Уроки Ефима. Главы I - V

I

Расплавленное золото солнечного света безжалостно лилось в окно автобуса, заставляя Андрея щуриться и отворачиваться. Каждый луч бил по глазам, как назойливый прожектор. Пейзаж за окном, мелькавший до этого расплывчатыми акварельными пятнами, начал обретать четкость, проступая сквозь марево зноя. Густые темно-зеленые леса, простирающиеся до самого горизонта, золотистые поля, прохладные тенистые перелески – все это казалось декорациями к пышному спектаклю, в котором он, Андрей, играл главную роль. И роль эта была ему абсолютно незнакома, написана на чужом языке. Неизвестность царапала душу, пугала до безумия. Он, воспитанник каменных джунглей, привыкший к неумолчному гулу машин, оглушительному реву клаксонов и неоновому сиянию реклам, ехал в глушь, в тихую, забытую богом деревню, о которой знал лишь понаслышке, из обрывков детских воспоминаний.

"Интересно, – промелькнуло в голове, – Сэлинджер бы тоже так переживал, оказавшись в подобной ситуации? Хотя, о чем это я? Сэлинджер вообще никуда не выходил из своего дома, кажется."

Мечты об актерской славе… Они казались сейчас такими далекими, такими наивными, как детские рисунки, спрятанные в пыльном ящике. Родители неустанно твердили одну и ту же заезженную пластинку: «Андрей, хватит витать в облаках! Спустись на землю! Выбери нормальную профессию, юриста, экономиста… Будь как все! Не будь белой вороной!» А он, упрямый, с юношеским максимализмом, верил в свой талант, в свою звезду, которая обязательно должна была взойти. Школьные постановки, бурные аплодисменты, восторженные взгляды девчонок – все это подпитывало его уверенность в себе, раздувало искру надежды до размеров яркого пламени.

Но театральный вуз так и не покорился. Четыре года подряд он штурмовал неприступную крепость, обивал пороги приемной комиссии, читал монологи, вкладывая в каждое слово частицу души, пел, танцевал, из кожи вон лез… И каждый раз – болезненный провал, словно удар под дых. Подработки, репетиторы, бессонные ночи, потраченные нервы – все впустую, все прахом. А родители, видя его отчаяние, снова завели свою нудную песню о «нормальной профессии», о стабильности и надежном будущем. И он почти сдался, почти согласился на эту серую, предсказуемую жизнь, которая его так пугала своей однообразностью, своей беспросветностью.

И вдруг, как снег на голову – известие о смерти бабушки. Той самой бабушки, которую он помнил лишь смутно, как теплое, ласковое мгновение из раннего детства. Бабушки, которая много лет не общалась с его матерью из-за какой-то давней ссоры, после которой она словно испарилась... И вот – неожиданное наследство: старый, обветшалый дом в глухой, забытой всеми деревне.

Родители, конечно, сразу заладили: «Зачем тебе эта развалюха? Продай ее, да и дело с концом! Деньги поделим…» Но Андрей почему-то решил, что должен поехать, посмотреть на этот дом своими глазами. На самом деле, он просто хотел сбежать. Сбежать от опостылевшего города, от давящего гнета родителей, от собственных разочарований и несбывшихся надежд. Хотел тишины, покоя, возможности просто побыть наедине со своими мыслями, разобраться в себе и понять, куда двигаться дальше.

"Бежать – это всегда выход? Или это просто трусость, малодушие? С другой стороны, а что мне терять? Актер из меня так себе, юрист – тем более.", – так он и ехал с этими мыслями, безжалостно кромсающими его сознание...

Автобус с шумом остановился, и хриплый голос водителя объявил конечную остановку. Андрей вышел, ослепленный солнцем, и вдохнул аромат цветений и разнотравья. Деревня встретила его сонной тишиной, нарушаемой лишь щебетанием птиц и стрекотом цикад. Дома были небрежно рассыпаны по зеленой равнине, разделенные между собой грунтовыми дорожками. Некоторые из них покосились от времени, их деревянные стены потемнели от дождей и солнца, палисадники давно заросли буйной травой.

Вокруг деревни, словно стена, возвышался дремучий лес. Вековые деревья, переплетаясь ветвями, создавали плотный зеленый купол, сквозь который едва пробивались солнечные лучи. Казалось, лес жил своей собственной жизнью, полной тайн и загадок. Влажный воздух был напоен запахом хвои, грибов и прелой листвы. Где-то в глубине слышалось уханье совы и шорох ветвей, будто лес тихо переговаривался сам с собой.

Дорога к дому бабушки оказалась извилистой и непростой. Затерявшись в лабиринте заросших тропинок, утопая по колено в изумрудном море высокой травы, Андрей уже почти разуверился, что сможет его отыскать. Но вот, сквозь пелену зелени, показался он.

Старый дом. Время оставило на нем свои безошибочные отметины. Облупившаяся краска, наклонившееся крыльцо с прогнившими ступенями. Окна, забранные грубыми досками. Дом, казалось, источал тихую грусть, ощущение заброшенности и одиночества.

Вокруг дома распласталась сорная зелень. Репейник цеплялся за штанины, крапива обжигала кожу, валежник преграждал путь. Двор утонул в хаосе, равнодушном к человеческому присутствию. Запустение и тишина витали в воздухе, создавая гнетущее впечатление.

"Ну и дыра, – подумал Андрей с мрачной иронией. – Что с этим всем делать-то? Как тут вообще жить можно?"

В доме не было ни электричества, ни отопления. Вода – только из колодца. Спартанские условия, мягко говоря. Андрей с трудом открыл скрипучую дверь и зашел внутрь, волоча за собой чемодан. Запах затхлости, сырости и плесени ударил в нос, словно его окатили ведром болотной воды. В полумраке, пробивающемся сквозь щели в досках и трещины в ставнях, дом казался еще более унылым, мрачным и неуютным. Пустые комнаты с голыми стенами, облупившиеся обои, скрипучий, прогнивший пол, под которым наверняка шуршали мыши. Огромная русская печь, давно не видевшая огня, безмолвно чернела в углу.

Тоска сдавила грудь, словно тяжелый камень. В голове зашевелились крамольные, предательские мысли: "А может, родители правы? Может, действительно продать все это к чертовой матери и вернуться в город? Что я здесь буду делать? Я же ничего не умею!"

Но тут же в сознании всплыла другая картина: он возвращается в город, родители снова пилят его насчет «нормальной профессии», снова эта давящая суета, бешеный ритм, от которого он так устал, эта бесконечная гонка за призрачным успехом. Нет, уж лучше он попотеет здесь, в этой глуши, разгребая авгиевы конюшни, чем снова окунется в ту рутину и станет винтиком в огромном, бездушном механизме. Он знал, что нужно делать... Но с чего начать?

"Как говорил мой преподаватель по сценическому мастерству, старый, мудрый актер: «Импровизируй, Андрей! Жизнь – это импровизация! Не бойся ошибаться, не бойся быть смешным. Просто живи и играй свою роль так, как подсказывает тебе сердце!» Только вот, что импровизировать в этой ситуации? Как сыграть роль деревенского жителя, если я даже лопату от тяпки отличить не могу?"

Внезапно с улицы донесся грубый мужской голос. Андрей насторожился, нутром почувствовав неладное, и, стараясь не шуметь, вышел во двор. На пороге стоял пожилых лет мужчина, коренастый, крепкий, с облысевшей головой, блестевшей на солнце, и загорелым, обветренным лицом. Типичный представитель русской глубинки, этакий мужик-крестьянин, сошедший со страниц старых преданий.

– Эй, ты кто такой, леший? – спросил он подозрительно, исподлобья глядя на Андрея. – Чего здесь шастаешь, как неприкаянный? Думаешь, тут никого нет, что ли? Думаешь, воровать можно если дом бесхозный?

Андрей, словно остолбенев, немного растерялся от неожиданности и напора. Взгляд мужчины буравил его насквозь.

– Я… Я внук Антонины Васильевны, – пробормотал он, запинаясь, как школьник на экзамене. – Которая здесь раньше жила…

Мужчина нахмурился, сдвинув густые брови, а потом лицо его смягчилось, будто оттаяло под весенним теплом.

– Так ты, значит, Антонинкин внук? Вот ведь дела… Надо же… А я-то думал, воры какие забрались. Или бомжи, не дай Бог. Здрасте тебе! Я – Василий. Сосед твой, стало быть. Через три дома, считай, по соседству живем.

– Здравствуйте, – Андрей, немного смущаясь, протянул руку. – Андрей.

– Ну, здравствуй, Андрей, коли не шутишь. Давно Антонину Васильевну не видно было, как в землю провалилась. А что с ней, жива ль, здорова? Где она?

