывался в тупике и, не находя желанного выхода, готов был порвать с Любой всякие отношения. Наконец, как мне показалось, счастье само двинулось мне навстречу.
В то лето совхоз «Первомайский» раскорчевал и распахал на правом берегу Кичуя  густо поросшую ивняком плантацию, заливаемую вешними водами. Внешне Кичуй не впечатляет, едва проглядывая через густые заросли по берегам. На самом же деле река отличается глубиной и сильным течением. Берега у нее крутые и обрывистые, перейти ее вброд практически невозможно: слишком глубоко.
Совхозное руководство решило обустроить огород и выращивать овощи к столу своих рабочих. Сажали в основном огурцы. А полив в те годы производили старым дедовским способом. Лошадь подвозила металлическую бочку, девчата ведрами заполняли ее речной водой, они же ведрами и лейками поливали огуречные грядки. Как же я обрадовался, когда узнал, что мне предстоит работать на Кичуе – управлять лошадью, а Любе вместе с подружкой черпать воду.
Я знал, где на лугах росли самые яркие и душистые цветы. Не раз, бывая на рыбалке, я любовался этой природной благодатью и в первый же день собрался нарвать два букета. Тот, что побольше, конечно, Любе. И вот мы втроем подъехали к реке. Первая попытка в любом деле редко бывает успешной. Совсем не напрасно и не на пустом месте утвердилась в народе поговорка про первый блин комом. У меня вышло еще хуже. Когда девчонки наполнили бочку водой, а я попытался тронуть лошадь с места, колеса заметно просели. Дрожки в один миг приняли опасный крен, и бочка, ничем не закрепленная, плюхнулась в реку. К счастью, Любаша с подружкой с визгом успели отскочить.
От растерянности я даже не сразу пришел в себя. Радужные картины с живыми цветами тут же померкли в моем воображении. В довершение всех неприятностей я услышал гневный окрик Любы: «Растяпа».
Тем временем девчата выбрались на берег и стали советовать мне сбегать в деревню за помощью. Я молчал, а на душе скребли кошки. В голове мелькали варианты обидных прозвищ, которыми меня могли наградить местные острословы.
Умру в Кичуе, а бочку вытащу, твердо решил я и полез в воду. Нырнув, нащупал, исчезнувшую бочку руками и стал молить Бога, чтобы Архимед со своим знаменитым законом смог мне помочь. Течение мешало, с великим трудом удалось приблизить бочку к берегу и повернуть ее горловиной вниз. Большая часть воды при этом вылилась. Бочка стала гораздо легче. Чтобы бесценный груз снова не унесло на глубину, поддел его подручным колом, а сам стал думать над тем, как поднять бочку на берег. Решение пришло довольно быстро. Еще одну крепкую палку я всунул в горловину бочки, привязал к ней новенькие вожжи и с помощью лошади вытянул емкость на берег. Операция завершилась столь успешно, что я не поверил своим глазам. За какие-то полчаса  я почувствовал, как вырос в собственных глазах и в глазах девчат. Люба смотрела на меня уже не как на Алешку-школьника, а как на сказочного богатыря Алешу Поповича. Она сняла с головы белую коленкоровую косынку, оторвала от нее полоску ткани и трогательно перевязала мне правую ладонь. Руку незаметно для себя я порезал об острые края отверстия бочки. Пока она занималась перевязкой, я наблюдал за ее глазами. Это был взгляд Наташи Ростовой, молящейся у постели раненого Андрея Болконского.
Я понял: Любушка врачевала не только мою руку, она врачевала нашу выстраданную любовь.
А дальше было все: и цветы, и поцелуи, и свадьба, и дети. Только… не в одно время.