Прощальные дни

Глава -- 36

Говорят, новорожденный кричит отчаянно, не желая вступать в этот мир. Говорят, умирающий человек уходит в тишине. Почему?

Быть может, Сирота прав, и все мы — затворники, осуждённые в своих личных мирах за злодеяния, сопоставимые с прожитой жизнью, с нашей собственной судьбой. Злой рок, тенью следующий за каждым нашим шагом.

Я смотрела на него, корчащегося от боли, кричащего уже не этому миру, а той бездне, за грань которой он решился заглянуть. Его стоны пронзали стены больницы, взлетая до самых верхних этажей. Крики сеяли смятение в сердцах больных, обостряя их душевные раны. Вскоре всю больницу охватило безумие, кольца ада, в котором и я начала терять рассудок.

После экстренного совещания было принято решение отправить тяжелобольного в районный онкологический центр. Машина скорой помощи ждала во дворе, но врачи, едва взглянув на карточку и томографические снимки, отказались его транспортировать, сочтя лечение бессмысленным. Даже не удостоив Сироту взглядом, они с легкостью покинули больницу, оставив его наедине с судьбой.

Несмотря на сильнодействующие препараты, боль не утихала, а лишь усиливалась. Вечером администрация больницы приняла решение перевести больного в подвал, надеясь разрядить накалившуюся обстановку в соседних палатах.

Ночью, стонущего от боли Сироту вынесли в коридор и, волоча вдоль стен, доставили к новому пристанищу. Пациенты, запертые в своих палатах, слышали невыносимые крики у самых дверей. Их рассудок окончательно сдавался безумию: кто-то кричал в унисон с больным, кто-то выкрикивал угрозы персоналу.

— Убийцы! Чтоб вам провалиться в самое сердце преисподней! Не убивайте того, кому Господь не дал имени. Он вас покарает за своё удивительное творение. Будьте вы прокляты, самозванцы в белых халатах, посланные самим Сатаной!

— Господи…

В отчаянии обратилась я к Нему.

— Неужели этот несчастный, чтобы заслужить право войти в царство Твоё, должен скитаться, подобно своей бродячей жизни? Почему он не может умереть, как нормальный человек? Почему он должен навеки сомкнуть очи в сыром подвале, лишённом Твоего божественного света?

Но Господь не слышал меня. Не Бог принимал это решение, а администрация больницы, отправившая Сироту в последнее путешествие, где его соседями стали грызуны и тараканы. Вскоре мы привезли его туда, где он нашёл своё последнее пристанище.

С первыми лучами солнца Сирота затих. В безмолвии он провел два дня и ровно на девятый, как и предрекал знаток, ушёл в мир иной.

Я сдержала своё обещание и похоронила Сироту на больничном кладбище без отпевания. На грубом берёзовом кресте написали столь желанные его сердцу слова:

"Здесь лежит тот, кто обрёл покой и свободу. Тот, кому Господь не дал имени".

После смерти Сироты все пациенты облачились в траур. Не было ни одного душевнобольного, кто не переживал бы утрату этого удивительного человека.

Его соседи по палате, узнав о кончине своего друга и соратника, отказывались от еды и в благоговейной тишине, замкнувшись в своём сознании, уходили в себя. На пустую койку всегда клали корку хлеба и стакан с водой, после чего разговаривали с ним в пустоте.

Меня они так и не простили, считая, что именно я предала его в руки смерти. Я больше не могла так. Не могла видеть людей, которым я была ненавистна и которые обвиняли меня в убийстве человека, которому я просто хотела помочь. Видимо, жизнь и вправду подобна тюрьме, где ты пытаешься сделать добро, но судьба обращает его против тебя, превращая в настоящее испытание.

Мое отражение в мутном стекле окна больницы казалось призраком, истерзанным кошмарами бессонных ночей. Я стала тенью, блуждающей по коридорам памяти, где каждый угол хранил эхо его предсмертного крика. Слова знатока – змеиным ядом – разъедали мою душу. Я больше так не смогла сбежав с поля боя, оставив за собой дымящиеся руины надежд.

Ищите свет во тьме, ибо только там он и сияет, – шептал мне ветер, гоняя пожелтевшие листья по опустевшим аллеям парка. Но где искать этот свет, когда собственное сердце стало бездонной черной дырой?

Я бродила по городу, всю ночь на пролёт, будто потерялась в лабиринте родного мне города, пока не набрела на маленькую часовню, затерянную среди многоэтажных зданий. Оказавшись внутри, мерцание свечей в зале слегка уняли боль. Упав на колени перед иконой, я молила о прощении за грехи, совершенные во имя добра, за не исполненные обещания и за душу, покинувшую этот мир в одиночестве и мраке.

-- Отпусти меня, Сирота, дай мне покой", – шептала я, утопая в собственных слезах, надеясь, что когда-нибудь и мне будет дарована свобода от этой муки. В конце концов на пороге ночи и рассвета на этой остановке я встретила вас, человека кому покаилась в совершённом грехе ради добра.