Без Благуши какая уж там Москва!

Шел я пьяный. Ты слушай-не слушай,
Может, сказку, а может, мечту…
Только в лунную ночь на Благуше
Повстречал я в снегу Красоту.
(М.Л.Анчаров. Песня про деда-игрушечника с Благуши)

Благуша… Это благодушное, уютное, ласковое название почти исчезло из топонимики Москвы. Осталась только затерявшаяся во дворах улочка.
Первое известное упоминание Благуши – на карте середины XVII века, хранящейся в Российском государственном архиве древних актов. Так называется болото и, вероятно, ручей недалеко от Измайлово. Позже в документах упоминается Благушинская роща, получившая в 1804 году статус казенной и потому подлежащая охране. Местность эта еще с XVI века была царской собственностью и находилась в ведении учреждений, которые этой собственностью управляли . В конце XIX века Удельное ведомство стало сдавать данную территорию в аренду, а в 1890-е годы здесь были проложены пересекающиеся под прямым углом улицы. Идущие вдоль Хапиловского пруда улицы получили имена царей (Николаевская (ныне Ткацкая), Алексеевская (ныне Зверинецкая), Михайловская (ныне Щербаковская), Александровская (ныне Благуша), Петровская (ныне Кирпичная)), а поперечные  – фамилии проектировщиков (Фортунатовская, Борисовская, Мироновская, Мочальская (ныне Ибрагимова), Вельяминовская). Так появился поселок Благуша, располагавшийся между построенной в начале ХХ века Окружной железной дорогой, речкой Серебрянкой и Хапиловским прудом (на месте которых проходит Электрозаводская железнодорожная ветка), Измайловским валом, Семеновской площадью, Слободским проездом (позже Мейеровским проездом, а ныне проспектом Буденного) и Петровской (ныне Кирпичной) улицей. 
Рощу вырубили, а освободившуюся землю застроили небольшими предприятиями и дешевым жильем. В материалах переписи 1897 года упоминается «поселок Благуша» и примыкавшая к нему «слободка Гжельцы (Аржельцы» на месте нынешних улиц Соколиной горы как «местность за Семеновской заставой». Проживало здесь 4358 человек, причем мужчин было в два с лишним раза больше, чем женщин . В начале ХХ века население Благуши заметно увеличилось, и возросла доля женщин. Видимо, к тому времени благушинские «первопоселенцы»  обжились на новом месте, и к ним стали приезжать семьи. В 1907 году на Благуше (не считая слободку Гжельцы) проживало 8930 человек (5042 мужчины и 3888 женщин), в 1912-м – 12854 человека (7100 мужчин и 5754 женщины) .  В то время да и гораздо позже  Благуша внешне походила на большую деревню. Д.Л.Арманд, в 1916-1917 гг. ходивший сюда в коммерческое училище из Измайлово, вспоминал: «Дорога (…) тянулась между скучных деревянных домишек и огородов по немощеным улицам» .
В советское время Благушей иногда называли более обширную территорию, «присоединяя» к ней пространство между Измайловским валом и Яузой, где в конце XVII-начале XVIII века находилась Семеновская солдатская слобода. «И вот я (…) приближался к Благуше. И в мозгу моем колотились забытые названия – Семеновская застава, Щербаковка, Мейеровский проезд, Покровская община, Введенский народный дом» , - писал уроженец здешних мест писатель и поэт М.Л.Анчаров (1923-1990). Впрочем, и в советское, и в постсоветское время название Благуша применительно к району не было официальным, и это не случайно. «Название у вас вкусное. Бла-гу-ша, нечто допотопно расейское: непременно переименуют!»  - предрекал сто лет назад писатель Леонид Леонов.
После недолгого существования Благуше-Лефортовского района (1918-1920) Благуша пребывала на территории Бауманского, Сталинского и Первомайского районов, а с 1991-го -  района «Соколиная гора». Основанную в 1910 году футбольную команду «Благуша» (Благушинский клуб спорта) в 1923 году переименовали в «Спартак».  Бесследно исчез Благушинский (бывший Слободской) переулок между нынешними проспектом Буденного и Кирпичной улицей. Улица Благуша еще существует, но ее, видимо, ждет полное забвение…
Что же означает слово Благуша, и почему чиновники никогда не любили этот топоним?
Словарь В.И.Даля называет его производным от существительного благо и прилагательного благий (благой). Если с благом все понятно, то благой, как указывается в словаре, «выражает два противоположных качества». В церковнославянском языке и отчасти в современном русском это «добрый, хороший, путный, полезный, добродетельный, доблестный». В просторечии же, пишет В.И.Даль, благой означает «злой, сердитый, упрямый, упорный, своенравный, неугомонный, беспокойный, дурной, тяжелый, неудобный» .
Не говоря прямо на о значении слова «благуша», В.И.Даль отдает некоторое предпочтение его позитивному смыслу. Однако москвоведы склоняются к  негативному значению топонима. В тридцатые годы прошлого столетия П.Н.Миллер и П.В.Сытин констатировали: «Местность эта (…) стала застраиваться в конце XIX века, а раньше представляла собой неприглядный пустырь, прозванный «Благушей» в смысле чего-то неприятного, некрасивого» . Та же трактовка и у современного исследователя: «Странное для нашего уха, как будто уничижительное, название района восходит к XVII веку, когда здесь было болото Благуша» . И все же остается открытым вопрос: чем болото Благуша казалось хуже других московских болот в долинах бесчисленных ручьев и речек? А может, название происходит от водившихся в здешней роще благушек – лесных шампиньонов?
В советское время среди обитателей Благуши появилось новое объяснение топонима. По свидетельству М.Л.Анчарова, многие верили, что название происходит от имени соратника Емельяна Пугачева Хлопуши (Афанасия Тимофеевича Соколова): «Помните, у Пугачева был сотрудник по имени Хлопуша? Все наши благушинские считали, что это просто опечатка» .