– Умерла, – тихо ответил Андрей, опустив глаза.

Лицо деда Васи помрачнело, стало суровым, как гранитная плита.

– Царствие ей небесное… Хорошая баба была, хоть и нелюдимая, что греха таить... А ты надолго здесь, внучок?

Андрей пожал плечами, не зная, что ответить.

– Пока не могу сказать, дед. Как пойдет.

– А чего приехал-то, позволь полюбопытствовать? – поинтересовался дед Вася, прищурив глаза. Точно он пытался разглядеть Андрея насквозь.

Андрей снова пожал плечами, почувствовав себя еще более неуверенно.

– Хотел посмотреть… отдохнуть… прибраться немного…

Дед Вася дружелюбно усмехнулся.

– Ну, раз приехал, заходи в гости, чего там! Чайку попьем, поговорим по душам. А то стоишь тут, как сирота казанская, ей-Богу. Соседи мы теперь, как-никак.

– Спасибо, – смущенно ответил Андрей, – я с удовольствием.

Они шли по дороге, мимо косых заборов и заросших огородов, где кое-где еще виднелись остатки увядших овощей. Дед Вася шагал уверенно, опираясь на толстую палку, вырезанную из крепкого дерева. Андрей плелся рядом, чувствуя себя немного неловко, словно отчуждено.

– И чего это тебя, городского, в деревню понесло, а? – поинтересовался дед Вася,  – Неужто городская жизнь надоела?

– Надоела, – признался Андрей, выдохнув облегченно. – Суета, шум… Хочется покоя, тишины да глади.

– Покоя? – удивлённо воскликнул дед Вася. – В деревне покоя не бывает, милок. Здесь работать надо, как проклятый. Землю пахать, скотину кормить… Пот до седьмого колена сойдет.

– Я понимаю, но я готов. Хочу попробовать, что это такое.

– Попробовать, говоришь? – дед Вася словно оценивал его слова на вес золота. – Ну, посмотрим, что из этого выйдет. А чего умеешь-то, признавайся? Руки-то откуда растут, а?

Андрей пожал плечами, словно оправдываясь.

– Да ничего особенного, дед. В городе жил, как в клетке. В основном официантом бегал, да на складах разных сортировщиком перебивался.

Дед Вася остановился и посмотрел на него с сочувствием, словно на юродивого.

– Ну, брат, ты попал, как кур в ощип. С таким опытом в деревне делать нечего, одна морока. Здесь голова нужна и руки, да и голова по большей части для рук, чтобы знать, как их правильно приложить.

Андрей смутился. Его как будто выставили на посмешище.

– Ну, я надеюсь научиться...

– Ну, это хорошо, – сказал дед Вася. – Только учиться надо быстро, пока еще тепло. Оглянуться не успеешь, как холода нагрянут.

Он оглядел Андрея с ног до головы, как бы прикидывая, что из него выйдет.

– Ну, а с чего начать-то думаешь, горемыка? – спросил он. – Дом-то у тебя – хоть караул кричи, жить невозможно.

Андрей вздохнул, словно сбросил с плеч непосильную ношу.

– Даже не знаю, дед. Наверное, с уборки начну.

Дед Вася усмехнулся, словно услышал нелепую шутку.

– Уборка – это, конечно, штука здравая, не спорю. Но начать надо с постели, милок, а то толку мало, если кости некуда кинуть, да выспаться по-человечески.

Андрей покраснел, словно его поймали на горячем.

– Я… я об этом как-то не подумал, право слово.

– Ну, ничего, – сказал дед Вася. – Я тебе помогу, чем смогу. Без кровати здесь долго не протянешь, особенно на половицах подгнивших.

Приближаясь к дому, Андрей отметил, с какой любовью и заботой обустроен двор его новоиспечённого соседа. Казалось, здесь каждый уголок создан для услады взора. Пышные георгины и астры рассыпались яркими красками по клумбам драгоценными самоцветами. Кусты сирени и жасмина, умело подстриженные, щедро делились своим дивным благоуханием. У стены дома выстроилась ровная, безупречная поленница дров, свидетельствуя о хозяйственности и порядке.

Во дворе лежал пес средних размеров с густой, темно-коричневой шерстью, отливающей каштановым блеском на солнце. Заметив чужака, пес, до этого мирно дремавший в тени, вскочил на лапы и залился яростным лаем. Клыки хищно оскалились, шерсть на загривке встала дыбом, и казалось, что еще мгновение – и он бросится на незваного гостя, готовый разорвать его на части.

– Место! – громовым раскатом прозвучал голос деда Васи. – Смирно, Рекс, балбес!

В мгновение ока грозный зверь преобразился. Поджав хвост и опустив голову, пес поплелся в свою будку, расположенную в тени раскидистой яблони, и улегся там, свернувшись калачиком.

– Ну, заходи, не стесняйся, – сказал дед Вася. – Хозяйка как раз на стол готовит, наварила щей.

Андрей вошел в дом. Внутри было чисто и уютно. Беленые стены, украшенные вышитыми полотенцами, создавали ощущение тепла и света. На столе – скатерть с ярким цветочным узором, в углу – иконы в серебряных окладах, перед которыми мерцала лампадка, эдаким маленьким окошком в духовный мир. Пахло свежим хлебом и щами, разжигая аппетит неистовым кострищем.

– Маша! – крикнул дед Вася. – Гостей принимай, да поживей!

В комнату вошла старенькая женщина – невысокая, полная, с добрым лицом, с морщинками, словно паутинкой, и седыми волосами, собранными в аккуратный пучок. Ее глаза светились добротой и гостеприимством, как два тёплых огонька.

– Каких это еще гостей, старый? – спросила она. – Ты где такого молодца подобрал, в лесу что ли?

– Не поверишь, Маша, – ответил дед Вася. – У дома Анучиной Тоньки, вот где. Внук это ее, оказывается.

Баба Маша распахнула руки, как птица, внезапно вспорхнувшая с земли.

– Вот так новость! Тонькин внук! А где же она сама, болезная? Жива ли, скажи на милость?

Андрей вздохнул, словно освобождаясь от тяжелого бремени.

– Умерла, бабушка, – сказал он. – Недавно, как похоронили.

– Ах, вот оно что… – Баба Маша покачала головой. – Царствие ей небесное, бедная женщина. Хорошая баба была, хоть и тихая, как мышка. А ты чего это к нам пожаловал, касатик? Надолго ли здесь, прикипел?

– Пока не знаю, – ответил Андрей. – Хочу пожить здесь, посмотреть… вдруг понравится.

– Ну, смотри, смотри, – сказала Баба Маша. – А то молодежь нынче – все в города рвется, словно от чумы бежит. А в деревне – жизнь настоящая, вот где корень!

– Ну, хватит трепаться, бабка, – перебил ее дед Вася. – Давай на стол накрывай, а то размечталась тут. Человек с дороги устал, да и я не железный. За ужином покалякаете, если будет охота.

Баба Маша улыбнулась и принялась хлопотать по хозяйству. Андрей тем временем чувствовал себя несколько растерянно. Но в то же время – тепло и уют этого дома словно окутывали его, вселяя надежду на лучшее.

II

Стол трещал под тяжестью яств. Салат искрился свежестью огородных даров: пузатые помидоры, хрустящие огурцы, усыпанные зеленью укропа, мясистый перец, нарезанный тонкими ломтиками. А дальше – настоящий праздник живота: дымящиеся, наваристые щи манили своим ароматом, румяные пирожки с картошкой соблазнительно блестели, дрожащий холодец покачивался в тарелке, обещая взрыв вкуса в сочетании с ядреным хреном. "Ну и стол!" – ахнул про себя Андрей, ощущая протяжное урчание в животе.

– Проходи, Андрюша, проходи, касатик, – затараторила баба Маша, ловко подхватывая его под локоть и усаживая за стол. – Не стесняйся, наедайся от пуза! У нас тут все своё, натуральное.

В этот момент в кухню степенно вошел дед Вася, неся в руках мутноватую бутыль. Этикетки на ней и в помине не было, зато янтарная жидкость внутри играла на свету, как жидкое золото.

– Ага, вот ты где, старый! – недовольно пробурчала баба Маша, сверля деда взглядом. – Опять за рыбу деньги? Я ж тебе говорила, Вася!

– Ой, да ладно тебе, Маш, чего ты, – отмахнулся дед Вася, хитро подмигнув Андрею. – Дело такое: за знакомство надо тяпнуть! Парень вон откуда приехал, чай не каждый день наследство в деревне получает, как барин.

Андрей густо покраснел.

– Да я, если по правде сказать, не особо пью, – попытался увильнуть он.

