Виталий

Это был старик не высокого роста. Лицо серебристого цвета при свете казалось жёлтым, и он походил на больного. Ходил походкой измеряющей землю человека. И это при том, что он никогда не смотрел вниз. Его взгляд всегда был стремлён вперёд, и он ничего не замечал кроме дороги. Люди, проходившие мимо, деревья усажены вдоль дороги, по которой он каждый день ходит, разнорабочие – всё это его не интересовало. Он мог каждый день пройти по одной и той же улицей, и не знать тех, кто ему встречается. Казалось, что он специально их не замечает. Они же, наоборот, часто обращали на него внимания. Во-первых, он был не привычным стариком, по старой рубашке и папахи, что он постоянно носит, было понятно его бедность. А чахлый и не здоровый вид говорил сам за себя. Старик был либо брошен родными, либо у него их вообще не существовало. Он был русским. Многие русские уехали в Россию за последние годы, а если остались, то на это были весомые причины. Какая же причина скрывается именно за этим стариком, рассказали соседи. Им было мало чего известно о его личной жизни, известно, что его жена умерла рано. На вопрос есть ли у него другие родственники, например дети, соседи отрицанием пожимали плечами «Может и есть, не знаем» Его содержал кто-то из местных в надежде получить принадлежавший ему маленький дом с небольшим огородом, после его смерти. Этот небольшой дом, как кошелёк с деньгами, обеспечивал его пищей – хлебом и виной. Он кормил и поил его каждый день. Дом, наверное, был продан ещё до того, как был выдан приказ о пенсии неработающим людям. Теперь будущим владельцам оставалось лишь подождать до того, как он испустит последний дух и освободит маленький дом с гниющими от пыли занавесками. Маленький потому, что его дом с каждым годом уменьшался, всё глубже входя в недра земли, а потолки опустились ниже других домов. Дверь с облупленной голубой краской еле держалась на двух скрипучих петлях. В доме всё было старьём, включая самого хозяина. Будто само время, что он жил с женой, остановилось там, и не торопилось никуда. Было ощущение, что само время превратилось в старика, прижилось в нём, и доживает всё последнее вокруг. Для самого старика понятие времени не существовало. Он и снаружи производил впечатления человека, который не думает о времени. Человека, который, живёт, только потому что дышит. Властное время, что поселилось у него, пощадило его по сожительски. Его внешний вид долгие годы не менялся, как был стариком не высокого роста, с серебристым и чахлым лицом, таким и остался. Это вполне оправдало его имя «Виталий», что в переводе с латинского означало «жизненный» (живучий) То ли от того, что старик продолжает жить, то ли от того, что он стал больше выпивать, будущие владельцы перестали ему платить. Было понятно, что они всячески уклоняются от платежей, но не спешат порвать договор о пожизненном содержании. В таком случае, все деньги, которые они платили раньше, сгорели бы безвозвратно. Нечего было взять со старика. Растрёпанный, маленький ковёр посреди комнаты, больше напоминающий дорожку, остался благодаря не нужному виду. Диван, на котором спал старик, тоже был ненужной вещью. Даже если собрать весь оставшийся «хлам», как выразились будущие хозяева дома, не хватили бы на месячную плату. Сколько же на самом деле они ему платили, не знал никто.
 В конце концов, ситуация дала о себе знать. Однажды я видела его роющего в ящиках. Он с тонкими, как палки, руками что-то искал в них. Вся половина его худого тела, начиная с головы до пояса, повисло над ящиком, а остальная часть тела продолжала стоять на земле. Ящик в виде четырёхугольника доходило ему до шеи. Он рылся в нём, не замечая ничего вокруг. Я решила дать ему денег в следующий раз. К моему удивлению, он отказался от них.
 - Нее – сказал он, отводя руками деньги. Десять манат, что я ему предложила, так и остались в моих руках, прилипши к ладоням. «Может, всё не плохо, раз он не берёт деньги, или может…» с испугом думала я, не желая выяснить других причин. Мысли о беспомощном старике покинули меня до той поры, когда я снова увидела его около ящиках. На этот раз он узнал меня, остановился, и я сразу достала из кошелка десять манат. В это время он смиренно ждал подаяния.
 - За что? – спросил он, тихим голосом взяв деньги. В этом голосе не было малейшего отчаяния, что свойственно бедным людям. Скорее, ему было безразлично, что делают другие. Он принял деньги никак бедный человек, с милым и жалким видом, а как человек  - которому всё равно.
 - За жизнь, дед Виталий, за жизнь – ответила я улыбаясь. После этого он тоже улыбнулся, и быстро сул деньги в карман. В его молчании чувствовалась благодарность, именно, та благодарность человека, который,  будучи необязаным никому, благодарит.
Прошли годы. Многое изменилось с тех пор. Изменились дороги, люди. Изменился и Виталий. Люди больше не узнавали его при встрече. Он и раньше не обращал внимания на других, а сейчас было ощущение, что совсем потерял связь с миром. Старик еле-еле ходил теперь, иногда с помощью других. Это невольно напоминало мне следующее: он остался в моей памяти таким, не разговорчивым, и не жалким. Сама не понимая зачем, я расширила эти качества до других качеств. Он для меня был не лживым, не корыстным, и не жадным. Всякий раз, когда мне доводилось с ним встречаться, он проходил мимо как призрак, легко и бесследно, не обращая никакого внимания. А я вслед ему улыбалась. Он был  ярким примером того, что человек живёт, потому что дышит.