Существование подобной версии в 1930-е годы, в период героизации вождей народных восстаний, правдоподобно, тем более, что в новом кинотеатре «Родина» на Семеновской площади шел фильм «Пугачев» (1937),
Благуша, как и другие пролетарские окраины, пользовалась дурной славой, что, впрочем, придавало ей порой в народном сознании  романтический ореол. По мнению уроженца Благуши географа А. Е. Левинтова (р. в 1944), в древности здесь «в густом бору шалили разбойники и от их озорства стоял в том лесу благой мат и ор ограбляемых. Разбойники эти (…) вызывали в народе двойственные чувства: тут и страх быть ими ограбленными, и зависть к их вольной жизни и даже поощрение: грабят-то они богатеньких, а не нас с вами, простой люд» .
Не только корень, но и суффикс топонима Благуша неоднозначен. Напоминает он прежде всего об уменьшительно-ласкательных и несколько простонародных формах женских и мужских имен: Варюша, Веруша, Марфуша, Феклуша, Катюша, Ксюша, Танюша, Андрюша, Ванюша, Петруша, Павлуша и т.д. Слова же с этим суффиксом имеют хоть и осуждающий, но снисходительный и чуть ласковый оттенок: клуша, копуша, крикуша, вруша…
«Вы нас не помните, а мы имели души», - от лица забытых жителей забытой Благуши писал А.Е.Левинтов . Да, Благуше не повезло с исторической памятью. И дело не в том, что жизнь и судьбы ее обитателей остались разве что в памяти Бога. Казалось бы, чем Благуша хуже другой московской окраины – Марьиной рощи? Да ничем, но только топоним этот каких-либо ясных и романтических ассоциаций не вызывает. То ли дело – воспетая В.А.Жуковским и Е.А.Евтушенко Марьина роща, а потому напоминают о ней названия района, станции метро, многочисленных улиц и проездов. А Благуша? Какие ассоциации может вызывать это имя? Понятна неприязнь чиновников к топониму Благуша. Между тем местные жители любили и не забывали это ласковое, хоть и двусмысленное, имя.  Герои произведений М.Л.Анчарова рано или поздно возвращаются на родину, на Благушу – район, которого давным-давно нет на карте. И моя бабушка, рассказывая о проведенной здесь молодости, упоминала почти исключительно Благушу – имя, вытеснившее из памяти другие местные топонимы. «Благуша, моя родина» , – пишет А.Е.Левинтов, хотя, когда он родился, район давно назывался Сталинским.
«Мы здесь родились, здесь же и умрем», – говорят благушинцы из его сонета. Это не совсем так. Для многих людей Благуша стала воротами в Москву, как бы трамплином для прыжка в новую жизнь, и значит, подобно герою романа Л.М.Леонова, они могли  сказать: «Без Благуши какая уж там Москва!»

ПРОГУЛКА №1
Путешествие по району Благуша стоит начать с одноименной улицы, но где эта улица, где этот дом – единственный, который по ней числится?

Однако не будем спешить, а, выйдя из вестибюля станции метро «Семеновская»  на Семеновскую площадь, оглядимся вокруг.  Название ее напоминает о бывшем селе Семеновское и основанной близ него в конце XVII века Семеновской солдатской слободе. Возникший как «потешный» для развлечения юного  Петра I, Семеновский полк вскоре зарекомендовал себя в настоящих сражениях. С 1710-х годов здесь разрешили селиться купцам и мещанам, и  местность превратилась в промышленный пригород, а потом и район Москвы. Справа – построенный в 1938 году по проекту В.П.Калмыкова и Я.А.Корнфельда кинотеатр «Родина» (ныне на реставрации). Рядом – громада бизнес-центра «Соколиная гора», у которого стоит памятник солдату Семеновского полка.
По регулируемому переходу пересечем Щербаковскую (до 1922 года Михайловскую) улицу. Прежнее ее название напоминает о первом самодержце из рода Романовых  Михаиле Федоровиче или о брате Николая II великом князе Михаиле Александровиче, нынешнее – о жившем здесь рабочем-большевике Петре Петровиче Щербакове (1887-1917), погибшем в Москве во время октябрьских боев. Слева от нас – Вельяминовская улица, название которой, вероятно, напоминает о начальнике Московского удельного округа Григории Николаевиче Вельяминове (1864?-1910). В конце XIX-начале ХХ века это была официальная граница между Москвой и поселком Благуша, но в 1917 году границы нашего города  отодвинулись, и Благуша вошла в состав Москвы. Справа – Семеновский сквер на месте площади Семеновской заставы. Здесь мы немного повременим, дабы посмотреть, как выглядело это место в 1925 году, когда сюда на четырнадцатом трамвае приехал центральный персонаж романа Л.М. Леонова «Вор» (1926) .
Итак, «сочинитель» Фирсов (прототипом которого был сам автор) сошел с трамвая и огляделся: «Москва тишала тут, смиренно пригибаясь у двух каменных столбов Семеновской заставы, облитых, точно ботвиньей, зеленой плесенью времен». Неподалеку стоял милиционер, у которого сочинитель «осведомился (…) не есть ли обступающая их окрестность – та самая знаменитая Благуша. Собеседник подтвердил его догадку, польщенный похвалою нескончаемому ряду невзрачных приземистых построек вдоль Измайловского шоссе». Да, когда-то многие спрашивали дорогу у милиционеров, которые обычно были местными и хорошо знали свой район. Так и этот страж порядка, желая помочь немного растерявшемуся путешественнику, спросил: «А которую улицу ищете? Ведь тут у меня их целых двадцать две (…). Благуша велика!» Приятная беседа с милиционером была прервана бестактным вопросом сочинителя о наличии «воровских квартир», однако небольшой уличный инцидент оставил его любознательность без последствий. Маршрут сочинителя, собирающего материал о московском «дне», покрыт мраком неизвестности, однако Л.М.Леонов описал представший перед его взором городской ноябрьский пейзаж: «Бесталанные благушинские будни мало примечательны. Летом, по крайней мере, полно тут зелени; в каждом палисадничке горбится (…) тополек да никнет бесплодная смородинка (…). Ныне же в проиндевелой траве пасутся гуси (…), а по сторонам вросли в землю унылые от осенних дождей хижины ремесленного люда. Ни цветистая трактирная вывеска, ни поблекшая от заморозка земель не прикрывают благушинской обреченности (…). Неглубокий овражек изветвлялся впереди, а дальше простирались огороды, а за ними (…) исчезала под низким небом хилая пригородная рощица» .