– Эх, молодежь, – хмыкнул дед Вася, качая головой. – Не пьёт он! А как же тогда душу согревать-то? Ну, глотни чуток, для форсу, за новую жизнь. Не обижай старика.

Баба Маша лишь махнула рукой, сдаваясь.

– Уговорит ведь, чертяка, – пробормотала она, но в голосе уже не было и следа строгости, лишь снисходительная усталость.

Андрей капитулировал. "Один раз – не водолаз", – подумал он, чувствуя, как любопытство берет верх. Дед Вася проворно разлил самогон по старомодным рюмкам. Запах ударил в нос резким ароматом деревенской свежести и чего-то еще, неуловимо сладкого.

– Ну, за знакомство, чтоб ладилось! – провозгласил дед Вася, опрокидывая рюмку одним махом. Баба Маша последовала его примеру. Андрей, помедлив, тоже выпил. Обжигающая лава прокатилась по горлу, заставив его невольно поморщиться. Но тут же в ход пошел хрустящий соленый огурец, и режущее жжение отступило, оставив приятное тепло.

– Ух, забориста! – похвалил дед Вася, довольно крякнув. – Сам гнал, между прочим, по старинке.

– Ну, хватит тут бахвалиться, Василий, – укоризненно сказала баба Маша.

После первого "боевого крещения" напряжение отступило. Андрей почувствовал, как расслабляется, вливаясь в эту простую, но такую искреннюю атмосферу деревенского гостеприимства.

– Ну, рассказывай, Андрюша, – начал дед Вася, отвалившись на спинку расшатанного стула. – Чем в городе промышлял? Каков род занятий был?

Андрей вздохнул. Сейчас начнется допрос с пристрастием.

– Да… пытался артистом стать, – произнес он, стараясь придать голосу оттенок беззаботности. – Бегал по комиссиям, в массовке мелькал, хотел в театральное поступить. Так, ничего путного.

Дед Вася и баба Маша обменялись красноречивыми взглядами.

– Артист, значит, – протянул дед Вася, лукаво прищуриваясь. – Ну, этих артистов нынче развелось – как собак нерезаных. Мы вот ящик давно не смотрим, одна брехня да показуха.

– Да ладно тебе, Василий, чего ты сразу на парня наезжаешь, – вступилась баба Маша. – Может, у него талант, искра божья. Вон, какие фильмы раньше снимали! Душа радуется!

Андрей криво усмехнулся.

– Спасибо за поддержку, – сказал он, – но я, если честно, тоже не фанат современного кино.

Разговор плавно перетек в другое русло.

– А Антонина Васильевна-то как жила? – спросила баба Маша, глядя на Андрея с каким-то особенным, изучающим выражением.

Андрей нахмурился, пытаясь воскресить в памяти образ бабушки.

– Честно говоря, я её плохо помню, – признался он. – Видел её несколько раз в детстве, когда летом приезжал к ней в Саратов. Она с моей мамой, вроде, не особо дружила. Какая-то у них там кошка пробежала. Потом она совсем исчезла из нашей жизни.

Баба Маша слушала Андрея, глядя на него с сочувствием.

– Антонина твоя, – вставил дед Вася, – она всегда немного…  сама по себе. Как бы это сказать?... Просто нелюдимая. Из всех соседей только с нами хорошо общалась. Правда потом уехала и сюда уже редко приезжала, особенно в последние годы. Вот и дом так запустила...

– Да хорошая она была, – добавила баба Маша, задумчиво глядя в окно. – Тихая, спокойная. Нам с Василием никогда худого слова не сказала. Жалко бабу, вот честно.

Андрей сидел,  задумчиво глядя в одну точку. Слушая рассказы о бабушке, он испытывал странную смесь чувств: сожаление о невозвратно упущенном времени, жгучее любопытство к жизни родного, но мало знакомого человека и… глухое чувство вины. "Надо было раньше ...", – подумал он, но тут же одернул себя: "Что теперь языком чесать? Всё одно – поздно".

Голод напомнил о себе. Андрей с неподдельным аппетитом уплетал наваристые щи, заедая их душистым черным хлебом. Холодец с хреном оказался просто неземным наслаждением.

– Ешь, ешь, Андрюша, не стесняйся, – подбадривала баба Маша. – А то вон какой тощий! В деревне сила нужна, тут тебе не городские финтифлюшки.

Дед Вася заливисто захохотал, хлопая Андрея по плечу так, что тот чуть не подавился.

– Ешь, артист, ешь! – пробасил он. – Здесь тебе не по подмосткам скакать, тут пахать надо, как конь!

Андрей откинулся на спинку старого, скрипучего стула, и тепло разлилось по всему телу. Уют. Вот чего ему так не хватало. Не эти фальшивые улыбки, не эти вечные пересуды за спиной, не эти бесконечные прослушивания, где ты – всего лишь мясо, кусок говорящего реквизита.

Дед Вася травил анекдот за анекдотом, от которых у Андрея болели скулы. Баба Маша тихонько мурлыкала под нос что-то народное, перебирая четки, и ее добрые глаза светились в полумраке. Время словно замедлило свой ход, и Андрей, наконец, мог просто быть. Без ролей, без масок, без ожидания чуда.

Внезапно эту идиллию сотряс яростный, утробный лай Рекса. Лицо деда Васи исказилось тревогой, он рывком поднялся со стула.

– Пойду посмотрю, чего это он там глотку дерет, чертяка, – проворчал он, покидая кухню.

Через короткое время он вернулся, вид у него был взволнованный, словно он увидел нечто зловещее.

– Что Рекс так беснуется? – обеспокоенно спросила баба Маша.

– Да этот… оборванец проходил мимо, – уклончиво ответил дед Вася, неопределенно махнув рукой.

– Опять он тут шляется? – возмутилась баба Маша. – Ходит тут всякий сброд…

– Что за оборванец? – с любопытством поинтересовался Андрей.

Дед Вася издал глубокий вздох, предвещавший тягостную историю.

– Да тут у нас в лесу один обретается, – начал он. – Возомнил себя отшельником. Иногда вылезает в деревню со своей собакой, такой же жалкой и старой.

– И он представляет опасность? – насторожился Андрей, ощутив смутное беспокойство.

– Да вроде бы не кусается, – ответил дед Вася, но в его голосе прозвучала тень сомнения. – Но кто знает, что у этих скитальцев в голове? Может, у него там совсем разум помутился.

Он замолчал на мгновение, погрузившись в раздумья, почесывая затылок, а затем внезапно добавил:

– Знаешь, а ведь я сначала подумал, что это он в дом к твоей бабушке залез… Тебя с ним спутал.

Андрей удивленно поднял брови.

– Почему?

– Да потому что у нас тут в последнее время неспокойно, – объяснил дед Вася, понизив голос до шепота. – Воруют. Уже несколько соседей лишились нажитого. Деньги, ценности… Никто не может понять, кто это делает, исчезает бесследно.

– И поймать не могут?

– Да куда там, – отмахнулась баба Маша, досадливо поджав губы. – Полиция твердит, что без улик и свидетелей – ничего не докажешь. А многие считают, что это тот лесной сумасшедший. Кому еще это нужно? Как бы этот бродяга к нам не наведался!

– Пусть только сунется, – прорычал дед Вася. – Я ему такую жизнь покажу, что мало не покажется!

Андрей почувствовал, как внутри нарастает неприятное предчувствие. Вот тебе и деревня, тишина и благодать. Оказывается, и здесь есть свои темные стороны.

– Ладно, хватит об этом, – продолжил дед Вася, – А ты, парень, чем тут зарабатывать собираешься? Не одним же воздухом питаться?

Андрей пожал плечами.

– Надеюсь найти хоть какую-то работу. Конечно, я не великий специалист… Но быстро учусь.

Дед Вася усмехнулся.

– Работы тут, конечно, не как в городе, но кое-что есть. Вот на овощной базе всегда нужны люди. Я хорошо знаком с директором, Павлом Валерьевичем, могу за тебя замолвить словечко.

В груди Андрея затеплилась надежда. Работа. Именно это ему сейчас необходимо. Не столько ради денег, сколько для того, чтобы почувствовать себя полезным.

– Правда? – обрадовался он. – Это было бы замечательно!

– Чистая правда, – подмигнул дед Вася. – Завтра с утра пойдем к нему, договоримся.

За окном сгустилась непроглядная тьма. Баба Маша принялась убирать со стола, тихо напевая грустную мелодию.

– Ну, пора нам Андрюшу провожать, – сказала она, глядя на мужа.

Дед Вася кивнул.

– Сейчас, погоди… – Он вдруг хлопнул себя по лбу. – Совсем забыл! А спать-то ты где будешь? У тебя ж в доме и кровати нет!

