Продолжение мемуаров Тюмень, Ханты-Мансийский окру

Часть баек Задорнова "про Тюмень, Ханты-Мансийск" это не выдумка и я тому свидетель. В первую неделю моей работы во время какого-то разговора  заведующая Ожоговым центрам Широковская Елена Петровна поведала, что Тюменский обком партии "начинается с парикмахерской". Знакомясь с городом и проходя в центре мимо здания обкома я решил проверить. На входе молодой милиционер спросил у меня в качестве пропуска партбилет, которого у меня ни тогда ни позже не было. Я не нашел ничего лучшего, как сказать, что я в парикмахерскую, хотя в услугах не нуждался - отращивал длинную прическу. Он тутже позвонил и на первом этаже рядом с широкой лестницей на верхние этажи распахнулась высокая, большая дверь без вывески,  вышедшая немолодая парикмахер в халате сказала: "Ко мне - пропусти". Поздоровались, она попросила меня подождать и доверительно сообщила, что у нее сейчас третий секретарь. Отступать было некуда: у выхода милиционер, впереди парикмахер с жужащей машинкой, ножницами и бритвой. В приоткрытую дверь я видел, как она уверенными движениями рук завершила стрижку, обильно распылила на голову одеколон, расческой из нагрудного кармана аккуратно зачесала короткие волосы спереди назад оставив открытым  сияющий лоб. Партийный функционер на выходе первым меня коротко поприветствовал и удалился в шлейфе запаха приятного одеколона. Меня без лишних разговоров усадили в еще теплое парикмахерское кресло, но на мое пожелание "только подравнять прическу" обстригли и зачесали вместе с одеколоном под "партийный стандарт". В институте после военной кафедры на 5 курсе целый год отращивал волосы (Сохранился мой портрет 1979 г. с длинными локонами - в Ленинграде по-дружески  нарисовал и подарил художник Конов Михаил Фёдорович - ему сейчас 96 лет - Желаю доброго здоровья!). С непривычки, вместо 25 летнего себя, увидел в  зеркале отражение незнакомого юноши с "партийной прической". Расплатился, ушел  разачарованый своим видом, недовольный собой - наказание за любопытство. Утром, Елена Петровна не скрывала произведенного впечетления и буквально причитала: "Игорь, где ваши кудри. Что с вами сделали."
      Наша 1-я городская больница была на улице Ленина, а недалеко, на паралельной улице Республики, находилась  пельменная, где готовили вкусные пельмени ручной лепки. Сижу в зале, кушаю и невольно замечаю - в  белом, несвежем, халате невысокую женщину с большой эмалированой кастрюлей в руках уверено протискивающуюся к раздаче через плотную длиную очередь. На кастрюле масляной краской отдельными крупными, неровными буквами надпись - "Для кипячения клизм". Санитарка хирургического отделения больницы пришла за пельменями для персонала.
       При нашей больнице было организовано вечернее отделение Тюменского медучилища. Преподаю фармакологию. Старательно готовлюсь к занятиям, начинаю и сам лучше понимать предмет преподавания, глубже постигаю науку. С первых занятий контролирую подготовку заданий, проверяю знаниия учащихся, опрашиваю. Где-то на первых занятиях подошла по журналу очередь фамилий на "И", приглашаю к доске Иванову и прошу  дать разъяснения по теме. Она отвечает, что "плохо говорю по-русски" и не сможет объясниться. Недоумеваю - "Иванова как, вы плохо говорите по-русски?" в ответ - "Я не ИванОва, я ИвАнова, из Болгарии". Девушка оказалась супругой болгарского строителя (их тогда много было в Тюмени и в том числе ими было построено мое общежитие) и чтобы попусту не тратить время хотела получить специальность медсестры. К сожалению ее вскоре отчислили, как "иностранную гражданку", хотя  возможность и места для учебы одной лишней ученицы в училище хватало. 
    Занятия проходили в большой комнате подвального помещения больницы с 4-мя  окнами имеющими зарешеченные сверху световые колодцы. Во время одного из занятий вижу, что мои ученицы рядом с окнами отвлекаются и явно веселятся. Оказалось, что несколько их друзей убрав защитные решетки забрались в световые колодцы и стоя у стены, которая с моей кафедры не видна развлекают девчат. Администрация закрепила решетки и мои ученицы погрустнели. Хоть я и старался увлечь их занятиями, прежней веселости им это не прибавило.
         Февраль, я на работе, неожидано получаю телеграмму приглашение на свадьбу двоюродного брата в Свердловск. Раньше послать приглашение, жених беременной невесты попросту забыл.  Узнаю, что  билетов на самолет нет, на поезде не успеваю. Вижу папу одного из моих детей-пациентов в летной форме, спрашиваю возможность помочь с билетом до Свердловска. Он оказался главным штурманом областного отряда транспортной авиации. Без лишних разговоров, созванивается с диспетчерской, на своих жигулях отвозит в Аэропорт, выводит на летное поле и бесплатно сажает в самолет до Свердловска на откидное кресло рядом с зоной стюардесс, объясняет "полет по стекляному билету". Долетели быстро, но я опоздал на регистрацию зато к свадебному столу и с порога стал кричать "Горько!". Отблагодарить моего авиатора не успел;  за выходные ребенка выписали и я с его добрым попапой не встречался.
   Позже неоднократно летал уже по билетам, иногда правда и бесплатно будучи вписаным в список вахтовиков. Однажды весной возвращался  из командировки пассажирским вертолетом из Устье-Аха в Урай, перевозил ребенка из детского отделения Междуреченска в Дом ребенка Урай,  сидел с малышкой на руках в  самолетном кресле (они по два в ряд у каждого борта, и прямоугольные иллюминаторы; в грузовом вертолете они круглые и вдоль бортов - продольные откидные сиденья и добавочный бак посередине салона), а в проходе между креслами держась за них и друг-друга плотная толпа стоячих пассажиров-мужчин. В ту весну очередной разлив воды на болотах и сообщение с Ураем было только по воздуху. Долетели благополучно.
   
Игорь Будовский 13.04.25
Тюмень РФ - Изерлон, ФРГ