Пусть отважный бытописатель без нас ищет «воровские квартиры».  Мы же задержимся на Семеновской заставе на тринадцать лет и дождемся появления новых литературных героев... А вот и они: советский офицер из «бывших» Ростиславлев и пионер Владик из романа В.П.Рынкевича «Семеновская застава». Их разговор подслушивать не будем, а вот что они видели – покажем: «Ростиславлев и Владик дошли до Семеновской заставы – сложного пересечения пяти улиц, гремящих трамваями и грузовиками, застроенных домами всех видов: и деревянными дачными, тянувшими за собой длинные деревянные заборы, и старыми каменными желтой николаевской окраски с лепными карнизами, и двухэтажными с темными бревенчатыми стенами. Возвышалось над заставой темно-серое конструктивистское здание магазина с большими окнами без рам, а над ним, на Семеновской площади, - стены кинотеатра «Родина» цвета какао с молоком, белые каменные перила веранды на плоской его крыше и красные флаги на башенке с балконом» . Что касается  тишины, то о ней здесь давно забыли: «Небосвод гремел непрестанной семеновской грозой. Это был особенный семеновский шум тридцатых годов. Кто с детства слышал этот непрерывный рокот, раскатистый, широкий, солнечно-сонный, успокаивающий, тому он казался тишиной, а настоящая тишина неприятно тревожила слух» .
Как мы помним, Леониду Леонову название Благуша показалось вкусным. Она и впрямь была вкусной, а более всего гастрономических соблазнов находилось  на Семеновской площади и Семеновской заставе. Рядом с кинотеатром «Родина» располагался продуктовый магазин, который «во все времена назывался сотым, независимо от номера, обозначенного на вывеске» . В конце 1930-х годов там «продавались только что испеченные бублики, нежно-мягкие, густо усыпанные сизой дробью маковых зерен, и пышные пирожные, которые упаковывались в коробку, сплетенную из широких соломенно-желтых стружек, придававшую эклерам и наполеонам особую праздничность» 
А вот воспоминания о семеновских деликатесах 1950-х годов: «Какие пирожки пекли на толкучей Семеновской площади! Горячие, поджаристые, с вытекающим от соблазна повидлом или тошнотно-приятным ароматом ливера последних сортов и дней жизни. А блины в чайной с обледенелыми стеклами и ступенями? С селедовкой, красной икрой, сметаною, просто маслом? Под сто пятьдесят? А пельмешечная? Полпачки гремучих с той же сметаною, уксусом, горчицей?»
Закусив, отправимся на улицу Благуша.  Ее начало – перед нами.  Это арка  дома №6 по Вельяминовской улице. Сто лет назад на его месте находилось фотоателье «Декаданс». Здесь появилась наша первая семейная фотография: прабабушка и прадедушка с тремя дочерьми. По словам прадеда, старшая была красивой, средняя – доброй, а младшая – умной… Сыновей на фотографии нет: вероятно, им было тогда не до того.
Старожилы рассказывали, что в начале нашего века рядом с аркой была надпись «Благуша», но сейчас ее нет. По нерегулируемому переходу у остановки пересечем улицу и, войдя в арку, окажемся среди обширных зеленых дворов. Дабы убедиться, что мы у цели, посмотрим направо: на торце школы  адресная табличка – улица Благуша, 6. Это единственное здание, числящееся на этой улице, но не по причине отсутствия домов, а потому, что они значатся или по Измайловскому шоссе или по Щербаковской улице. Сейчас Благуша почти не отличается от обычного дворового проезда, и ни одна надпись, кроме упомянутой адресной таблички, не подскажет, по какой достопамятной улице вы идете.  Прежде, однако, это была, хоть и маленькая, но вполне полноценная улица.  Начиналась она от Вельяминовской улицы у Семеновской заставы и упиралась в Фортунатовскую, которая прежде была длиннее, чем сейчас. В конце XIX-начале ХХ века она называлась Александровской – в честь Александра III и, вероятно, Александра II и Александра I. В 1922 году ее переименовали в Благушу, но не только из идеологических соображений: тогда в Москве  была другая Александровская улица (ныне Октябрьская).
Еще до того, как Благуша стала дворовым проездом, это, по мнению М.Л.Анчарова, была самая тихая улица в Москве, «такая тихая, что когда среди бела дня раздается вопль «Машина-а!», то с тротуаров кидаются мамки, няньки, расхватывают детей, играющих на булыжной мостовой, и улица пустеет. Потом медленно тарахтит цистерна «МОЛОКО» – и снова на Благушинской улице «классы», ведерки для песочных пирогов и всякое такое» .