– Ничего, как-нибудь устроюсь, – отмахнулся Андрей, хотя в глубине души почувствовал тревогу.

Дед Вася вышел в сарай и через пару минут вернулся, волоча за собой старую, покрытую ржавчиной раскладушку с матрасом.

– Вот, держи, – кряхтя, поставил он ее у порога. – Хоть что-то, а не на голом полу спать.

– Спасибо вам огромное! – искренне поблагодарил Андрей.

– Да что там, – отмахнулась баба Маша. – Не стоит благодарностей. Ты вот завтра не проспи, а то дед Вася тебя живьем закопает.

– Обязательно буду, – улыбнулся Андрей.

Попрощавшись, он вышел на улицу. Вечер окутывал деревню мягким, теплым покровом.

Андрей был тронут до глубины души. Эти люди, простые, деревенские, с их загрубевшими руками и добрыми сердцами, принимали его как родного. Он шел по дороге, ощущая, как внутри него разливается странное, неведомое чувство. Умиротворение. Надежда. И даже… счастье?

Дойдя до дома, Андрей открыл скрипучую дверь и вошел внутрь. Пустота. Холод. Но уже не такие пугающие, как накануне.

Он разложил раскладушку, достал из чемодана постельное белье и застелил ее. Снял верхнюю одежду и лег. Раскладушка противно скрипнула под его весом.

Глядя в потолок, Андрей размышлял о завтрашнем дне. О работе на овощной базе. О деде Васе и бабе Маше. О бродяге, наводящем беспокойство на всю деревню. И, конечно, он думал о бабушке.

III

Он ворочался на скрипучей раскладушке, пытаясь устроиться поудобнее. Углы пружин впивались в бок, а старый матрас пах сыростью и пылью. Тишина в доме стояла звенящая, непривычная после гула города. Мысли назойливо кружились в голове, не давая уснуть.

Почему, бабушка? Антонина Васильевна… Он помнил её так мало, размытыми детскими воспоминаниями. Помнил приезды в Саратов с мамой. Помнил крепкие объятия, запах пирогов и накрахмаленные салфетки. Но потом… обрезало. Ни писем, ни звонков, ни открытки на день рождения. Почему? Что произошло между ней и мамой? Мама никогда о бабушке не говорила, будто её не существовало. Молчание выросло между двумя близкими людьми.

И этот дом… Завещание. Нелепо. Почему именно ему? Почему не маме, её единственной дочери? По закону всё должно было достаться ей. А тут – он, внук, которого она почти не знала.

Вспомнилось лицо матери, когда нотариус зачитал бумаги. Спокойное, ожидающее. Ни удивления, ни радости. Как будто она знала. Ждала этого исхода. "Что собираешься делать с этим домом?" – спросила она тогда, без интереса, скорее из вежливости. Она надеялась, что Андрей захочет продать этот дом, но... неожиданно для всех он принял решение поехать в деревню.

"Может, они поссорились из-за этого дома?" – промелькнула мысль. Глупо, конечно. Но другого объяснения не было. А если так, то почему бабушка так поступила? Почему лишила дочь наследства? Что за тайны скрывают эти старые стены?

Андрей перевернулся на другой бок. Шея затекла, в висках стучало. "Сэлинджер бы оценил", – усмехнулся он. Его любимый писатель, бунтарь и отшельник, понял бы его тягу к уединению, к бегству от суеты. Но Сэлинджер хотя бы сам выбрал свой путь. А он, Андрей, случайно попал сюда, в этот незнакомый и непривычный ему мир.

«К черту всё! – подумал он. – Завтра обо всём разузнаю у деда Васи, может он хоть что-нибудь расскажет». С этой мыслью он провалился в беспокойный сон.

Настало утро. Августовское солнце уже вовсю заливало горизонт, но до настоящей жары было еще далеко. Где-то в неведомой дали, среди полей, прокричал петух, разгоняя остатки ночной прохлады. Андрей с трудом разлепил глаза. В узкую щель между неплотно закрытыми ставнями пробивался наглый луч солнца, щекоча переносицу. "Половина шестого, не меньше," - подумал он, пытаясь сориентироваться во времени и пространстве. С трудом попытался приподняться на локте, но острая, пронзительная боль атаковала шею, заставив его снова упасть на жесткую поверхность. "Проклятая раскладушка!" – прошипел он сквозь зубы, массируя затёкшие мышцы.

Мир вокруг казался чужим, размытым и нереальным, словно декорация к плохому фильму. Где он вообще? Ах, да… деревня… забытая богом глушь, куда его забросила судьба. Наследство… старый, полуразвалившийся дом… бабушка… Все эти обрывки воспоминаний, как куски пазла, с трудом складывались в единую картину. Слишком много всего навалилось сразу. Нужно привыкать. К звенящей тишине, нарушаемой лишь утренними криками петухов, к скрипучей, неудобной раскладушке, больше похожей на пыточное орудие, чем на место для сна, к этому старому дому, пропитанному запахом времени, пыли и давно забытыми тайнами.

Нехотя поднявшись, он натянул старые джинсы и выцветшую футболку. Умылся ледяной водой из металического ведра, стоявшего у крыльца. Вода обжигала лицо, словно первый глоток крепкого самогона, но, несмотря на это, мгновенно взбодрила. "Пора в люди," – пробормотал он себе под нос, направляясь к зелёному деревянному забору, за которым виднелся дом деда Васи.

Рекс залаял еще до того, как Андрей вошел во двор. Пес кидался на ржавую цепь, скаля желтые зубы и изрыгая утробный рык, всем своим видом показывая неприязнь к непрошенному гостю.

– Тихо, Рекс! Свой! – крикнул дед Вася, выходя из дома. Его фигура, согбенная годами, казалась частью пейзажа. – Андрюха, что-то ты совсем рано. Не спится, что ль? Аль жизнь деревенская покоя не дает?

– Да не особо, дед Вась. Раскладушка у вас… не для долгого сна, – усмехнулся Андрей, стараясь скрыть усталость и раздражение.

– Эх, молодость, – вздохнул дед Вася, почесывая затылок. – Ко всему привыкнешь, Андрюха. Жизнь – она такая, как наждачка, сначала обдирает, а потом глядишь, и притрешься. Ладно, пойдем в избу. Манька еще дрыхнет, соловьем заливается, а нам с тобой надо подкрепиться, да дела обсудить.

Он провел Андрея на кухню, пропахшую какой-то неуловимой, но приятной сыростью. На столе, стояла початая бутылка самогона, кусок засаленного сала и краюха черного хлеба, посыпанного крупной солью.

– Садись, не стесняйся. Щас позавтракаем, и поедем с тобой к Пашке на базу. Попробуем тебя устроить к нему, заодно и познакомишься с местным бомондом, – подмигнул дед Вася.

– Не рановато для завтрака-то? – спросил Андрей, с сомнением глядя на самогон.

– Самое то для здоровья! – отрезал дед Вася, наливая две стопки до краев. – Для аппетита, для бодрости духа, да и просто, за знакомство! Давай, не тяни кота за хвост.

Андрей выпил самогон залпом. Обжигающая жидкость прокатилась по горлу, оставляя после себя ощущение пожара. "Ничего себе," – подумал он, закашлявшись. "Явно не магазинный. Градусов под семьдесят, не меньше."

– Ну, как? – поинтересовался дед Вася, с довольным видом наблюдая за его реакцией.

– Крепко, – честно ответил Андрей, стараясь не показывать, насколько ему было плохо. – Но согревает.

Они молча перекусили салом и хлебом, запивая все это термоядерным самогоном. Разговор не клеился, да и не особо хотелось разговаривать с утра пораньше.

– Ну, пошли, что ли? – сказал дед Вася, вытирая рот рукавом старой рубахи. – Пашка наверное уже на базе. Познакомлю тебя с ним. Он мужик строгий, но справедливый, если ему в душу не гадить.

До овощной базы шли пешком по пыльной проселочной дороге. Вокруг простирались бескрайние поля, уже тронутые золотом осени. В воздухе стоял густой запах скошенной травы, полевых цветов и нагретой солнцем земли.

– Ну, как тебе у нас? – спросил дед Вася, сплевывая под ноги густую слюну. – Не заскучал еще? Может, обратно в город рванешь?

– Пока не знаю, – ответил Андрей. – Надо освоиться. Разобраться со всем этим наследством…

– Освоишься, куда денешься, – хмыкнул дед Вася. – Жизнь заставит. Работа у нас, конечно, не сахар. Но зато честная. Землю копать - не в офисе штаны просиживать. И дурные мысли в голову не лезут.

– А чем вы на базе занимались? – спросил Андрей, стараясь поддержать разговор.

