Глава 3. Из инженеров - в гитаристы

   
   Когда я в 1980 году вернулся в родной Новосибирск на преддипломную практику, то почти сразу встретил своего товарища детства - Артура. Когда нам было по 12-14 лет мы уже были гитаристами, конкурирующими за место в клубном ансамбле. Вакантное место досталось мне в силу двух обстоятельств-наличия очень красивой дорогой гитары Музима, купленной родителями, и мамы-сотрудницы этого клуба. Поэтому конкуренция с моей стороны была не совсем честной.
К  1980 году Артур, к моему удивлению, переквалифицировался в барабанщика, очень неплохого и имеющего уже за плечами опыт ресторанной работы. Мы быстро сдружились заново, весело проводили время, сидя у меня на балконе с магнитофоном и... пивом. Или жили на заводских дачах, где ходили за тем же разливным пивом в ларёк с алюминиевым чайником вместо дежурного жбана. Чайник был хорош тем, что из его носика пить было удобно. Но этим же он и был плох, потому что донести пиво от ларька до дачи не получалось никак - оно заканчивалось по дороге, и приходилось поворачивать назад к ларьку за новой порцией напитка.
    Летом 1980 года Артур в составе группы играл на танцах в легендарном месте - Саду Дзержинского. Это, кстати ,было последнее лето, когда в Саду играл живой ансамбль. Уже на следующее лето там обосновался диджей с магнитофоном и напрочь убил ауру сакрального места.
    Началась моя практика н Авиационном заводе. Мне всё там очень нравилось! Живая интересная работа. Рядом стоят боевые самолёты, по которым можно полазить под каким-нибудь предлогом. Авиация меня влекла с детства, поэтому я был рад тому, что если и не рождён летать на них, то могу хотя бы поползать по ним.
    Работа настолько увлекла меня, что я даже сделал там какое-то маленькое рационализаторское предложение. Практика закончилась в январе 1981 г., я съездил в Казань защитить диплом, потом вернулся, имея в кармане распределение на тот же завод.
   Но всё пошло не по плану. Мой товарищ Артур неожиданно устроился играть в кафе и позвал меня с собой гитаристом. Под это дело он даже достал для меня гитару, сделанную местным умельцем из чертёжной доски. Надо сказать, что гитара оказалась настолько удачной, что до сих пор находится в моей коллекции (правда уже с американскими звукоснимателями) как домашняя гитара. На записи её звучание от дорогого Гибсона не отличить.
    Кроме нас двоих там были басист Саня, и клавишник Витя Сорокин. Саня был знаменит тем, что когда однажды ему в драке порезали сухожилие на левой руке, он переучился играть на басу на левую руку. Впоследствии у него была очень интересная судьба. Органист Витя был уже очень опытным музыкантом, успевшем поработать в филармонии. Вокалиста у нас не было, поэтому все песни, включая песни Аллы Пугачёвой, пришлось петь басом Артуру. Слушалось это довольно экзотически. Кафе "Спутник" находилось справа от Оперного театра. Раньше там не было музыки, но директриса решила провести эксперимент, и пригласила ансамбль, то есть - нас.
    Кафе помещалось на первом этаже жилого дома. А жильцы этого дома были люди не простые, а сплошь начальствующие пенсионеры. От них сразу пошли жалобы на громкую, мешающую им музыку. Однажды в зал ворвалась разъярённая жилица, вырвала у нас силовой кабель и унесла с собой. Мы остались в недоумении и полной тишине. Ссориться с важными пенсионерами никто не хотел, эксперимент был признан неудачным, и нас уволили. Но эстрадный яд уже проник в моё сердце, как льдинка в сердце Кая.