Пройдя немного по Благуше, увидим справа, за деревьями, миниатюрную крепостную стену и въездную башню. Это «Могилевский дворик», сооруженный в 2006 году. Постройка, вероятно, должна напоминать Могилевский замок, разобранный в XIX веке, или уголок старинного Могилева, почти полностью разрушенного в годы Великой Отечественной войны. Как ни странно, но макет европейского старинного замка в благушинском дворе выглядит вполне органично, особенно летом, на фоне старых деревьев, почти закрывающих окрестные дома. Впечатление, что это не случайное дворовое украшение, а нечто иное, усиливается после неспешной прогулки по району, с его памятниками промышленной архитектуры в неоготическом стиле и зелеными дворами, где кое-где сохранились заброшенные строения, которые порой кажутся романтическими руинами…
Миновав «крепостные» ворота и обширный тенистый двор, мы окажемся на Измайловском шоссе. В сквере перед домом №15 – памятный знак «Рукопожатие», установленный в 2015 году в честь дружбы района «Соколиная гора» и города Могилева. Не знаю, что стало официальным поводом для этой дружбы, но причина у нее есть. В начале 1920-х годов в Москву приехало немало выходцев из разоренных войнами западных губерний бывшей Российской империи. Среди них были и мои прабабушка и прадедушка, жившие прежде в Мстиславле Могилевской губернии. Подобно своим землякам, они обосновались на Благуше по причине дешевизны жилья и с помощью зажиточных родственников открыли керосиновую лавочку на углу Щербаковской и Мочальской улиц.  Покупателей было много, но запомнились в нашей семье только двое: живший в Измайлово скульптор С.Д.Меркуров, тщетно предлагавший прабабушке позировать, и священник ; с прадедом, который был иудеем и знатоком Библии, он иногда вел богословские диспуты.  Вскоре, однако, иллюзорная свобода двадцатых годов закончилась: политическая «оппозиция» была уничтожена, свободная торговля запрещена, церкви стали массово закрывать, а уж о религиозных дискуссиях в частной лавочке лучше было забыть… В конце 1920-х годов мои родственники покинули Благушу навсегда, переселившись в другой район Москвы, где их никто не знал: занятие родителей частной торговлей могло помешать детям получить высшее образование и достойную работу. О мрачных благушинских реалиях 1920-х годов, о которых писал Л.М.Леонов, я в семье не слышала. Моя бабушка и ее сестры были тогда молоды, полны романтических ожиданий и не обращали внимания на материальные проблемы. Что касается их родителей, то для них Благуша стала чем-то вроде буферной зоны между мстиславской и московской жизнью. Полусельский быт и простые нравы столичной окраины более или менее соответствовали их привычкам, а переезд в «настоящую» Москву означал ухудшение условий жизни и утрату значительной части социальных связей. В общем, как сказал рассудительный милиционер, «Благуша велика»  и у каждого, добавим мы, своя.
От памятного знака «Рукопожатие» вернемся на улицу Благуша и дойдем по ней до храма Димитрия Солунского. Он был освящен в 1911 году, двадцать лет спустя закрыт и изуродован до неузнаваемости, в 1991-м – возвращен РПЦ и впоследствии построен фактически заново . Недалеко от храма – истоки обозначенного на старинных картах ручья, впадавшего в Хапиловский пруд.
У церкви нынешняя улица Благуша заканчивается. Как мы помним, прежде она шла дальше, и мы даже можем пройти по ней еще несколько метров вдоль здания Финансового университета до забора…
Выйдем на Измайловское шоссе, пересечем его по регулируемому переходу и продолжим путь по Первому Кирпичному переулку. В конце XIX-начале ХХ века он заканчивался после пересечения с Петровской улицей, идущей параллельно Измайловскому шоссе, и назывался Кирпичной улицей по близлежащим кирпичным заводам. В 1922 году ее «разжаловали» в переулок, а Петровскую улицу переименовали в Кирпичную. Несколько лет спустя Кирпичный переулок назвали Первым Кирпичным, поскольку появился Второй Кирпичный переулок, переименованный в 1966 году в улицу Бориса Жигулёнкова .
Первый Кирпичный переулок идет дальше; мы же свернем направо, на Кирпичную (бывшую Петровскую) улицу. Пять лет назад было принято решение о реконструкции данного района , и сейчас здесь возводятся новые здания. Планы по преобразованию территории, судя по официальным источникам, грандиозные , но пока (август 2023 года) этот последний уголок старой Благуши еще существует. С первого взгляда улица может показаться непрезентабельной, но опытный путешественник оценит искусную кирпичную кладку,  одноэтажные и двухэтажные постройки в тени  деревьев и особую атмосферу старинной рабочей окраины, а потому поспешит, пока не поздно, сфотографировать  обреченные небытию памятники истории.
За новым домом №15 обратим внимание на дворовый проезд, заканчивающийся у дома №24 по Измайловскому шоссе. Это все, что осталось от Гжельского переулка , где, по сведениям адресно-справочной книги «Вся Москва», в начале ХХ века стоял домик Василия Ивановича Вольнова. Гжельский переулок, начинавшийся у Измайловского шоссе, переходил в дорогу, ведущую
в слободу Гжельцы, находившуюся к югу от Благуши между Казанской и Окружной железными дорогами. Вероятно, там жили выходцы из Гжели, работавшие на благушинских кирпичных заводах. На другой стороне Казанской дороги, недалеко от Спасо-Андроникова монастыря, был (и есть) еще один Гжельский переулок. В 1922 году, дабы избежать путаницы, Гжельский переулок на Благуше переименовали в Вольный. Название было вполне в духе времени и напоминало о местном жителе с красивой фамилией. Интересно, однако, удалось ли Василию Ивановичу или его потомкам пожить в переулке, названном в его честь. Во всяком случае, в адресно-справочных книгах «Вся Москва» за 1920-е годы Вольновы в Вольном переулке не значатся.
Дойдя до начала Кирпичной улицы, можно пересечь проспект Буденного и Семеновский проезд по регулируемому переходам и войти в Семеновский парк, занимающий часть территории бывшего Семеновского кладбища. Однако неужели мы не прогуляемся по Вольной улице и не заглянем в недра Соколиной горы? Итак, свернув с Кирпичной улицы налево, во двор, мы окажемся на Вольной улице. Это название она получилав 1920-е годы по пересекавшему ее раньше Вольному переулку, а прежде ее именовали то Гжельским проездом, то Гжельской улицей.
