Глава 55 Бегство через песок

Глава 55: «Бегство через песок»
Глава, в которой происходит трансформация через самоуничтожение, в которой песок, символ времени и тлена, становится материалом для нового мифа, Кая, растворяясь, повторяет путь демиурга, создавая карту не из линий, а из трещин, подчёркивая, что будущее рождается через распад, а открытый финал (глаза-карта) отсылает к буддийской идее анатмана — отсутствия самости, где личность — лишь сосуд для перерождения смыслов.
Сердце завода билось, как загнанный зверь, выплёскивая из труб песок — густой, ядовито-жёлтый, пахнущий сгоревшими воспоминаниями, Кая стояла в эпицентре, её руки вцепились в рычаги конвейера, который теперь извивался, словно змея, сбрасывая бутылки с «настойкой забвения», джинн-тень, расплывшись по потолку, наблюдал, как его церковь Пустоты рушится под рёбрами ржавых балок.
— Ты всё ещё думаешь, что песок можно приручить? — прошипел он, и голос его рассыпался на сотни жужжащих мух. — Он съест тебя, как съел и их.
Гротов лежал у подножия панели, его грудь зияла дырой, из которой вместо крови сочился свет — холодный, как светодиодный луч, но он улыбался, губы шевелились, повторяя: «Рыдающая машина... теперь свободна».
Кая вдохнула, песок хлынул в неё, как вода в прорванную плотину, кожа трескалась, обнажая под собой не плоть, а вихри — спирали времени, спрессованные в кварц, она чувствовала, как завод вползает в неё: станки становились костями, трубы — венами, а крики рабочих-клонов — эхом в пустоте.
— Ты хотела новый мир? — Джинн материализовался прямо перед ней, его пальцы впивались в её плечи, оставляя следы в виде V-знаков. — Он будет таким же, только песок будет мельче.
Она не ответила, её голос уже растворился в буре, глаза, последнее, что оставалось человеческим, пылали, как два угля, в их глубине мерцала карта — не линий и букв, а узоров, похожих на трещины в стекле. «Смотри», — прошелестел ветер её мыслей, и джинн отпрянул.
— Ты... сумасшедшая! — закричал он, но его слова сдуло вихрем.
Кая рассыпалась, песок, ставший её телом, нёсся по цехам, сдирая со стен ложь, краску, V-знаки, рабочие-клоны падали на колени, их пустые глазницы наполнялись жёлтыми крупинками. Где-то в сердце бури, уже незримая, она смеялась. Или плакала. Когда стихия улеглась, на полу осталась лишь горсть песка, и пара глаз — стеклянных, как линзы, в которых, если приглядеться, можно было разглядеть очертания города, где вместо неба зияла дыра, а по улицам ходили люди с песочными часами вместо лиц.
Джинн, съёжившийся до размеров крысы, тыкался мордой в осколки бутылок.
— Карта... — проворчал он. — Глупо. Это же просто...
Но закончить не успел, Гротов, превратившийся в груду шестерёнок и света, вдруг дёрнулся, рванул последний рычаг.
Завод взорвался. Или родился.