– Я бригадиром был, – ответил дед Вася с гордостью, выпрямляясь во весь рост. – Все тут знаю, как свои пять пальцев. Каждый уголок, каждую щель. А Пашка тогда у меня в подчинении ходил. Молодой еще был, дурной. Сейчас вон каким стал – директор! Шишка важная!

– А что за Павел Валерьевич? Что о нем можете рассказать?

– Да мужик деловой. С головой на плечах. Строгий, но справедливый, как я уже говорил. В общем, нормальный мужик. С ним можно дело иметь. Не забалуешь, конечно, но и не обидит.

– Дед Вась, – вдруг спросил Андрей, собравшись с духом, – а что вы можете рассказать о моей бабушке? Об Антонине Васильевне?

Дед Вася остановился и нахмурил седые брови, словно пытаясь вспомнить что-то важное.

– Тонька твоя… – начал он медленно, подбирая слова. – Баба была… педантичная, что ль. Очень чистоплотная. Порядок любила до безумия. У нее во дворе всегда прибрано, вычищено. Ни пылинки, ни соринки. И характер у нее был… необычный... Тишину она любила и по лесу гулять.

– А когда она здесь жила?

– Да давно это было. До замужества. Родилась здесь, выросла. Потом замуж вышла, в город уехала. А потом приезжать стала все реже и реже. А последние лет десять вообще не показывалась. Когда была тут в последний раз, мебель свою распродала, а дом продавать не захотела. Все-таки отчий... Я бы тоже не продавал.

– А почему она с моей мамой поссорилась? Что между ними произошло?

Дед Вася остановился, посмотрел Андрею прямо в глаза и покачал головой.

– Этого я, Андрюха, знать не знаю. Не моё это дело. Семейные дела – они темные, как омут. Там черт ногу сломит. Сами разбирайтесь. Как говорится: не лезь не в свое дело, целее будешь.

Он снова сплюнул под ноги и пошел дальше, тяжело опираясь на свою деревянную палку. Андрей шел рядом, углубившись в размышления. Солнце поднималось все выше, и августовское утро постепенно превращалось в жаркий день, обещавший много работы и еще больше вопросов, на которые ему предстояло найти ответы.

Дальше они шли молча, каждый погруженный в свои мысли после недавнего разговора. Андрей, стараясь отвлечься, с любопытством разглядывал окрестности, жадно впитывая в себя все краски и звуки летнего утра. Поля, уходящие вдаль, казались ему бескрайним морем зелени, волнующимся под легким ветерком. Вдали виднелись перелески, манящие прохладой и обещающие тень от знойного солнца. Андрей представлял, как там, в густой листве, поют птицы и прячутся лесные зверьки. Над головой раскинулся огромный купол ярко-голубого неба, украшенный редкими перинами облаков, медленно плывущих по бескрайнему простору. Эти облака напоминали ему сказочные замки, постепенно меняющие свои очертания под дуновением ветра.

Овощная база оказалась огромным комплексом, расположенным на самой окраине деревни. Кирпичное здание склада возвышалось над остальными постройками, как средневековый замок. Вокруг – деревянные ангары, площадки, заполненные ящиками и сетками с овощами, и снующие туда-сюда погрузчики. Шум и гам стояли неимоверные: рабочие перекрикивались, ругаясь матом на каждом шагу, моторы техники ревели, а из открытых ворот склада доносился грохот разгружаемых ящиков.

Андрею все это напомнило его подработку на складе в Москве, где он когда-то пытался заработать на подготовительные курсы в театральный. Только здесь масштаб был гораздо больше, и запахи – натуральнее. Пахло землей, свежими овощами и чем-то неуловимо теплым и живым.

– Ну что, впечатляет? – спросил дед Вася, заметив замешательство Андрея. – Работа у нас тут, во как, кипит!

– Да, масштабненько, – ответил Андрей, стараясь перекричать шум.

Они шли по территории, лавируя между снующими погрузчиками и тележками, пока не подошли к невзрачному двухэтажному зданию с облупившейся, кое-где потрескавшейся белой краской.

– Это администрация, – пояснил дед Вася, кивнув в сторону здания. – Щас к Пашке Какоткину зайдем. Говорю тебе, он мужик здравый, хоть и дерзкий.

Внутри было душно и неуютно. Спертый воздух коридора был пропитан запахом затхлости и дешевой столовой. Стены, выкрашенные когда-то в жизнерадостный зеленый цвет, теперь напоминали выцветшую фотографию, тусклые и безжизненные. Линолеум на полу вздулся безобразными пузырями, навязчиво цепляясь за ноги.

Они остановились перед обшарпанной дверью с прибитой к ней табличкой, гласившей: «Директор. П.В. Какоткин». Дед Вася постучал костяшками пальцев, звук эхом разнесся по унылому коридору.

– Войдите! – раздался из-за двери густой баритон, от которого по спине пробежали мурашки.

В кабинете было тесно, как в чулане, и до потолка завалено кипами бумаг, громоздящихся на каждом углу. За огромным письменным столом, который, казалось, вот-вот рухнет под тяжестью документов, восседал мужчина, похожий на розового поросенка. Невысокий, толстый, с красным, лоснящимся лицом и маленькими, хитрыми глазками, которые бегали, как мыши. Это и был Павел Валерьевич, директор овощной базы.

– Василий! Старина, сколько лет, сколько зим! – воскликнул он, с трудом поднимаясь из-за стола, отчего кресло жалобно скрипнуло, и протягивая деду Васе мясистую руку. – Какими судьбами?

– Здравствуй, Паша, – ответил дед Вася, пожимая руку. – Я к тебе по делу. Вот, познакомься, Андрей. Мой сосед, можно сказать.

Павел Валерьевич смерил Андрея оценивающим, пронзительным взглядом, словно рентгеном просвечивая насквозь.

– Здрасте, – буркнул он, избегая зрительного контакта. – Ну, рассказывайте, чего надо?

– Да вот, Паша, – начал дед Вася, – Андрей тут к нам из города заехал, парень он вроде толковый, работящий. Мож, найдется у тебя для него работенка какая?

– Работенка-то завсегда найдется, Василий, – ответил Павел Валерьевич, почесывая затылок, отчего его и без того красное лицо стало еще багровее. – Сейчас с кадрами – полный швах. Все молодые, понимаешь, в этих интернетах сидят, блогерами хотят быть. А кто горбатиться будет, спрашивается? Объявы хоть в «Одноклассниках» кидай, да только ни хрена толку! Никто не идёт!

– Ну, вот, Андрей готов, – повторил дед Вася, не унимаясь. – Руки-ноги есть, башка на плечах тоже вроде имеется.

– Готов-то готов, – протянул Павел Валерьевич, с сомнением разглядывая Андрея, – а чё он умеет-то? Где до этого работал?

– Да я… – начал Андрей, немного смутившись под пристальным взглядом директора. – На складе подрабатывал, официантом в кафе…

– Ну, опыт, конечно, не ахти, – заметил Павел Валерьевич, – но для начала сойдет. У нас тут работа не больно сложная, да только физически тяжелая. Сдюжит?

– Сдюжу, – уверенно ответил Андрей, стараясь говорить твердо. – Я работы не боюсь.

Дед Вася хлопнул Андрея по плечу, ободряюще подмигнув.

– Я за него ручаюсь, Паша. Парень он хороший, не подведет.

Андрею стало приятно от слов деда Васи. Не ожидал он такого от него. Поддержка была нужна, как никогда.

– Ладно, уговорили, – сдался Павел Валерьевич, откинувшись на спинку кресла, которая неприятно скрипнула. – Вижу, Василий, ты за него горой. А я тебе доверяю. Возьму я твоего Андрея. Разнорабочим пока.

Андрей облегченно вздохнул. Камень упал с души.

– Спасибо, Павел Валерьевич, – сказал он искренне. – Не подведу.

– Смотри мне, – предупредил Павел Валерьевич, грозно нахмурив брови, – халтурщиков я не люблю. Работа у нас простая: территорию убирать, тару готовить, помогать грузить-разгружать. Ну и инвентаризацию проводить, когда надо.

– Понял, – кивнул Андрей.

– Теперь документы, – продолжал Павел Валерьевич, роясь в кипе бумаг на столе. – Копия паспорта, ИНН, СНИЛС, трудовая книжка. Все как положено.

– А медицинская книжка нужна? – спросил Андрей.

Павел Валерьевич посмотрел на Андрея с ухмылкой, обнажив редкие, пожелтевшие зубы.

– Ты часом сифилисом не хвораешь? Или еще какой заразой?

Андрей смущенно покраснел и быстро замотал головой.

– Ну, тады и хрен с ней, с этой медкнижкой, – отмахнулся Павел Валерьевич, махнув рукой. – Принесешь все бумаги, и завтра выходи на работу.