Пройдя по Вольной улице чуть назад, мы увидим ограду стадиона «Крылья Советов». Приблизительно там, где вдоль его ограды тянется дворовый проезд,  когда-то проходила дорога на Гжельцы, являвшаяся, как мы помним, продолжением Вольного переулка. В первой половине 1920-х годов она называлась Вольной слободкой, но вскоре московские власти сочли, что для здешних обитателей «воли» многовато (Вольный переулок, Вольная улица и Вольная слободка), и уже во «Всей Москве» на 1926 год Вольная слободка именуется Петрашевской улицей ; впоследствии она была застроена и вовсе исчезла.
В недра Соколиной горы нас поведет уже упомянутая улица Бориса Жигулёнкова, начинающаяся от Вольной улицы. До 1930-х годов местность эта не имела общепринятого названия. Чаще всего она фигурирует как слободка Гжельцы, однако именовалась она и Аржельцами, и Оржельцами, и Артельцами, и Семеновскими огородами, и Вольной слободкой .  В конце 1920-х годов местность стала называться Соколиной горой в память о находившейся поблизости слободе, где в XVII веке жили царские сокольничьи. Несмотря на романтичное название, апеллировавшее не столько к историческим реалиям, сколько к сказочным образам народного сознания, Соколиная гора имела весьма непривлекательный облик: «Двускатные пятнисто-ржавые крыши из железа или слизисто-бурые из толя завалили пространство между Окружной и Казанской железными дорогами , между шоссе Энтузиастов и Семеновской заставой. В этом скопище бараков были какие-то улицы, но их названий не помнили, и местожительство определялось по принадлежности построек: «Мосгаз», «Девятая контора», «Завод Фрунзе», «Нефтеназ», «Серп и молот». (…) Коричневая жижа под ногами, хоть и сверкала на солнце, но блеск ее был зловещ (…). Все окружающее не только не предназначалось для человеческой радости, но не было рассчитано даже на малое удобство: ни деревца, ни клумбы, ни скамеечки, ни какого-нибудь мало-мальски прибранного уголка (…). Только бараки с широкими крышами, отличающиеся от сараев лишь окнами с тюремно-решетчатыми переплетами. На протянутых между бараками веревках – до желтизны выношенные кальсоны с тесемками и огромные голубые и сиреневые женские трико. Особое деревянное строение, обшитое досками-горбылями, поставленное ближе к дверям барака, чтобы далеко не бегать, распространяло пробужденный мартовским теплом свой неповторимый удушливо-острый аромат» . Впрочем, Соколиная гора давным-давно изменилась к лучшему. Сейчас это довольно тихий и зеленый район, облик которого определяет застройка 1950-х-1970-х годов.
Улица Бориса Жигулёнкова пересекает Десятую улицу Соколиной горы. На перекрестке –заброшенное здание детского сада середины 1930-х годов. Архитектура его очень интересна, а летом, в густой тени деревьев, здание похоже на старинную опустевшую усадьбу. Можно представить, каким дворцом казался детский сад ребятишкам, растущим в соседних бараках; впрочем, неподалеку, на границах барачного царства Соколиной горы, были и другие дворцы…
С Десятой улицы Соколиной горы свернем в сквер, окружающий стадион «Крылья Советов». Ворота стадиона, на которых стоят фигуры двух атлетов-триумфаторов, выходят на проспект Буденного. В начале ХХ века он назывался Слободским проездом (вероятно, по близлежащей Семеновской слободе), а в 1922-1974 годах – Мейеровским проездом – по садоводству Мейера .
Перейдя проспект Буденного по регулируемому переходу, мы окажемся у проходной ПК «Салют». И это не случайно: футбольная команда «Крылья Советов» была организована в 1934 году при заводе «Салют», который в 1950-е годы и построил стадион.
Пройдем по проспекту Буденного немного налево и полюбуемся эффектным фасадом пустующего заводского комбината питания (дом №21), построенного в 1937 году. Сейчас фасад покрашен в модный нежно-розовый цвет, а раньше он был, в соответствии с тогдашним суровым духом времени, – темно-красным . Далее – помпезное здание 1936 года в стиле «сталинского ампира» (дом №23), в первом этаже которого в конце 1930-х годов «помещался гастроном с пряным ароматом сельдей иваси сорокавосьмичасового засола, с яркими баночками соусов «Кабуль» и «Восток», c очищенными грецкими орехами в кондитерском отделе, с разноцветными винами и коробками сигарет «Капитанские» (…) с рисунком великолепного моряка на фоне тропического пейзажа». (…) Стена дома резким крутым обрывом падала в серую низину бараков» . Сейчас на их месте – типовая застройка. Она не задерживает взгляд, но это лучше, чем дворцы и бараки.
Вернемся к заводской проходной и направимся в сторону бывшей Семеновской заставы. Справа – Буденновский проспект, слева – стена ПК «Салют», на месте которого находилось Семеновское кладбище.  Но кто идет нам навстречу? – Да это наши знакомые, которых мы уже встречали на Семеновской заставе: офицер «из бывших» и пионер Владик. Они нас, конечно, не видят, между нами восемьдесят пять лет, зато мы видим не только их, но и тех, кто движется им навстречу: «По тротуару (…) валила нескончаемая толпа, состоящая большей частью из мужчин, одетых в темные заношенные пальто и похожих друг на друга выражением нетерпеливой усталости (…). Молодые женщины группами по три, по четыре брались под руки, занимая весь тротуар, и шли четко в ногу, громко разговаривая и смеясь. Некоторые такие группки напевали в такт шагам (…). Это шла смена с завода» .
Между тем мы достигли Семеновского проезда. Перейдем его по регулируемому переходу и свернем в Семеновский парк на месте Семеновского кладбища. Существовало оно как сельское еще в XVII веке, а в 1770-х годах стало общегородским. На нем хоронили местных жителей и раненых, умерших в окрестных госпиталях. Со временем на южном конце кладбища выделили участок для воинских погребений. Семеновское кладбище было крупнейшим военным некрополем Москвы; здесь нашли последнее успокоение и участники Отечественной войны 1812 года, и Первой мировой войны, и Гражданской. В 1855 году здесь была построена церковь Воскресения Христова. В 1931 году ее закрыли, а во второй половине 1930-х годов началось продолжавшееся несколько лет уничтожение кладбища, на месте которого расположился завод «Салют» и парк. В 1990-е годы церковь Воскресения Христова была возвращена РПЦ и возрождена . Рядом с церковью, на углу Измайловского шоссе и проспекта Буденного, стоит дом владельцев кирпичных заводов Гусаревых (Гусаровых), построенный в первой половине XIX века. Ныне он находится на территории Патриаршьего подворья и реставрируется .
