Теория написания рассказов

Посвящается А.

В университете попросили подъехать пораньше. «Будет небольшой инструктаж и чай», - написала накануне Дашулик в личку. В конце предложения не было точки, но стоял смайлик в солнцезащитных очках.
Дашулик, скорей всего, была студенткой-волонтером на этом мероприятии, по аве не понять, хотя, подумал Кирилл, сейчас отчего-то многие застряли в детстве, и даже совсем взрослые люди стали называть себя детскими именами. То ли ответственности не хотят, то ли с горшком расстаться никак не могут. Оба варианта были, в принципе, про одно и то же и оба не сходились в отношении нескольких его знакомых. Например, поэт Саша Осипов, именно Саша, писал, в основном, полные драматизма стихи о неразделённой любви, хотя был счастливо женат в одном-единственном браке и воспитывал троих детей, был ещё продюсер массовых мероприятий, суровый, осипший от постоянного крика мужик, представлявшийся Мишей. Когда новые коллеги обращались к нему как к Михаилу, он недовольно фыркал и больно тыкал пальцем в плечо: «Не Михаил, а Миша. Запомни, сынок!». Кирилл запомнил. Как и то, что «сынками» у него числились все, независимо от пола и возраста.   

Кирилл, с его постоянной тревожностью, вышел из дома за полтора часа до назначенного времени. Можно было не торопиться: до Каменноостровского проспекта, где должна была пройти сегодняшняя литтусовка, точнее, как было написано на афише «Творческая встреча группы писателей с читателями», максимум час, и то, если транспорта долго не будет, но боязнь, что он опоздает, всегда выталкивала его в дорогу очень заранее. Народу субботним днем в автобусе было немного, Кирилл спокойно сел и, поколебавшись между телефоном и книгой, достал из сумки мобильный.
Сообщений было всего два. Дашулик, извиняясь, что «приболела» и потому сама не сможет встретить, напомнила, что в университете ждут в час и сбросила новый контакт. «Наташе позвоните, она в курсе, встретит», - написала. Второе – слегка озадачило. Адам спрашивал: «Ты где?»
- В смысле? – ответил, помедлив, подозревая, что разводят мошенники. Хотел уже было приписать: «Не знаю. Разве я сторож брату моему?», как пришло: 
- Я тебя жду в холле. В аудиторию пока не пускают.
- Ты ооооочень рано, - написал Кирилл и выдохнул с облегчением. Это и в самом деле был Адам, с которым они договаривались встретиться со дня на день последние пять, если не все десять, лет.

Есть случайные знакомства, которые неожиданно растягиваются на какую-то значительную часть твоей жизни. На излёте десятых Кирилл работал на новостном портале, в молодом и настолько сложившемся коллективе, что основным составом (а это всегда не меньше семи человек) они почти каждый пятничный вечер, закрывая неделю, проводили в азербайджанском ресторанчике, в пятнадцати минутах ходьбы от офиса. Там было вкусно, демократично по ценам, ненавязчиво и радушно. «Как будто родственников встречают», - восхитилась как-то новенькая девочка, которая потом так же быстро исчезла, как и появилась в их редакции. Адам был из тройки официантов, на которых они постоянно попадали: Адам, Ильяс и Юсиф. Адам лучше всех говорил по-русски, хотя и был моложе остальных, улавливал специфический журналистский юморок и сам в ответ адекватно отшучивался, несмотря на то, что только-только переехал в Россию и русский слышал исключительно на уроках русского и изредка на улицах родной Гянджи. За год походов в «Старый чинар» новостная редакция так сдружилась с официантами, что ребят стали звать с собой на воскресные выезды и ночные загулы.
Потом Кирилл уволился, связь с коллегами истончилась и оборвалась, и лишь с Адамом он почему-то продолжал переписываться. В первые годы даже удавалось увидеться, посидеть за пивом, потом – в лучшем случае – раз в квартал поинтересоваться, какие новости? До встреч и совместных посиделок уже не доходило. Адам, получив российское гражданство, устроился в полицию, женился, Кирилл разъезжал по командировкам и работал над книгой, так что времени катастрофически не оставалось, хотя всякий раз их переписка заканчивалась одним и тем же: «надо бы уже как-нибудь пересечься». 