Андрей и Павел Валерьевич пожали друг другу руки. Рукопожатие директора было влажным и склизким.

– Ну, вот и договорились, – сказал дед Вася, подмигивая Андрею. Андрей подмигнул в ответ, давая понять, что постарается не подвести.

Они вышли из кабинета. Андрей был доволен, что у него появилась новая работа, но в то же время он чувствовал себя немного ошарашенным. Все произошло слишком быстро. К тому же он не ожидал такой рьяной поддержки со стороны деда Васи.

IV

Солнце близилось к полудню, когда Андрей, выдохнув с облегчением, собрал все необходимые документы и отнёс их в отдел кадров. Завтрашний день маячил впереди неизведанной тропой – работа на овощной базе. Внутри клубился хоровод чувств: его переполняла благодарность деду Васе за то, что он за него поручился, но робкое волнение щекотало под ложечкой.

"Интересно, что будет дальше?" – пронеслось в голове Андрея, когда он шел обратной дорогой в деревню. "Главное, не опростоволоситься. Дед Василий ведь не просто так за меня хлопотал…"

Во второй половине дня, движимый порывом благодарности, он решил предложить соседям свою помощь. Баба Маша, услышав его предложение, радостно всплеснула руками:

– Ой, Андрюшенька! Как раз вовремя ты, милок, а то мы с дедом в запарке совсем. Помоги-ка нам огурчики собрать да помидорки перебрать, а то спина уж больно ноет.

Андрей, с энтузиазмом, достойным лучшего применения, взялся за работу. Снимал пупырчатые огурцы с кустов, стараясь не поцарапать нежную кожицу. Срывал спелые, налитые солнцем помидоры, ощущая их упругость в ладони. Земля дышала теплом и каким-то первобытным ароматом, а труд на свежем воздухе дарил нечто новое, доселе неведомое ощущение – словно корни его, долгое время оторванные от земли, наконец-то находили свою опору. Правда, с непривычки руки быстро налились свинцом, а по спине, будто пронёсся табун лошадей.

– Ох, и нелегкое это дело, – признался Андрей, выпрямляясь и разминая поясницу с характерным хрустом.

Дед Вася, с доброжелательной усмешкой наблюдал за его стараниями, как за диким зверьком, оказавшимся в незнакомой среде.

– Городской ты, видать, совсем от земли отбился. Ничего, приноровишься. Зато какой воздух! Легкие нарадоваться не могут. И продукты свои, натуральные, не то что в этой вашей Москве… одна химия.

– Да уж, чувствуется разница, – улыбнулся Андрей, вытирая пот со лба рукавом старой рубашки. – В магазине такого добра не сыщешь и за три цены.

– Эх, молодость… – вздохнула баба Маша, глядя на них с теплотой в глазах. – Помню, как мы с Василием в молодости… Ох, и пахали, ох, и сеяли! Ничего, зато какая жизнь была…

Вечером, уставшие, но довольные, они уселись за стол. Баба Маша постаралась на славу: жареная картошка с хрустящей корочкой, ароматные колбаски, утопающие в золотистой луковой подливке, пироги с капустой, источающие дурманящий запах, и, конечно же, дедов фирменный самогон, настоянный на травах, – эликсир, способный воскресить даже мертвого, как он сам говорил.

– Ну, за хорошую работу! – провозгласил дед Вася, поднимая стопку, словно знамя победы. – Чтоб прижился ты у нас, Андрюха, чтоб корни пустил!

Андрей немного поколебался, вспоминая свои ощущения после утренней рюмки, но, в конце концов, чокнулся с дедом.

– За хорошую работу, – повторил он, стараясь придать голосу уверенности, и залпом выпил содержимое стопки. Жидкость раскаленным углем прокатилась по горлу, оставив приятное тепло в груди.

За ужином Андрей притих, погруженный в сумбур мыслей. Дед Василий, острым взглядом подмечая малейшие изменения в настроении молодого соседа, заметил его хмурый вид и спросил, с грубоватой прямотой:

– Чего нос повесил, Андрюха? Вроде день удачный выдался. На работу устроился, с огородом познакомился. Радоваться надо, а он как в воду опущенный!

– Да я… просто… – Андрей замялся, не зная, как облечь в слова свои сумбурные чувства. – Как-то непривычно всё это. В городе хоть и тошно было, хоть и гниль одна вокруг, но там я всё знал, как рыба в воде. А здесь… чужой я какой-то, словно ворона белая.

– Брось эту дурь из головы!  – воскликнул дед Вася, – Раз ты с нами за столом сидишь, хлеб с нами делишь, значит, уже свой. А то, что непривычно – дело наживное. Освоишься, притрешься. Втянешься, как пить дать!

– Вот именно, Андрюшенька, – подхватила баба Маша, поддерживая мужа. – Не переживай ты так. Мы тебя в беде не оставим!

Андрей немного приободрился от их слов, почувствовав тепло и искреннюю заботу. Затем, решившись, задал давно мучивший его вопрос:

– Дед Вась, а почему Вы так за меня хлопотали перед Павлом Валерьевичем? Мы ведь, по сути, чужие люди. Ну, откуда столько участия?

Дед Вася строго посмотрел на него, пронзая взглядом насквозь.

– Ты что такое говоришь? В свой дом чужих не пускают. Да и ты для нас не просто новый сосед, залётный какой. Ты – внук Анучиной Антонины Васильевны. А с ней мы ещё до твоего рождения бок о бок жили, соседствовали. Так что ты нам почти как родной, понимаешь?

В разуме вспыхнула искра, озаряя светом понимания. Вот оно! Причина радушия этих людей крылась в отголосках минувшего, в почтении к его бабушке.

– Так вот, значит, как… – прошептал Андрей, внезапно ощутив себя проводником между прошлым и настоящим.

В сумраке его сознания возник зловещий образ: он совсем один, затерянный в бескрайней глуши, лишенный опоры и согревающего тепла. Леденящий ужас сковал его душу при одной лишь мысли о подобном существовании. Что может быть страшнее, чем бремя абсолютного одиночества, когда рядом нет ни единой родной души? Не с кем разделить светлое ликование приобретений или горечь потерь, некому подарить объятия в час печали, и твой голос, как камень, падает в бездонную пропасть пустоты, не находя отклика. Человек - дитя общества, и одиночество, подобно ледяной пустыне, разрастающейся в самом сердце, способно сломить даже самую несгибаемую волю.

Именно поэтому, осознавая глубину подобного кошмара, Андрей с еще большей силой ощутил благодарность к деду Васе и бабе Маше за их бескорыстное радушие. Их лучезарные улыбки, простые, но душевные разговоры, их гостеприимство стали для него сокровищем неоценимой важности. Они были маяком, рассеивающим тьму глуши, живым доказательством того, что он не забыт, что есть люди, которым небезразлична его судьба. Он чувствовал, что их доброта - это не просто ритуал вежливости, а искреннее проявление человеческого участия, и это тепло согревало его  сердце, даря силы для дальнейшего пути.

Солнце уже скрылось за горизонтом, окрашивая небо в багровые и фиолетовые тона. Андрей, слегка захмелевший от самогона деда Васи, шагал по деревенской улице, чувствуя лёгкую усталость во всем теле. Странное дело, но за эти сутки он даже не подумал выйти на связь с родителями. Не то чтобы забыл, просто… отодвинул на задний план. И почему-то не испытывал ни капли вины. Может, это и есть та свобода, к которой он так стремился?

Войдя в свой пустой и темный дом, Андрей ощутил, как сонливость тянет его к старенькой раскладушке. Скинув грязную одежду прямо на пол, он рухнул на скрипучее ложе, пытаясь растворить навязчивые мысли в ночной тишине.

Он почти уснул, когда где-то вдалеке залаял пес деда Васи, Рекс. Лай становился все громче и громче, и любопытство заставило Андрея подняться и выглянуть во двор. В свете луны, не далеко от дома деда Васи, двигалась странная фигура: длиннобородый старик в шляпе и рубахе, а рядом с ним плелась такая же старая и потрепанная дворняга. Андрей сразу понял – это и есть тот самый отшельник, о котором вчера рассказывал дед Вася.

"Интересно,  что он делает на дороге в такое время?" - подумал Андрей, провожая взглядом таинственного старика, пока тот не исчез в темноте. Вернувшись на раскладушку, он долго ворочался, пытаясь уснуть, но образ отшельника никак не выходил из головы. Усталость, в конце концов, взяла свое, и он провалился в беспокойный сон.