На противоположной стороне проспекта Буденного на перекрестке с Измайловским шоссе – двадцатичетырехэтажная серая башня. Она не радует глаз, но подойти к ней, миновав три регулируемых перехода, все-таки стоит, ибо здесь, у бывшего магазина «Женская мода», мы увидим мозаичное панно «Женщина и мода» (Е.Б.Романова, 1982). На нем изображены дамы в кринолинах, современная женщина в брюках, но в центре на первом плане – древняя гречанка в тунике, дабы знали жители и гости Благуши, что истинная красота неподвластна капризам моды.

ПРОГУЛКА №2
От вестибюля станции метро «Семеновская» направимся по скверу вдоль Измайловского вала к началу Ткацкой (бывшей Николаевской) улицы. Слева – перестроенные корпуса бывшей фабрики «Красная заря», далее, на углу с Малой Семеновской, – конструктивистский квартал (1929-1934 гг., арх. Б.С.Сидоров), а за ним – Южный Хапиловский сквер на берегу бывшего Хапиловского пруда.
Хапиловский пруд – это запруженная почти на всем протяжении речка Хапиловка, образующаяся при слиянии Сосенки и Серебрянки.  Все три речки заключены в коллекторы, однако о Серебрянке напоминает  Серебряно-Виноградный пруд в усадьбе Измайлово, о Сосенке – Черкизовский пруд, а вот Хапиловский пруд был засыпан в 1930-е годы (его остатки существовали и в более позднее время).  На его дне раскинулась обширная промзона, по которой проходит Электрозаводская железнодорожная ветка. Она была проложена в 1927 году от станции Черкизово (ныне не действует; находится рядом со станцией МЦК Локомотив) до Электрозавода (ныне Московский электроламповый завод) вдоль тогда еще существовавшего  пруда и речки Хапиловки. Ныне ветка почти не используется, но, если повезет, можно внезапно услышать оглушительный паровозный свисток и встретить гостя из прошлого …
Хапиловский пруд был одним из самых (а, может, и самым) больших московских прудов. Его длина превышала два километра, а ширина была около 150 метров. Во второй половине XIX-начале ХХ века пруд не отличался чистотой, а его берега не располагали к идиллическим прогулкам: Хапиловка  пользовалась дурной славой. Можно представить, как украсил бы столицу столь обширный водоем при надлежащем благоустройстве, но в 1930-е годы было не до того: требовалась земля для промышленных предприятий и дорог. Что же дало уничтожение Хапиловского пруда? Получить ясное представление о прошлом и настоящем Хапиловской промзоны из открытых источников невозможно, но заметно: ничего капитального на дне бывшего пруда нет. Что касается ведущих к нему улиц, то они как были, так фактически и остались тупиками.
Не доходя до железнодорожного переезда между Измайловским валом и Преображенским валом, свернем на Ткацкую (бывшую Николаевскую) улицу, тянущуюся вдоль бывшего Хапиловского пруда до Окружной железной дороги. Вдали высится водонапорная башня (1910) бывшей ткацкой фабрики Пфейфера (Семеновской мануфактуры), о которой ныне напоминает лишь название улицы.
Далее, на углу Вельяминовской улицы, на территории завода «Вымпел», находилась фабрика жестяных изделий Вильгельма Бонакера, основанная в 1893 году. На ней производили ваксу для чистки обуви, жестяные коробки для чая и конфет, но главное – иконы на жести. В народе они пользовались спросом, поскольку стоили дешево, а выглядели ярко, нарядно и были прочнее и солиднее бумажных икон, наклеенные на дерево. Бонакер начал свой бизнес в то время, когда русская икона была открыта как феномен искусства, а потому его деятельность вызывала осуждение не только ревнителей благочестия, но и  ценителей русской традиционной культуры. Ведь производство Бонакера, во-первых, приводило к деградации иконописи, ибо мастера, пытаясь выдержать конкуренцию, стремились удешевить свои работы ценой потери качества, а, во-вторых, под угрозой оказалось само существование традиционных иконописных центров – Мстёры, Холуя и Палеха. В 1903 году Священный Синод запретил производство икон на жести, но они по-прежнему наводняли рынок. Впрочем, несмотря на популярность продукции, у фабрики начались финансовые проблемы, и в 1911 году наследник Вильгельма Бонакера Виллибальд Вильгельмович передал управление акционерному обществу. После революции фабрику закрыли .
Слева (дом №11) – памятник архитектуры конструктивизма: фабрика-кухня, построенная в 1930 году по проекту Б.С.Виленского. Неподалеку (дом №17) – памятник неоготики начала ХХ века: контора механических заводов  «Раузер, Вибер и К». В годы Первой мировой войны здесь располагалось Благушинское коммерческое училище.