   И в этот момент в почтовом ящике оказалось письмо из института, извещавшее, что они обращаются в Прокуратуру с целью поимки "беглого молодого специалиста", так как я не прибыл вовремя  к месту отбывания трехгодичного распределения. В прокуратуру мне не хотелось, пришлось идти сдаваться на завод. Там всё оказалось очень печально. В цеху, где я когда-то проходил практику и где мне так нравилось, места мне не нашлось, и меня определили в Конструкторский отдел за канцелярский стол. Самолёты закончились. Работа моя выглядела так: в моём ведении была блок-схема одного самолётного устройства. Схема - это такая зелёная клеёнка, длиной метра три, свёрнутая в рулон. На ней тушью были нарисованы квадратики с буквами и цифрами, соединённые кучей проводов. Что было внутри квадратиков я не знал, да этого и не требовалось. Периодически из головного КБ приходило распоряжение: "Отсоединить проводник такой-то,от коробочки такой-то,и присоединить к другой коробочке". Тут в дело вступал я. Весь процесс проходил в три этапа. Сначала я брал свой главный инструмент - обычное бритвенное лезвие и начинал соскребать ненужный больше проводок с клеёнки. Скрести надо было очень медленно и аккуратно! Одно неловкое движение - и в клеёнке образовывалась дырка! Этого допускать было никак нельзя.! Скорость "соскребания" была поэтому очень медленной, а проводок мог тянуться от одного края клеёнки до другого. Потом надо было взять канцелярский клей, кисточку, и замазать место "соскребания", чтобы клеёнка "не мохрилась". И третий этап - взять рейсфедер, тушь и нарисовать новый проводок.
     Так я продержался год. Более бессмысленного занятия у меня не было в жизни никогда. Восьмилетнего образования для этого было бы  слишком много. Я просто ненавидел свою работу и умирал от тоски. Тут ещё вечером появлялся змей-искуситель Артур и говорил: "- Чего ты там сидишь на своём заводе? В училище открыли эстрадное отделение! Вон Васька Маринин уже поступил!".
    И я решился. В то время ,мы все работающие члены семьи (мои родители и мы с женой Галей) копили деньги на мечту - личный "жигуль". И тут, когда денег накопилось три тысячи, я купил на все эти  деньги японскую гитару, лишив домочадцев всякой надежды на авто на долгие годы. Моя добрая жена не только не убила меня скалкой, но и ездила со мной по городу в поисках гитары.
    Решение стать музыкантом было принято, но оставалась одна "мелочь" - распределение. А в СССР с этим было строго. Сначала я пошёл обычным путём, написал заявление и подошёл к своему непосредственному начальнику КБ, хорошему дядьке Геннадию Михайловичу, коим и был послан подальше. Я начал плести всякую чушь, выдавая её за повод для увольнения. Начальник был несгибаем. И тут я его добил одной фразой. Я сказал: "Геннадий Михайлович, я вчера гитару купил за три тысячи". Он впал в ступор, посмотрел на меня с жалостью и испугом, как на дефективного ребёнка, и молча подписал заявление, видимо поняв, что инженера из меня уже точно не получится.
    Но это было лишь начало. Дальше мне предстояло получить подпись замдиректора по кадрам или начальника отдела кадров. Там была бетонная стена. Я был в отчаянии. Но удача снова улыбнулась мне! ДК, где работала мама, относился к заводу и считался почти его подразделением. Мама попросила директрису ДК, и та написала прошение начальнику отдела кадров с просьбой не уволить, а перевести меня на работу в ДК. Я не был уверен, что это прокатит, но тут, на моё счастье, на месте начальника отдела кадров оказался его зам, и не очень вникая, зам подписал мне заявление, видимо, думая, что просто переводит меня из одного подразделения в другое.
    Обходной лист я подписывал со скоростью чемпиона мира по бегу. И вот она! Свобода! Уволиться из ДК можно было уже совершенно легально. Так я ушел не отработав распределение и не получив в трудовую запись об увольнении за прогулы по 33 статье, что пришлось пройти многим музыкантам с высшим образованием в аналогичной ситуации.