Утро встретило Андрея резким запахом перегноя и подгнивающих овощей, витающим по всей базе. После краткого, словно выговор, инструктажа от хмурой женщины в заляпанном халате, он был брошен в самое пекло – на погрузку ящиков с овощами. "Ну, с Богом, – прошептал он, собираясь с духом, и с тяжелым вздохом впрягся в лямку. – Поехали".

Первый ящик, казалось, врос в землю. Второй поддался чуть легче. К десятому спина уже пылала огнем, а руки, словно чужие, отказывались повиноваться. То и дело из его рук выскальзывали помидоры, расплющиваясь о шершавый асфальт алыми кляксами. Сортировка, упаковка, перетаскивание… Бесконечный хоровод труда, казалось, не имел ни начала, ни конца.

Он попал в подчинение к Игорю Ивановичу. Тот, процеживая сквозь зубы отборный мат, демонстрировал, как правильно брать ящик, чтобы не сорвать спину, как орудовать с гнилой морковью, не запачкав одежду, как дышать, чтобы не потерять сознание от едкой вони. Игорь Иванович походил на старого волка, чья шерсть местами вытерлась, но взгляд сохранил хищный блеск. Он ворчал и ругался, но своих в обиду не давал.

Коллектив встретил новичка настороженно, словно диковинного зверя. Разговоры об урожайности, ценах на дизель и политических баталиях в Зимбабве казались Андрею чем-то инопланетным. Шутки про тещу и нерадивого начальника вызывали лишь натянутую улыбку. "Да уж, вершина мысли" – тоскливо думал он, перетаскивая очередной мешок с луком, от которого слезились глаза.

Среди этой пестрой компании, подобно яркому подсолнуху на унылом поле, выделялся Славик. Щуплый, с вечной улыбкой, искрящейся в глазах, он сразу же полез знакомиться.

– Эй, новенький! Да ты это, не вешай нос! Освоишься, как миленький! – подмигнул он Андрею, ловко перекидывая через плечо мешок с капустой, словно тот был пушинкой. – Я Славик, если что. Звать можешь просто – Славян.

В короткий перерыв Славик, выудив из кармана засаленного пиджака пачку дешевых сигарет, угостил Андрея и они вместе закурили.

– Ты, я смотрю, не здешний будешь? – поинтересовался он, прикуривая и втягивая терпкий дым.

– Городской я, – вздохнул Андрей, чувствуя, как вместе с дымом улетучивается часть его сил. – Решил немного пожить в деревне, подышать свежим воздухом.

– Ну, правильно! – одобрил Славик, похлопывая его по плечу. – Здесь воздух – закачаешься, бабы – кровь с молоком… Чего еще для счастья надо? А то, что тяжело – так это дело привычки. Зато вечером – благодать! Тишина, птички поют… Лепота!

Славик оказался опытным рассказчиком. Он травил анекдоты про армию, про рыбалку, про незадачливого соседа, чья жена оказалась строже любого командира. Андрей смеялся, чувствуя, как лед недоверия начинает таять.

Вечером Андрей еле волочил ноги. Спина ныла, руки дрожали, а в голове крутился хоровод из помидоров, картошки и капусты. Вспомнились слова Игоря Ивановича, брошенные в порыве гнева: "Руки у тебя, как у пианиста! Иди лучше на скрипке пиликай, чем картошку давить!"

В конце рабочей смены Славик догнал его у проходной.

– Эй, Андрюха! Ты чего такой кислый, как неспелый лимон? – спросил он, по-дружески хлопая Андрея по плечу. – Все ли в порядке, братан?

– Да как сказать… – вздохнул Андрей, чувствуя себя загнанным в угол. – Кажется, я сегодня больше овощей испортил, чем перетаскал. Игорь Иванович на меня чуть ли не матом орал.

– Да ты не бери в голову! – отмахнулся Славик, словно от назойливой мухи. – В первый день все косячат. А Игорь Иванович… Ты на него внимания не обращай. Он у нас такой – ворчит, как старый трактор, но душа у него – золото. Наверное, это профессиональное. Он без этого жить не может. Зато мужик он хороший. Справедливый. И научит всему, если захочет. Ты главное, не сдуйся!

– Да я и не собираюсь.

– Вот и молодец! Пошли лучше пива выпьем! За первый рабочий день!

– Спасибо, Славян, но я лучше домой пойду. Надо отдохнуть.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Славик. – Завтра увидимся! Будет работа – будет и пиво!

Андрей одобрительно кивнул и побрел по дороге, чувствуя, как постепенно отступает тревога. Слова Славки, простые и незамысловатые, оказались неожиданно целительными для его души.

Домой он шел молча, ни о чем не думая. Но вдруг на окраине леса, метрах в ста от дороги, Андрей заметил знакомую фигуру. Отшельник. Он медленно шел, опираясь на посох, а рядом с ним трусила старая лохматая собака, чья шерсть давно потеряла былой блеск.

"Что он тут все бродит?" – подумал Андрей, провожая взглядом странного старика. В его облике было что-то загадочное, что-то необъяснимое. Он еще долго стоял на обочине, всматриваясь в темнеющую чащу леса, разглядывая таинственного отшельника. А лес молчал, храня свои секреты, словно мудрец, знающий ответы на все вопросы, но не спешащий ими делиться.

V

Неделя тянулась чередой однообразия, словно густая липкая субстанция. Просыпаясь в умиротворяющей тишине деревенского дома, Андрей не мог отделаться от ощущения, что этот покой – лишь зыбкая иллюзия. Городская суета, от которой он так стремился убежать, настигала его здесь, на овощной базе, обрушиваясь на плечи градом упрёков от Игоря Ивановича.

– Да когда ж ты уму-разуму наберёшься, горемыка? – гремел голос бригадира оглушительными раскатами, эхом отдаваясь от высоких штабелей ящиков.

Андрей вздыхал, чувствуя, как его сдавливает тягостное осознание собственной несостоятельности. Быть может, руки его и впрямь не оттуда растут, а может, душа просто не лежит к этой непосильной работе?

Славик, добродушный балагур, был одним из немногих в коллективе, кто не смотрел на Андрея косо. Он всячески старался развеять его мрачное настроение.

– Эх, Андрюха, братец, – подмигивал он лукаво, – не кручинься! Не боги горшки обжигают. Главное, спину гнуть да старание приложить, а остальное – дело наживное.

Но даже в его шутливых словах сквозила лёгкая ирония, намёк на то, что пора бы уже и впрямь приложить усердие к делу.

Игорь Иванович, хоть и не скупился на крепкое словцо, сквозь свою ворчливую строгость искренне пытался проявить снисходительность к оплошностям Андрея. Но однажды чаша его терпения переполнилась.

– Послушай-ка, Андрей, – пробасил он, приближаясь вплотную и сверля его взглядом, – я, конечно, понимаю, ты парень городской, к нашей жизни не приученный. Но так дальше дело не пойдёт. Либо ты начинаешь работать как положено, чтоб глаз радовало, либо ищи себе другое место. Я тут за безопасность отвечаю, понимаешь? А ты у меня тут, как слон в посудной лавке, только всё ломаешь да роняешь!

Андрей сглотнул, чувствуя, как в горле образуется болезненный ком. Неужели и здесь его ждёт очередное поражение?

– Я постараюсь, Игорь Иваныч, – тихо промолвил он, опуская голову. – Честное слово. Буду стараться изо всех сил.

Очередная смена завершилась, оставив после себя лишь ноющую боль в спине и странное чувство опустошенности. Андрей устало волочил ноги по пыльной проселочной дороге, чувствуя, как ноют мышцы. Последняя неделя вымотала его до предела. Казалось, неподъемные ящики с помидорами и мешки с картошкой выжали из него последние остатки сил.

– Ну что, философ? – Славик, шагавший рядом, подтолкнул его локтем в бок. – Опять бригадир душу вытряс?

– Да уж, – пробурчал Андрей. – Кажется, он всерьез вознамерился меня в грузчика-стахановца превратить. Только вот боюсь, из меня скорее получится грузчик-лузер.

Славик расхохотался, затем вынул сигарету из пачки и протянул ее Андрею.

– Брось ты! Привыкнешь. Он мужик строгий, но просто так ворчать не будет, он тебе наоборот помочь хочет. Главное – не тупить и не филонить. А ты парень старательный, я вижу. Просто городские нежности надо отбросить. Тут тебе не театральная сцена.

Андрей недовольно поморщился. Нынешнее положение вещей уже не вызывало у него былого восторга. Сбегая из каменной городской клетки он не мог предполагать, что здесь его ждёт вонючая база, орущий бригадир и постоянная физическая усталость. Оказалось, что суетливая беготня существует повсюду. Даже там, где меньше всего ее ожидаешь.

– Может, пивка возьмем? – предложил Славик, заметив его мрачное настроение. – А то ты какой-то совсем загруженный. Расслабиться надо.