-  Я хотел тебе сюрприз сделать! – Адам шёл навстречу Кириллу, широко разведя руки. – Но не удержался, решил написать. Салам, брат!
- Ты как собрался-то? – не скрывая радости, спросил Кирилл.
- Да вот. Увидел твоё объявление на странице. Думаю, если на дежурство не поставят, значит встретимся. Сколько можно договариваться? Писать не стал, у нас же всё непредсказуемо. Утром смотрю на рабочий телефон – ни звонка, ни сообщений. Всё, думаю, слава богу, сложилось.
- Коротко хоть расскажи, как у тебя, а то у нас там предварительный сбор. Надо идти уже.
- Всё ещё служу, лето на новых территориях провёл, развожусь. Это если совсем коротко, - засмеялся Адам. – Кирюш, мы сто лет не виделись! Надо будет посидеть нормально. Время у тебя есть?
- На открытие выставки должен еще заскочить. Знакомый позвал. А потом свободен.
- Значит, ближе к вечеру? 
- А ты про литературу послушать не хочешь? Потом и на выставку вместе сходим. Если вам уставом не запрещено. 
- Договорились. Сижу молчу.

На заседание литературной гостиной, кроме Кирилла, ставшего более или менее известным год назад, после публикации второго сборника рассказов, пригласили еще двух авторов – поэта Игоря Орлика, лет 45-50, и совсем юного фантаста Артёма Смолина. И того, и другого Кирилл не знал, познакомился с ними вот прямо сейчас, так что «принцип сборки» ему остался не понятен. Чуть прояснилось во время «инструктажа», о котором предупреждала Дашулик. В кабинет, где их усадили до начала встречи, пришла проректор по воспитательной работе Светлана Вениаминовна (Кирилл так услышал), и под чай с пирожком стала говорить о патриотизме и о важности воспитания словом. В её изложении именно их связка, «ваша многослойная разножанровость, построенная на любви к Родине», как она это определила, должна донести до студентов сложность момента, гордость и (предубеждение - хотел добавить Кирилл) и еще что-то, что Кирилл пропустил мимо ушей, так как перестал понимать смысл. Про патриотизм он не писал, вообще с трудом представлял, что это такое. Просто старался зацепить нерв времени и вытащить на бумагу свои внутренние переживания, а все эти разговоры о патриотизме в литературе представлялись ему громким битьём в победный бубен, призывающий духов прошлого.   
- У меня целый цикл патриотический, - перебил Орлик Светлану Вениаминовну. – И в отличие от Шамана очень качественные стихи.    
- Обязательно прочтите, - благосклонно кивнула Светлана Вениаминовна. – Я с вашего позволения пойду, а девочки объяснят вам оргмоменты.
Оргмоменты были просты: на встречу полтора часа, модератор будет, аудитория – старшекурсники журфака, минут 10-15 в конце заложим на вопросы.
- Давайте с моих стихов начнём, - предложил Орлик подошедшему модератору, девушке в строгом костюме, представившейся председателем студсовета. – Алёна, мне кажется, красиво будет: у меня есть четверостишие, которое хорошо ложится в тему. Коротко и по существу.
Алёна смущённо улыбнулась: видимо, это ломало её план, но отказать маститому поэту она не могла. Стихами Орлика встречу начали, ими же и продолжили. Алёне периодически всё-таки удавалось вставить свои заготовленные реплики, она даже пыталась привлечь к разговору Кирилла и Артёма, но Орлик парил орлом и занял собой большую часть встречи. 

- Скучал? – Адам дожидался Кирилла на выходе из аудитории.
- Да нет, удивлялся больше, - сказал Адам. – Странный разговор. Я, конечно, мало читаю, но для меня книга или хорошая, или плохая. А про патриотизм она или нет – вообще не думаешь.
- Тут ещё понимать бы, что хорошо, что плохо.
- Для меня всё очень просто: если читается и держит, значит – хорошо.
- И что ты последнее из хорошего читал? - Кирилл посмотрел на Адама с любопытством.
- «Люди как боги» Сергея Снегова.
- Это же что-то из древней советской фантастики? - Кирилл даже остановился от удивления.
- Ага, семидесятые, по-моему. Идеальные люди в идеальном будущем и всё такое.   
- Как она у тебя оказалась?
- Когда за лентой был, в общаге лежала. Очень помогла мне. Знаешь, отвлекает от проблем. Особенно, когда с дежурства возвращаешься. Переключает. «Друг мой, копается много в прошлом тот, кто пасует перед будущим». Из Снегова цитата.
- Ты меня не перестаёшь удивлять сегодня, - Кирилл округлил глаза. – Фантастика какая-то.
- Ты меня как будто обидеть хочешь, - нахмурился Адам. – Я такой дремучий? 
- Нет, что ты! Видимо, просто я тебя плохо знаю.
- Возможно.