    Теперь надо было как-то поступить в Музыкальное училище. Знающие люди подсказали мне, что для того, чтобы легче поступалось, надо походить на платные занятия к преподавателю из училища. Это было логично, и я пошёл. Преподавателем гитары оказался молодой высокий человек лет 30 с небольшим. Звали его Соломон Давидович Шехтер. В миру он был Сергей Данилович, но все его звали просто Сима. Днём Сима преподавал эстрадникам гитару, а вечером играл в цирковом оркестре.
    От него я узнал, что, оказывается, на классической гитаре, которую кстати мне придётся сдавать на вступительных экзаменах, вместо нормальных железных струн натянута рыболовная леска зачем-то. Когда Сима узнал, что классическую гитару я вижу впервые, а нот не знаю вообще, он переспросил: "- И ты собираешься поступать в Училище?" Я сказал" "-Угу,собираюсь."Ну ты нахал" - сказал Сима, но заниматься со мной не отказался.
   Занятия на классической гитаре выглядели так: Сима вставлял мне между пальцев бумажки, и я должен был медленно царапать струны по одной, следя, чтобы бумажки не выпали. Видимо, волшебные бумажки сделали своё дело, потому что я так навострился царапать струны, что не только поступил в Училище, но и закончил его экстерном за три года, сыграв на пятёрку фламенковскую пьесу на "госах", требующую приличной техники. В то время я много занимался. Жена говорила мне, что у меня во сне дёргаются пальцы.
    А с Симой уже позже произошла жуткая история. Как раз в то время, когда я к нему ходил на занятия, он женился на молодой барышне, манекенщице из Новосибирского Дома Моделей, что на Красном проспекте. У них родился ребёнок. Кстати, забавный эпизод... Однажды мы шли по улице с Женей Чайкиным, вокалистом. А Женя был соседом Симы и хорошо его знал. Я спросил его про жену Симы: -Где она работает?" Женя отвечает: "- В Доме Моделей". Я: "-А кем?". Женька на секунду задумался, и говорит: "-Моделью!" И мы оба засмеялись! Понятия такого тогда ещё не было, и мысль о том, что живой человек может быть "моделью", показалась нам парадоксальной и очень смешной.
   Так вот, однажды Сима, придя домой, застал свою модель в постели с грузином и в состоянии аффекта убил обоих топором! Суд его оправдал. Сейчас Сима гражданин Израиля... Хочу оговориться! Эту историю я знаю с чужих слов, поэтому не поручусь за достоверность. За что купил..
   Поступление в училище не обошлось без приключений. Сдав два основных экзамена (специальность и сольфеджио) на пятёрки, я зачем-то уехал на дачу со своим дворовым товарищем Серёгой Есиным, где мы беспробудно пробухали два дня. На следующий день мне надо было писать сочинение. До училища я как-то доехал прямо с дачи, но уже у входа у меня скакнуло давление. Я упал на газон около входа и лежал, понимая, что пролетаю мимо училища. Кто-то вызвал скорую. Приехала Скорая, мне вкатили укол и отвезли домой. Через пару дней я поехал забирать документы. Навстречу мне шёл зав. эстрадным отделением, классный дядька, Владимир Владимирович Соболев. Когда я ещё работал в ДК руководителем ансамбля трудных подростков, мои хулиганы сумели выучить "Сицилиану" Баха в аранжировке голландской группы Эксепшн. С ней они заняли первое место на конкурсе в ДК Строитель, а председателем жюри был как раз Соболев, который и запомнил меня с хорошей стороны. Он спросил: "-Ну как дела?" Я рассказал. Он говорит: "- А вон - теоретики пишут сочинение!". И подсадил меня к ним. Тему я не знал, поэтому написал эссе про джазового гитариста Джорджа Бенсона. Получил 4 балла. Последний экзамен по истории принёс мне трояк (запутался я в комсомольских орденах...). Но этого было достаточно для поступления. Гитарная дорога была открыта!..