Глава 57 Проповедь в подъезде

Глава 57: «Проповедь в подъезде»
Глава, в которой проповедь Микки — пародия на мессианство.
Подъезд пах мочой и тлением, стены, некогда белые, теперь напоминали пергамент, испещрённый грибковыми рунами, Микка стоял на лестничной площадке, прижимая к груди блокнот с манифестом, страницы которого слиплись от влаги, бомжи, словно тени, сидели на ступенях, завернувшись в полиэтиленовые мечты, а глаза их — пустые бутылки, давно осушенные до дна.
— Мы... красим стены знаками, — начал Микка, сглатывая комок пыли. — Чтобы время не утекло, и чтобы...
Один из бомжей, в пальто цвета ржавчины, засмеялся, его смех был похож на скрип несмазанной двери.
— Красите гроб, — хрипло сказал он. — Мы тут уже лет двадцать красим, вон, посмотри. — Он ткнул пальцем в стену, где под слоем плесени угадывался чей-то высохший смех, нацарапанный гвоздём.
Микка раскрыл блокнот, его голос дрожал, как провод под напряжением:
— V-знаки — это не буквы, это... карта, чтобы найти выход из лабиринта.
— Лабиринт — это жопа, — пробурчал другой бомж, лицо которого скрывал капюшон из газеты. — А карта — дерьмо.
Но Микка продолжал, будто читал заклинание:
— Каждый знак — это вопрос, который мы...
— Вопросы — крысы, — перебил первый бомж, его пальцы, обмотанные тряпьём, сжали пустую бутылку. — Твои буквы сожрут тебя первым, потом нас, потом самих себя.
В подъезде запахло гарью, или памятью о пожаре, Микка почувствовал, как блокнот в его руках стал тяжёлым, будто наполнился песком.
— Вы не понимаете, — прошептал он. — Это единственный способ...
— Способ умереть громко? — Бомж в пальто поднялся, и вдруг его тень упёрлась в потолок, став чёрным обелиском. Полиэтилен на других бомжах зашуршал, как крылья нетопырей. — Ты думаешь, ты первый, кто принёс сюда «спасение»?
Микка отступил к стене, грибок под его ладонью пульсировал, как живой.
— Вот, смотри. — Бомж сорвал с головы капюшон.
Под ним не было лица. Только V-знак, выжженный на плоской, как экран, коже.
— Мы — ваше будущее, философ. — Голос бомжа зазвучал нарочито мелодично, будто старый патефон. — Выкормыши пустоты.
И тогда Микка узнал его. Не в чертах — их не было, — а в том, как пахло изо «рта»: антисептиком и дешёвым виски.
— Джинн...
Бомж рассыпался. Не в песок, а в чёрные капли, как смола, которые поползли по стенам, складываясь в знакомую усмешку.
— Проповедовал крысам? — прошипел джинн, материализуясь на перилах. — Они давно съели свою библию.
Микка бросился вниз по лестнице, но ступени стали зыбучим песком, а сверху донёсся смех, похожий на звон разбитых бутылок.
— Беги, маляр апокалипсиса! Крась дальше свой гроб!
Когда он вырвался на улицу, дождь смывал со стен дома кровавые V-знаки. Или это были слёзы?