Андрей колебался. Он не был большим любителем пива, но перспектива провести вечер в одиночестве в старом бабушкином доме казалась еще более удручающей.

– Ладно, – согласился он. – Пошли.

До магазина оставалось рукой подать. Небольшое кирпичное здание с выцветшей вывеской словно маячило островком цивилизации посреди сонной деревенской тишины. За прилавком стояла юная продавщица.

– Анюта! – радостно воскликнул Славик. – Здравствуй!

Анюта – так звали продавщицу – приветливо улыбнулась в ответ. У нее были большие зеленые глаза и каштановые волосы, заплетенные в косу. Андрей невольно залюбовался ею. В ее облике было что-то свежее и искреннее, что резко контрастировало с окружающей действительностью.

– Славик! Какие люди! – ответила она. – Что сегодня брать будете?

Они обменялись парой шутливых фраз, пока Андрей стоял в стороне, чувствуя себя неловко. Он старался не смотреть на Анюту, но его взгляд то и дело предательски возвращался к ней. На мгновение их глаза встретились, и Андрей почувствовал, как щеки его заливает краска. Анюта слегка улыбнулась, словно заметив его замешательство. "Ну что, стесняешься?" - читалось в её взгляде.

– Нам две «Чешских», – сказал Славик, прерывая неловкое молчание. – И сухарики «Три корочки».

Анюта быстро нашла нужный товар и вручила его в руки Славику.  Тот живо расплатился и, выйдя из магазина, тут же принялся с остервенением терзать крышку бутылки. Пена брызнула во все стороны, словно фейерверк в честь Нового года.

– Ну, чего молчишь, герой-любовник? – подтолкнул он плечом Андрея, хитро прищурившись. – Как тебе наша Анюта? А? Вижу, глаз на неё положил.

Андрей неопределенно пожал плечами, стараясь скрыть румянец, заливший его щеки.

– Симпатичная, – буркнул он, отворачиваясь в сторону

Славик хмыкнул, как опытный конферансье, раскусивший нерадивого фокусника.

– Да ладно тебе ломаться, актёр погорелого театра! Вижу, зацепила тебя девка. Глаз с неё не сводил, как голодный волк на ягненка.

– Да нет, просто… – Андрей замялся, комкая в руках сигарету. – Просто сейчас не до этих… амурных дел. Дом надо восстанавливать. Видел бы ты, в каком он состоянии – как после бомбежки. Да и на работе надо удержаться. Игорь Иванович грозился выгнать к чертовой матери, если продолжу косячить. А он мужик серьезный, попусту болтать не будет.

– Да ну его в баню, этого Иваныча! – Славик резко махнул рукой. – Он на всех так орет, работа у него, видать, нервная, вот и срывается на всех. Как базарная баба, ей-богу!

– Хорошо тебе говорить, – огрызнулся Андрей, в котором начало закипать раздражение. – Ты-то уже давно работаешь, тебе бояться нечего. Ты же в моей ситуации не был. Как же ты меня поймёшь?

Славик ухмыльнулся, демонстрируя  пожелтевшие зубы.

– Да ладно тебе кипятиться, как старый самовар! Скажи спасибо, что я вообще с тобой, таким занудой, разговариваю! Мог бы сейчас с девчонками на речке пиво пить, а я тут с тобой, страдающим юношей, время теряю.

Воцарилось молчание, прерываемое лишь пчелиным жужжанием. Андрей чувствовал себя каким-то растерянным. Неудачи на работе, бесконечные придирки бригадира, а теперь ещё и встреча с Анютой... В нем словно пробудились какие-то дремлющие, недавно забытые чувства. Он вспомнил о своих несбывшихся мечтах, о неудавшейся карьере актера, о той жизни, которую он оставил в городе. И вдруг ему стало мучительно жаль себя.

– Знаешь, – вдруг сказал он, глядя куда-то вдаль, на бескрайние поля, сливающиеся с горизонтом, – Я думал, здесь будет легче. Проще. Без этой городской возни, без крысиных бегов. А получается, что почти так же. Там я терпел пинок за пинком, здесь – почти то же самое. Словно судьба у меня такая...

Славик внимательно слушал, подперев щеку рукой и откинувшись на кирпичную стену магазина. Он вдруг перестал быть балагуром и уже походил на старого мудрого филина, смотрящего на мир сквозь толстые стекла очков.

– Эх, Андрюха, – вздохнул он, похлопав друга по плечу, – Хватит ныть, как баба на базаре! Жизнь она везде жизнь. И в городе, и в деревне, свои оплеухи и пинки. А розовые очки, они нигде не катят – ни в городе, ни в деревне. Их только дети носят, да и то недолго. Так что, снимай свои очки, смотри на мир трезвыми глазами и перестань хандрить!

Славик замолчал, задумчиво глядя на проплывающее в небе облако, похожее на огромного белого коня. Затем они пошли дальше по дороге, оставив магазин позади. Андрей посмотрел на приятеля, который весело напевал какую-то песню и беззаботно шагал рядом. На мгновение ему стало завидно. Славик, кажется, был доволен своей жизнью. Он не мечтал о славе и признании, ему хватало простых человеческих радостей.

Они разошлись на перекрёстке. Славик, насвистывая какую-то простую мелодию, побрел к своему дому, а Андрей остался стоять, глядя вслед удаляющейся фигуре приятеля. Размышления обрушились на него, словно волна. Город, мечта об актерской карьере, провал, наследство, деревня, овощная база…  Всё казалось каким-то хаотичным набором кадров, не складывающимся в единую картину. Даже дружеская болтовня со Славиком, с его незамысловатыми шутками и житейской мудростью, не смогла до конца рассеять туман сомнений, окутавший его душу. Он был благодарен Славке за поддержку, но чувствовал, что корень проблемы лежит гораздо глубже.

"Нормальная жизнь…", - эхом отдавались в голове слова родителей. Что они подразумевают под этим? Стабильная работа, ипотека, семья? Неужели это и есть предел мечтаний "нормального" человека?

Внезапно, повинуясь какому-то внутреннему порыву, Андрей свернул с дороги в лес. Сумрак уже начинал прокладываться между деревьями, но его это не остановило. Он шел вперед, не разбирая дороги, мимо величественных сосен, словно следуя невидимому зову. Куда? Зачем? Он и сам не знал.

Лес встретил его запахом хвои и влажной земли. Андрей жадно вдыхал этот пьянящий аромат, словно пытаясь заполнить им пустоту внутри. Лесной воздух казался живительным бальзамом для его измученной души.  Он шел, почти не чувствуя ног,  позволив разуму отделиться от тела. А разум непрерывно вспыхивал взрывами болезненных образов, мелькающих перед глазами... Приемная комиссия театрального, их равнодушные лица и безжалостный приговор: "Не ваш типаж, молодой человек". Родители, с их бесконечными наставлениями и советами, которые казались такими далекими от его собственных желаний. Бригадир на базе, вечно недовольный его работой, придирающийся по любому поводу.  Славик, подбадривающий его неуклюжими шутками и советами. Конечно, он желал как лучше, но не понимал всей глубины его переживаний. И, наконец, дед Вася и баба Маша, их заботливые лица, их бескорыстная помощь и поддержка. Перед ними Андрей чувствовал себя особенно виноватым. Он более всего боялся подвести дед Васю, который лично договорился с директором овощной базы о его трудоустройстве.

И вдруг в сознании возник другой неожиданный образ: Анюта. Девушка из магазина. Сегодня он увидел её впервые, но это лицо, эта улыбка, этот взгляд... Его тянуло к ней, как магнитом... "Ну вот, этого ещё не хватало!" – с досадой подумал Андрей. Он был не готов к этому. Страх окутал его, страх влюбиться... В тот момент, когда его внутренний мир рушился, как карточный домик! В тот момент, когда он сам себе казался никчемным и жалким! Какая девушка обратит внимание на такого неудачника?

– Хватит! – внезапно произнес он, остановившись посреди леса. – Хватит себя жалеть! Надо взять себя в руки. Иначе я так и увязну в этой трясине.

В его душе словно лопнула натянутая струна. В эту секунду он не мог объяснить себе данное чувство. Но он знал точно, что с каждым глотком лесного воздуха ему становилось легче, словно от сильнодействующего лекарства. Словно груз, давящий на плечи, постепенно растворялся в вечерней прохладе.

Вдруг его взгляд столкнулся с темным силуэтом, стоящем вдали среди деревьев. Высокий старик с длинной седой бородой. Одетый в простую холщовую рубаху и помятую шляпу, он опирался на корявую палку. Рядом с ним стояла большая лохматая собака. В этой фигуре Андрей узнал того самого отшельника.