Деревянные пули Муж и жена
Глава четырнадцатая
Муж и жена
Двадцатого мая тысяча девятьсот девятнадцатого года в двенадцать часов в православной церкви Шишова Шура была обвенчана с Ильёй Гулевичем. Свидетелями со стороны жениха были Адам Гулевич (освобождённый за вознаграждение из тюрьмы, по рекомендации Кеши Косого) и Ли Чонг. Последний ради такого события переправился через российско-китайскую границу в районе Сахалян – Благовещенск. Со стороны невесты свидетелями были Иван Иванович Янисов и Василёк, он же Рафаэль Мерцающий. Никого из свидетелей не смущало, что молодые венчались в церкви. Да и священник, пересчитав пожертвованные деньги на богоугодные дела, произнёс:
- Перед Богом все едины! Храни вас Бог!
И обвенчал католика с православной. Вот такие реалии гражданской смуты - времени, в котором всё перепуталось, а многие вековые догмы были отброшены. После регистрации брака молодые отправились в разыскиваемой агентом белой контрразведки Кешей Косым коляске «американке» на улицу Большую, где Ли Чонг в небольшом китайском ресторанчике приготовил шикарный банкет. Шикарный для военного времени, для повседневной жизни банкет можно считать скромным. Гостей было немного, в большинстве подпольщики. Чтобы никого не обидеть, накануне бракосочетания Илья разослал приглашения родственникам в Рогачёвку и близким невесты в Державинку. Но никто из этих деревень на свадебную церемонию не прибыл. Во-первых, в области проводились страшные репрессии, и разъезжать по дорогам было небезопасно. Во-вторых, в разгаре была посевная, а крестьянам в это время не до гуляний.
Гулевич Антон поначалу обиделся на сына, так как тот ослушался и не дождался осени, когда обычно играли свадьбы. Только обида была недолгой: узнав об интересном положении Александры, решил, что сын поступил по-мужски. Да и в Рогачёвку Илье приезжать было небезопасно: могли снова арестовать. Большее огорчение ему принёс Степан, убежав с Лисичкиной, он полностью разорвал дружбу с Магдалиной Дорошкевич. Вот и пришлось Антону не увеличивать посевные площади, как он планировал с сыновьями, а наоборот, уменьшить.
Шишов на свадьбу приехать не смог, но был выбором дочери доволен. Поскольку был наслышан о роде Гулевичей, живущих в двух богатых деревнях: Рогачёвке и Серебрянке.
Шура была счастлива. Она замужем, у ребёнка есть отец. Чего ещё большего желать женщине? Конечно, как революционерка, она хотела скорейшего восстановления советской власти в области, а как анархистка, мечтала работать в одном из будущих свободных индустриальных союзов, чтобы не было хозяев, не было начальников, а муж не был деспотом. И ей повезло: муж - любящий и всё понимающий товарищ - разве это не счастье? Вместе они преодолеют все трудности. Илья был возбуждён и юношески окрылён происходящим. Увидев Шуру в ситцевом платье, в которое её одела подруга из Астрахановки, он в первые секунды растерялся. Его глаза удивлённо расширились. Он остановился, смерил её взглядом с головы до ног и подумал: «Очень красива».
Праздничный обед, хоть и состоялся в китайском ресторанчике, был из блюд русской, белорусской и украинской кухни. Несмотря на май, из Китая завезли свежую зелень и фрукты. Из гостей самым красноречивым был Жуковский. Более скромно выступали Степанов (Галайкин), Янисов, Васильев, Орлов и Рыбкин. Подарков молодые попросили не дарить: не то время, их негде хранить и хлопотно перевозить с собой. К тому же, Илья помнил слова покойной бабушки: «Подарки, дарённые от чистого сердца, приносят в семью здравие и благополучие, а подарки с умыслом или сделанные по принуждению – хворь». Конечно, гости с молодожёнами согласились, подарки дарить не стали, предложили вместо них провести медовый месяц в пригороде Благовещенска.
Свидетельство о публикации №225041301698