Дорога к Храму или в кондитерскую Кети Баратели?

                Дорога к храму… или в кондитерскую?
          Предисловие: Образ Кети Баратели как аллегория сатанизма
          в массовой культуре на примере фильма
          Тенгиза Абуладзе «Покаяние»

Продолжая размышления, начатые в рассказе «Три часовни в трёх концах света», обращаюсь к одному из самых противоречивых образов грузинского кинематографа — героине фильма «Покаяние» Кети Баратели.

                Кто она Кети Баратели?
Этот персонаж, скрытый за кондитерским ремеслом, разворачивает перед зрителем трагическую картину подмены сакрального — массовой культурой, использующей религиозные образы как декоративный реквизит.

                Что в завершаюшем кадре фильма "Покаяние"?
В кадре квартира-кондитерская.
Кети — известная мастерица пирожных-церквушек, миниатюрных часовенок из крема и безе. Всё, что в ином контексте стало бы актом благочестия, здесь превращается в сладкий фетиш. Поклонники поглощают купола и звонницы из взбитых сливок так же легко, как и ложные идеалы.
Именно в этот момент в кадре появляется старая женщина — последняя жертва кровной мести Кети. Прекрасная когда-то, но обезображенная страданием, она задаёт сакраментальный вопрос:
— Эта дорога приведёт к храму?
— Это улица Варламе. Нет, эта не приведёт вас к храму.

                Кульминация трагедии — и её профанация.
На фоне душераздирающей музыки и специфических визуальных эффектов разворачивается картина абсурда. Всё, что может предложить Кети страдалице — это пирожное, мимикрирующее под храм. Жуткая аналогия с тем, как в Саду Эдема: когда Бог занят созиданием, дьявол незаметно подсовывает «заменители» смысла. Здесь даже память о святынях обесценивается до уровня гастрономического удовольствия.
Эта сцена — отголосок античной трагедии. Повторение мотивов Проспера Мериме в «Коломбе», где кровная месть оборачивается проклятием рода, и библейской истории Юдифи, которая, однако, действовала во имя народа. Грузинская Кети идёт дальше: препарирует прошлое, выкапывает тело диктатора, добивает его потомков морально и физически. Этот акт безумия, кощунства и мести выдаётся за борьбу за «правду», лишённую права на прощения.

                Где в этом фильме Храм и Бог?
Действительно, где в этом фильме режиссёра Абуладзе "Покаяние" и "Дорога к Храму"? На экране нет ни церкви, ни отпевания, ни священника, ни молитвы. Нет даже попытки примирения или покаяния. Есть лишь улица, названная именем тирана, и кондитерские изделия в виде храмов, которые с жадностью пожирают те, кто называет себя православными.

                Абуладзе и Шеварднадзе: понимали ли они?
Советская цензура 80-х сразу углядела в фильме скрытую антисоциальную и антирелигиозную линию, отчётливо сатанинскую по сути. Лишь под давлением зарубежных сил и благодаря кулуарным интригам фильм вышел в прокат. Понимали ли авторы, что вместо покаяния они внедряют в культуру образ сладкой, внешне привлекательной, но внутренне разрушительной мести, уничтожающей священное и обесценивающей саму идею храма?

                Вывод
Этот образ Кети Баратели — знаковый для массовой культуры. Массовая культура создаёт идеальные условия для внедрения таких «вирусов». Она возвеличивает кумира, наделяет его безнаказанностью, позволяет скрыть зло под оберткой сладости, глянца и доступности. Так сатанизм пускает корни, не в виде чёрных месс или явных ритуалов, а через подмену сакрального, обесценивание духовных ориентиров и симуляцию Храма.
Именно поэтому важен образ маленькой забытой часовенки без тропинки, стоящей в баварском поле. Она остаётся последним молчаливым свидетелем того, что храм — это не то, что можно съесть. И не то, что можно продать. И не то, что создаётся из сахарной мастики ради аплодисментов. Это — точка встречи человека и Бога, которой массовая культура в духе Кети Баратели, увы, не ведает.