На фотовыставку Кирилл и Адам попали в самый разгар выступления автора. Кирилл кивнул Антону, знакомы они были ещё со времён работы в новостях, тот и тогда был крутым фотографом, а сейчас сделал себе имя репортажными снимками. Антон подмигнул: проходи, мол, не стесняйся.
- Фотография – тот же текст, - адресуясь явно Кириллу, сказал Антон. – Поэтому я даю своим снимками названия. Не знаю, правильно это или нет, но мне нравится. Есть в этом что-то от писательства.
- Это правильно, - после выступления Кирилл подошёл к Антону. – Я про названия. Привет! – они обнялись. – Поумничаю немного? Так зритель вступает в диалог с автором. Соглашается с ним или нет. В любом случае, соучаствует.
- Спорный момент, - раздалось сзади.
- Вань, тебе бы только спорить, - усмехнулся Антон. – Иван Задорнов, психолог, - обратился Антон к Кириллу. – Неплохой, между прочим. А Кирилл – писатель.
- Отличный психолог, - Иван поднял указательный палец. – А что касается названия, Антон Петрович, то автор таким образом навязывает свою точку зрения. Фотография, и ты это знаешь, должна говорить сама за себя.
Пока обсуждали необходимость названия, Кирилл изредка посматривал на Адама – скучно ему или нет. Тот с заинтересованным видом рассматривал снимок брошенной у причала лодки. Фотография называлась «Хрупкость».
- Вот вы, как писатель, скажите мне, - Иван переключился на Кирилла. – Правда ведь, что русская литература самая богатая? 
- А что вы имеете в виду? – не понял Кирилл.
- Я про стиль и про образы. Так это у вас называется? Вот, смотрите, на мой взгляд, все западные авторы пишут очень примитивно. Условно: мальчик съел или ел кашу. А наши добавят причастных и деепричастных оборотов, смысл заглубят. И мальчик уже не просто кашу ест, а как ест, будто совершает что-то очень важное. Может быть, даже мир спасает.
- Вы серьезно? – не выдержал Кирилл.
- Вполне. Это же на поверхности.
- Я, честно говоря, даже не знаю, что вам на это сказать, - растерялся Кирилл. – Вы вообще что с чем сравниваете? Какую литературу? Уж точно Диккенс или Флобер не писали «мальчик ел кашу». Хемингуэй возможно. Но и время было такое: упрощения стиля.
- Я в целом говорю.
- Тогда и я в целом скажу: на Западе знают всего трех наших писателей – Толстого, Достоевского и Чехова, а у нас - их авторов – все-таки побольше на полках. 
- Это же показатель в нашу пользу, - не сдавался Иван. – Мы – в отличие от них - нация интеллектуальная и принимающая. Поэтому впитываем больше. Издревле.   
- А вот с этим соглашусь, - усмехнулся Кирилл. – Мы, собственно, и саму литературу от них переняли. Со всеми её жанрами. 
- То есть вы хотите сказать, что наша литература вторична?
- Эк, куда вас завело-то, - досадливо поморщился Кирилл. – Может, вы меня неправильно поняли. Но я хотел сказать, что у нас, да, большая литература, но значительных – мировых – имен максимум три-четыре. А утверждать, что запад пишет примитивно – в отличие от нас – это, извините, просто не разбираться в литературе.
- Простите, я вас перебью, - подошёл Адам. - Может, фото посмотрим? Мне там очень «Излом» понравился. Все снимки хороши, но этот особенно.
- Пройдёмся? – предложил Кирилл Ивану.
- Я с Антоном парой слов перекинусь, - Иван явно смутился. – И догоню, если что.
- Что он от тебя хотел? – шепнул Адам, как только Иван исчез. 
- Мирового величия, - отмахнулся Кирилл. – Где твой «Излом»?
- В соседнем зале, - кивнул головой Адам. – Увидишь сейчас, как тонко. Угол улицы, высокая чугунная ограда и кривые тени, падающие на пешеходов и от пешеходов. 
- Что-то я о тебе всё-таки не знаю, - Кирилл пристально посмотрел на Адама. – Досматриваем, прощаемся и идём пить.

