Сто одиннадцать лет говна и крови. Кратко

    Ленина выманили на Съезд жупелом. Накануне вечером, когда в каморке Стасовой собралась верхушка партии и военки, несдержанный товарищ Сталин предложил с явно далекоидущей провокативной целью раскачать лодку разъединенных народцев реорганизовать РабКрИн. Ильич дар отпор коварному выпаду метящего на его место Ильича, просто проигнорировав предложение несколько увлекшегося до головокружения от оказавшихся иллюзорными успехов второго из Ильичей, ловко переведя внутрифракционную дискуссию на важнейшее из искусств. Вот так весь вечер и часть ночи руководители партии и правительства провели в бесплодных обсуждениях показавшегося коале очень странным кино, вошедшего в анналы под нумером пятьдесят четыре.
     - К нам в Политбюро, - слушал, прячась за кулисами Съезда, тихий голос товарища Сталина Ильич, недовольно хмуря бородку, - поступает очень много обращений от товарищей с мест. Вот буквально вчера представители регионов спросили меня : а за что погиб Говносос ? Я мог бы ответить, что погиб Говносос, как и многие другие, за родину и за Сталина, но мы, большевики, не можем и не будем утрировать этот кажущийся простым вопрос, а сразу скажем, что погиб Говносос в связи с исторической необходимостью. Целесообразно погиб Говносос, товарищи, вот как мы ответили товарищам с мест.
     Ленин выскользнул из - за кулис припляской зыбкой. Знобко струясь по сцене, обогнул сурового Президиум Петровича, натужно удерживающего на вытянутых руках не только делегатов и членов Политбюро, но и знаменитый стальной меч английского короля Георга нумер Шесть, который в это момент покрывал жаркими поцелуями второй из Ильичей. Ильич остановился и всмотрелся раскосыми глазами в третьего Ильича, своей хулиганского вида кепкой неприятно напомнившего Ленину острокозырьковых уродцев из когда - то виденного сериала.
     - Мы все говно, - печально констатировал Ильич, поворачиваясь к четвертому Ильичу, мускулисто уносящему меч короля на вытянутых вперед руках.
     Пятый и шестой Ильичи недоуменно прикрякнули стылыми и продолговатыми голосами, тут же, впрочем, умерев. Седьмой Ильич вскочил было возбужденно с рук Президиум Петровича, но тут же уселся обратно, понимая, что углубить пока не время еще, Федор.
     - Я вам не Борис ! - прорычал совершенно по Пошкину восьмой Ильич, пьяно рушась на пол. - И не Федор.
     Девятый Ильич мудро промолчал, не желая истинно по Петру Великому демонстрировать собственную дурь, а поскольку у него кроме дури ничего больше и никогда не было, то десятый Ильич самораспустился, делая рокировочку и насвистывая независимо из  " Пинк Флойд " и музыканта Юры. И вот тогда - то девятый Ильич и показал всем, что он истинный Ильич, вновь став Ильичом и навсегда.
    - Говно навсегда ! - осенило заокеанскую мисс миллионершу Машку Шарапову. Она бросилась в хранилище сказочек коалы и перечитала занимательную историю о скальпе, Хиллари Клинтон и Коко Брайсе, парне из города, ленивом ублюдке.
    - А Дита фон Тиз зато еще раньше была, - подумала, но не сказала вслух рыжая и с титьками, наспех знакомясь  с очередным говносценарием очередного говнокино для италийских говнодомохозяек.
     А Ильич вновь удалился за кулисы, чтобы слушать внятную и дельную речь товарища Сталина.
     - Многие, конечно, подумают, что погиб Говносос по заветам и обетам воевавших дедов, но мы, большевики, не будем и не станем. Мы продолжим сосать говно, так как сосание членов, товарищи, есть дело чести, есть дело славы товарищей из шоу - бизнеса.
    " Чота многовато товарищей ", - подумал Ильич, скоропостижно помирая от застарелого сифилиса, чей секрет Полишинеля до сих пор хранят научные люди - растратчики, коварно изъявшие мозг и прячущие его в зловещих подвалах кровавой Лубянки на смех людям.