«Училище было совместное, небывалый либерализм по тем временам, - вспоминал учившийся в нем известный географ Д.Л.Арманд. – Во втором классе девочек была одна треть, и сидели они в особом ряду парт, не смешиваясь с мальчиками. Любой ученик скорей провалился бы сквозь землю, чем сел за одну парту с девчонкой. Девочки все были в форме: зеленые платья и черные передники. Мальчики не имели обязательной формы, хотя большей частью носили серые гимнастерки. Обязательной была только фуражка (…). Я очень гордился своей первой в жизни фуражкой (…). На второй день я, катаясь по [Хапиловскому] пруду на плоту, сделанном из старой двери, красуясь перед девочками, уронил фуражку в воду, после чего она (…) стала мне мала и покрылась разводами». Вскоре у ребят появились более интересные «развлечения»: началась Февральская революция. Благушинское училище находилось в одном из эпицентров событий – напротив завода «Гном и Рон», где делали  авиамоторы. «С улицы доносился необычайный шум. – вспоминал Д.Л.Арманд. –Железные ворота фабрики «Гном и Ром» были заперты. Против них собрались рабочие – человек пятьдесят. Они стучали в ворота, требовали, чтобы их впустили. Потом принесли ломы, кувалды и бревна, действуя ими как таранами, высадили ворота и с шумом ввалились во двор фабрики. Где уж тут заниматься! Все повскакали с мест и повисли на окнах. Напрасно учитель уговаривал нас продолжать урок, пугал тем, что сейчас придут солдаты и начнут стрелять, что у окон находиться опасно. Пришлось распустить нас по домам. Я не пошёл домой, а пустился бегать по улицам. Стихийно собирались демонстрации (…). Незнакомые люди обнимались, поздравляли друг друга. У многих было оружие, но я не слыхал стрельбы. Я видел, как волокли арестованного околоточного. Они сдавались без боя. Москвичи даже удивлялись: царская власть еще вчера казалась непобедимо сильной, а оказалось, одна шелуха». Вскоре революция пришла и в училище. Началась она с того, что ребята отказались петь гимн «Боже, царя храни», а затем «родительский комитет решил для привития трудовых навыков и пополнения недостатка в продуктах организовать при училище огород» , что и было осуществлено весной.
Упомянутый завод «Гном и Рон» был основан в 1912 году французским акционерным обществом, изготовлявшим авиационные двигатели. После национализации предприятие несколько раз меняло названия, пока не приобрело нынешнее имя – «Салют». Основная его территория находится, как мы помним, на месте Семеновского кладбища, а здесь – его старейшие корпуса, являющиеся памятниками промышленной архитектуры 1910-1920-х годов . На территории завода возвышается труба-юбилярша с запечатленной на ней датой – 1923.
Эта дата напоминает еще об одном юбилее – 28 марта 1923 года на Благуше родился воспевший ее писатель, поэт и художник Михаил Леонидович Анчаров (1923-1990). Благуша – не только место действия его романа «Теория невероятности» и повести «Этот синий апрель». Это место прорывов в иную реальность. На Благуше лунной ночью кустарь-игрушечник «повстречал в снегу Красоту» - не красотку и не красавицу, а Красоту . Здесь жил погибший на фронте «благушинский атаман» Гошка. Без труда узнав его душу, Господь сказал: «Эй, ключари, / Отворите ворота в сад. / Даю команду: / От зари до зари в рай пропускать десант» .
Между тем мы дошли до улицы Ибрагимова. С конца XIX века по 1957 год она называлась Мочальской – в честь Демьяна Ивановича Мочальского (1850?-1928) – видного лесовода, более тридцати лет проработавшего в Измайловском лесничестве. Был он также членом  строительного комитета церкви Димитрия Солунского, которая стоит на улице, носившей его имя  .  В.Г.Короленко назвал Д.И.Мочальского одним из лучших своих товарищей, и не зря. Будучи студентом Петербургского технологического института и находясь в тяжелом материальном положении, В.Г.Короленко написал Д.И.Мочальскому «грустное письмо», и тот не просто посочувствовал, а дал дельный совет: поступить на казенную стипендию в Петровскую сельскохозяйственную академию, где учился сам. Будущий писатель так и поступил, и не пожалел.  «В этом месте моих воспоминаний, – писал он, – на меня точно веет струя свежего воздуха» . В 1957 году улицу переименовали в честь государственного и партийного деятеля Шаймардана Нуримановича Ибрагимова (1899-1957), работавшего в отрочестве на фабрике  Бонакера. Прежнее, более подходящее название, улице до сих пор не возвратили…
Свернув налево на бывшую Мочальскую, войдем в арку. Справа – памятник рабочим машиностроительного завода «Маяк», погибшим в годы Великой Отечественной войны. За ним – автостоянка. На заборе и на выходящей во двор стене бизнес-центра – целая галерея граффити: инопланетные города небоскребов под гигантскими светилами, огромные фантастические птицы…
Мочальская улица прежде была тупиком, упиравшимся в Хапиловский пруд. Нынешняя улица Ибрагимова формально не является тупиком. Через Электрозаводскую ветку есть переезд, так что, миновав промзону, можно добраться до Второй Пугачевской улицы и далее до Большой Черкизовской. Пешеходы тоже используют переезд, чтобы быстро попасть в район Преображенской площади. Однако мы не можем рекомендовать читателям этот путь, ибо за бизнес-центром благоустроенная и прямая улица превращается в  извилистую дорогу, зажатую между гаражами и оградами промзоны. Узкий тротуар время от времени исчезает, а пешеходных переходов нет. Формально это уже не улица Ибрагимова, заканчивающаяся где-то перед  переездом, но за ним есть строения с указывающими на нее адресными табличками.
Покинув автостоянку с граффити через ту же арку, мы увидим на противоположной стороне улицы «Дом плавания» (его нынешнее название  «Формула воды – Мосспортобъект»). Это многофункциональный спортивный комплекс с несколькими бассейнами. Его история началась в 1934 году, когда в находившейся здесь бане-купальне открыли плавательный бассейн. В 1957 году комплекс реконструировали и назвали Дворцом водного спорта, а в 1974-м – Олимпийским центром водного спорта Это было одно из крупнейших в Советском Союзе сооружений для тренировок пловцов. .
