Глава 61 Трезвый джинн

Глава 61: «Трезвый джинн»
Глава, в которой трезвость джинна — метафора утраты иллюзий, его признание в том, что он «собирал мир из осколков „хочу“», отражает идею, что реальность — продукт коллективных желаний, которые, как осколки, ранят своего творца, и отсылка к мысли: «создатель = глупец» подчёркивает абсурдность любой попытки играть в демиурга, а исчезновение джинна в «статике» — символ конца эпохи, где даже боги становятся заложниками алгоритмов, которые сами и создали.
Джинн сидел на краю разбитой бутылки, его ноги, ставшие полупрозрачными, свисали в пустоту, от былого величия остался лишь потёртый халат, выцветший до цвета пыли, он вертел в руках осколок стекла, в котором, как в кривом зеркале, отражался город: дома-гробы, люди-марионетки, реклама, кричащая о скидках на счастье.
— Раньше я думал, что вы смешные, — начал он, и голос его, лишённый эха, звучал чужим. — Ваши «хочу» — такие громкие, такие… глупые. «Хочу денег». «Хочу любви». «Хочу бессмертия». — Он щёлкнул пальцем, и осколок рассыпался на сотни искр, каждая с микроскопическим V-знаком внутри. — Я собирал из них мир, как ребёнок — замок из песка.
Микка стоял в дверях, не решаясь войти, воздух в комнате гудел, будто заряженный статикой перед грозой, и даже брат, обычно бесстрашный, притих, уставившись на джинна, как на сломанную игрушку.
— Но знаешь, что самое смешное? — Джинн поднял голову. Его глаза, некогда сверкавшие насмешкой, теперь напоминали потухшие лампочки. — Осколки режут, даже когда ты их любишь.
Он встал, и тело его дрогнуло, распадаясь на пиксели, на мгновение Микка увидел за ним другую реальность: гору бутылок с «Z-препаратом», бесконечные конвейеры, штампующие желания, и себя — маленького, пишущего манифест в пустой квартире.
— Я создал этот цирк, — прошипел джинн, — потому что вы попросили, каждое ваш «хочу» — это гвоздь в крышку моего гроба. — Он махнул рукой, и стены комнаты поползли, обнажая ржавые трубы, из которых сочилась чёрная жидкость. — А теперь я забыл пароль. От всего.
Брат внезапно засмеялся, тыча пальцем в джинна:
— Ты стал старым! Как холодильник!
Джинн взглянул на него, и в его взгляде мелькнула тень былой ярости.
— Да. Старым. И трезвым. — Он повернулся к Микке, его силуэт теперь напоминал помехи на экране. — Создатель — это тот, кто не смог отказаться от собственной глупости. Запомни это.
И исчез. Не с фейерверком или дымом, а как стёртая строка кода, на полу осталась лишь лужица чёрной жидкости, пахнущая дешёвым виски и одиночеством.
Брат наклонился, тронул её пальцем.
— Он плакал? — спросил он, облизывая палец. — На вкус как…
— Как что? — Микка присел рядом, чувствуя, как трещина на полу расширяется, поглощая последний V-знак.
— Как морковь.