Глава 60 Реквием по дому

Глава 60: «Реквием по дому»
Глава, в которой двойная версия подчёркивает, что реальность — сборник нелинейных выборов, смех брата — бунт против привязанности к материальному, где разрушение становится актом творения, плач — признание ценности памяти, даже если она ядовита, V-знак-надгробие — символ двойственности: он и памятник, и вирус, сохраняющий суть там, где форма умерла, а дом, как персонаж, завершает цикл: он был тюрьмой, стал мифом.
Версия 1: Смех
Стены запели на последнем дыхании — протяжно, как сирена перед тишиной, брат стоял на крыше, балансируя на краю трубы, из которой когда-то валил дым, а теперь сочился свет, неоновый, ядовито-зелёный, Микка внизу кричал что-то о фундаменте, но брат лишь махал ему, словно провожая поезд.
— Смотри! — Он прыгнул в воздух, и в тот же миг дом вздрогнул, выпустив из трещин рой летучих мышей, нет, это были V-знаки — оторвавшиеся от стен, они кружили, как стая ворон.
Брат, смеясь приземлился в груду битого кирпича, его смех разбивал тишину на осколки.
— Теперь мы свободные! — крикнул он, тыча пальцем в небо, где последний этаж рухнул, открыв звёздам дыру в форме V-знака.
Микка, прижав к груди блокнот с вырванными страницами, смотрел, как их V-знак на фронтоне светится всё ярче, и в конце концов, стал похож на маяк, но не для кораблей — для призраков.
— Дом умер, — пробормотал Микка.
— Нет! — Брат вскочил, танцуя на обломках. — Он родился! Теперь он… — Он споткнулся о дверную ручку, торчащую из земли, как древний артефакт. — Теперь он везде!
И правда — каждый осколок стекла, каждый кирпич светился микроскопическими V-знаками. Дом не исчез, он стал вирусом.
Версия 2: Плач
Первой рухнула ванна, кафель, десятилетиями скрывавший плесень, взлетел птицами вверх, в углу кухни сидел брат, обняв холодильник, который всё ещё бормотал: «Я помню… я помню…»
— Перестань, — прошептал он, прижимаясь щекой к металлу. — Не надо помнить.
Микка пытался вытащить брата за руку, но тот вцепился в трубу.
— Это наш дом! — кричал он, а с потолка сыпалась штукатурка, превращаясь в снег из букв. — Я не хочу новый!
V-знак на стене горел алым, как рана, брат потянулся к нему, но символ рассыпался, обжигая его пальцы пеплом.
— Она здесь умерла, — вдруг сказал он, глядя на пятно песка в углу — последний след Каи. — И я тоже.
Когда крыша провалилась, брат не побежал, а лёг на пол, повторяя: «Морковь… красивая…», пока кирпичи не похоронили его под мелодию треснувших балок.
Микка выбежал на улицу. Последнее, что он увидел, — их знак, светящийся в темноте. Он стал эпитафией:
«ЗДЕСЬ ЖИЛИ V-ЗНАКИ. И ЛЮДИ. НЕМНОГО. НЕДОЛГО».