- Какие у вас предпочтения? – вопросом на вопрос ответил официант, когда Кирилл попросил помочь с выбором.
- Что-нибудь нефильтрованное, - пожал плечами Кирилл. – Я не большой знаток нынешних сортов. 
- Тёмное или светлое?
- Мне всё равно, - Кирилл посмотрел на Адама. – А ты?
- Давай тёмное возьмём. Оно поплотнее.
- Есть вот это, - официант показал в меню. - Нефильтрованное, как вы хотите, тёмное, бархатное и очень плотное, с нотками пряных трав и лёгкой горечью.
- А это? – Кирилл ткнул пальцем в следующее.
- Это лагер. Аромат жареного солода, карамельные нотки, лёгкая хмелевая составляющая без явной горечи.
- Вы словно стихи рассказываете, - заворожённо посмотрел на официанта Кирилл. – Вы про каждое так можете?
- Моя работа, - официант расплылся в улыбке. – Дальше пойдём?
- Нет, давайте первое, что там было? – остановил его Кирилл, Адам кивнул, поддерживая. - Пряные травы и лёгкая горечь? Вот их. И каких-нибудь сухариков.
- Наши гренки с сыром могу предложить.
- Две порции тогда.
- Вспоминаешь своё прошлое? – Кирилл проводил взглядом уходящего официанта.
- Как будто не со мной было, - задумался Адам. – Хотя иногда всплывает что-то, и вроде тяжеловато давалось, почти каждый день до ночи на ногах на смене, а ведь всё равно весело. Но редко вспоминаю. Полжизни, считай, прошло. Мне тогда восемнадцать только стукнуло, а сейчас за тридцатник основательно.
- Расскажешь о службе? – спросил Кирилл, когда официант, поставив бокалы и миску с гренками, ушёл к другому столику. – Ты же лето там провёл?
- В подробностях не могу, а так… Стояли в охране. От линии далековато. Беспилотники летали иногда, но и к ним привыкаешь. Как местные. Хотя в первые дни мы бросали пост, бежали в убежище. Потом просто наблюдали, куда летит, если днем. В целом, спокойно. И отношение к нам нормальное. Я бы даже сказал – хорошее.
- А с разводом что?
- В процессе сейчас.
- Вы же лет десять прожили? Что случилось-то?
- Если бы я эту историю в кино увидел, я бы сказал, что сценариста надо гнать. Настолько все по дурацкому шаблону.
- Как-то слишком спокойно ты об этом говоришь.
- Так год почти прошел, отлегло немного. Видел бы ты меня еще по осени.
- А что случилось-то? Изменил?
- Вот и ты туда же! – обиделся Адам. – Ни одного случая за десять лет. Ни одного. И вроде всё нормально. Дом строим. И вдруг: ты мне изменяешь, у тебя кто-то есть. Я говорю: ты что придумываешь? У меня минуты свободной нет, я то на дежурстве, то в усилении. Она: все вы так говорите. Не знаю, кто её накручивал, но с этого началось. Ну и с ребёнком никак не получалось. Мы, извини за подробности, вообще никогда не предохранялись. Я проверился, она тоже. Анализы нормальные. Я, правда, её не видел, сказала, что в порядке, значит, в порядке. Как-то решил ей романтический вечер устроить. Настроение поднять. Цветы купил, ужин приготовил, вино разлил. Говорю ей: Юль, я тебя очень люблю и хочу ребёнка от тебя… Ты не представляешь, что я услышал. «Чтобы он безотцовщиной рос?!» Я даже не сразу понял, про что она. В смысле, говорю, безотцовщиной? С чего вдруг? «Ты же нас всё равно бросишь». Юль, говорю, мы с тобой десять лет вместе. Я тебе дал какой-то повод во мне сомневаться? И она добивает: «Я вообще детей не хочу». Дальше даже рассказывать не буду. Я пытался какие-то внятные объяснения получить. Ни хрена. Представляешь, десять лет с человеком прожить, а так про него ничего и не понять. Что это было?
- Извини, конечно, но я так осторожно предположу, - Кирилл спрятал глаза в бокале, - что вы всё-таки разных ментальностей. Она русская, ты азербайджанец. Может, из-за этого не совпали? Плюс, чего уж, общая репутация ваших…
- Кирюш, - засмеялся Адам. – Да я уже больше русский, чем любой русский. Свинину ем. Представляешь?
- Ну тогда у меня нет ответа. Я тебе реально очень сочувствую.
- Я вообще-то, знаешь, о чём хотел с тобой посоветоваться? Ты только не удивляйся и не смейся, - Адам придвинул стул ближе. - Я хочу книжку написать.
- О чём? – Кирилл даже не удивился. 
- Думал, о любви поначалу, а сейчас хочу о работе. Я пятнадцать лет в полиции, столько историй накопилось. 
- Так встань и иди. Точнее – сядь и пиши.
- Мне надо основы разъяснить, как тот же самый рассказ пишется. Он же состоит из чего-то.
- Ты для начала определись, что ты хочешь: просто сборник «а вот ещё случай был» или всё-таки рассказы.
- Это не одно и то же?
- Нет. Пойдём, по дороге расскажу, а то метро закроется, - Кирилл поднялся и, пока расплачивались и собирались, конспективно набросал про завязку, кульминацию, развязку, про фокусы с концовкой и прочие вещи, которые он и сам не всегда использовал в своих рассказах, но в теории хорошо знал. 

На Большом проспекте Петроградской стороны Адам остановился и, показывая пальцем вверх, сказал:
- Видишь балкон? С него в прошлом году ночью 14-летняя девчонка сиганула. А там, - он показал через дорогу, - народ сидел в ресторане и снимал, пока мы тут работали.
- Извини мой цинизм, но вот тебе и готовый рассказ, - Кирилл мысленно представил себе хрупкое изломанное тело на асфальте, вот тут, рядом с ним, и прильнувших к окнам зевак с мобильными телефонами.
- О чём? О самоубийстве?
- О том, как встретились два давно не видевшихся человека, - Кирилл поморгал, чтобы избавиться от видения, - из разных сфер, как будто параллельные вселенные сошлись. У каждого за это время произошло огромное количество событий. Один из них попадает в непривычную для себя ситуацию и проявляется самым неожиданным образом для другого. Потом они или кто-то один из них рассказывает о своей жизни. Местами, может, жалуется на её несправедливость, несуразность. А в финале они идут по улице и видят вот этот балкон.
- А смысл во всём этом какой?
- Вопрос: что хотел сказать автор?
- Ну да.
- Может, про бренность хотел сказать. Может, про дружбу. А, может, про любовь и долг. Куда вывернешь, то и будет. А так - пусть читатель сам додумает, про что кино. Он же – соавтор.
- Ладно, но даже в этом коротком пересказе почти всё не так, как было на самом деле.
- А зачем жизнь пересказывать? Приукрась её, добавь каких-то эпизодов, диалогов, намешай выдуманное и реальное, какую-нибудь мелочь подчеркни особо, намекни читателю на особые обстоятельства. Например, что на самом деле может связывать двух настолько разных людей? Может, у них что-то было в прошлом? В хорошем смысле. Или в нехорошем.   
- А этот рассказ продолжать не надо? Как-то печально заканчивать его девочкой, сбросившейся с балкона. 
- От тебя зависит. Ну или от того, кто твоей рукой водит.
- Мне интересно, как бы твоя версия этого дня выглядела. Напишешь? 
- Постараюсь. Но за достоверность не отвечаю.
- Угу, - многозначительно ухмыльнулся Адам.
- Кстати, давно хотел спросить, - Кирилл вновь посмотрел на полукруглый балкон, маленький, аккуратный, совершенно неопасный. – У «Адама» есть какой-то короткий вариант?
- Куда ещё короче? – пожал плечами Адам. – Домашний есть. Мама и сестра зовут меня Адамчик, но ты меня так не называй. И, если уж заговорили об этом, то я Адам. Ударение на первое а.

СПб, 9-13 апреля 2025