По соседству, с Домом плавания, на улице Ибрагимова, –  здание в неоготическом стиле. Пройдя по Ткацкой чуть дальше, увидим другое здание в том же стиле, но попроще, соединенное с предыдущим переходом. Эти строения (1904; Ткацкая ул., 25, стр.1,2) с прилегающим участком принадлежали Евангелическому городскому миссионерскому обществу. Оно было основано в 1879 году московскими протестантами (лютеранами и реформатами) для помощи единоверцам. В начале ХХ века здесь находились детский приют, богадельни для престарелых и неизлечимо больных, приют для безработных, воскресная и начальная школы . В 1920 году здание переименовали в Дворец для рабочих имени В.М.Загорского ; судьба подопечных благотворительной организации неизвестна. Мемориальная доска сообщает, что в нем дважды – 1 мая 1920 года и 2 мая 1921 года – выступал В.И.Ленин.
В 1920-е годы во «дворце» базировалась благушинская пионерская организация, шефствовал над ней близлежащий авиационный завод (будущий «Салют»). Ребята маршировали по району под звуки горна и барабана, производя особенный шум вблизи церквей, но занимались и полезной деятельностью: убирали улицы, сажали деревья. Телефонов, конечно, ни у кого не было, однако вся важная информация передавалась молниеносно, по «цепочке», от соседа к соседу.  Летом пионеры ездили в Крым, где жили в палатках и ходили в походы. Одно время у них были конкуренты – скауты . Возможно, они появились на Благуше еще до революции, но в 1922 году, когда была основана пионерская организация, многое у них позаимствовавшая, скаутское движение было запрещено.  Тем не менее скауты на Благуше какое-то время существовали и, видимо, не очень скрывались, ибо многие знали их руководительниц – двух дам из «бывших». В середине 1920-х они ушли в подполье, но пионеры их выследили и сообщили старшим товарищам…
История благушинских скаутов все еще ждет своих исследователей; мы же покинем Ткацкую улицу и свернем налево, на Мироновскую. Прежде она упиралась в Хапиловский пруд, а теперь в промзону. Однако пешеходы могут, перейдя по настилу Электрозаводскую  ветку, выйти по дорожке между заборами к пересечения Первой и Второй Пугачевской улиц, а затем и к Большой Черкизовской, но нам туда сейчас не надо. Полюбовавшись мозаикой начала 1970- годов, украшающей торец здания технопарка (Мироновская, 33), выйдем по Лечебной (бывшей Давыдовской) улице на параллельную Борисовскую. Незаметно мы перешли впадавший в Хапиловский пруд ручей, исток которого находится недалеко от церкви Димитрия Солунского. Борисовская улица – тоже тупик. Прежде она упиралась в речку Серебрянку, впадавшую неподалеку в Хапиловский пруд. Теперь она упирается в промзону, но пешеходам путь открыт: миновав Электрозаводскую ветку, можно дворами выйти к Большой Черкизовской недалеко от храма Ильи Пророка на берегу Черкизовского пруда. Мы же продолжим путь по Лечебной улице вдоль ограды Городской клинической больницы №36 им. Ф.И.Иноземцева . Она была основана в 1897 году и до революции именовалась Измайловской земской больницей. Ее первым врачом был Ксенофонт Михайлович Языков (1865-1901). В 1901-1918 гг.(с перерывом в 1906-1909 гг.) ее возглавлял Андрей Степанович Буткевич (1865-1948) .
А.С.Буткевич родился в дворянской семье в Одоевском уезде Тульской губернии в деревне Русаново. Еще в гимназии он увлекся революционными идеями и с шестнадцати лет участвовал в распространении запрещенной литературы, что, впрочем, не помешало ему закончить медицинский факультет Московского университета и работать земским врачом в Тульской и Курской губерниях, а затем на Благуше. Принимал участие в Первой русской революции, за что был выслан за границу. В 1906-1909 гг. жил во Франции, но потом вернулся на прежнее место работы на Благушу. После революции он был врачом на бывшем заводе «Гном и Рон», а в 1920 году стал школьным учителем, проработав на этом поприще до преклонного возраста. Успевал А.С.Буткевич и писать статьи, печатавшиеся и до, и после революции в педагогических, детских и научно-популярных изданиях. Чтобы прокормить многочисленную семью, Андрей Степанович с женой Евгенией Васильевной возделывал огород, дававший отменные урожаи. Своим опытом Буткевичи охотно делились с соседями. В голодные послереволюционные годы Евгения Васильевна помогла устроить огород при Благушинском коммерческом училище, а Андрей Степанович организовал школу практического огородничества и садоводства, преобразованную в курсы огородничества для рабочих .
Свернем на Фортунатовскую. Когда-то она тянулась от речки Серебрянки до полустанка Измайлово на Окружной дороге, а теперь – только от Лечебной до Щербаковской. На Фортунатовской рядом с больницей проживало многочисленное семейство Буткевичей и рядом находился их образцово-показательный огород.
Название Фортунатовской улицы напоминает об инженере-строителе Иване Федоровиче Фортунатове (1852-1916). Происходил он из известной семьи, посвятившей себя науке и просвещению. Среди ее представителей – отец Ивана Федоровича Федор Николаевич (1814-1872) –директор Олонецкой гимназии и инспектор Олонецких народных училищ, а также братья: прославленный лингвист Филипп Федорович (1848-1914), историк Степан Федорович (1850-1918) и земский статистик Алексей Федорович (1856-1925).
Фортунатовская улица привела нас на Щербаковскую. Перейдем ее по регулируемому переходу и полюбуемся мозаикой «Наука» (В.Гулов, Б.Казаков, Я.Скрипков, С. Тер-Григорян, 1967) : суровая великанша в тунике держит на поднятой руке герб СССР, а внизу, едва достигая колен аллегорической фигуры науки – ее служители. Продолжим путь по Щербаковской улице вдоль дома №50. За ним, в междворовом проезде, – памятный знак, посвященный жителям района, защищавших Москву в 1941 году в составе Второй дивизии народного ополчения. Здесь, недалеко от храма Димитрия Солунского, мы завершим наше путешествие.
Что в имени твоем, Благуша, – благо или блажь, ласка или укор?  Или что-то иное? – Никто не ответит. Разве что «сердце, которое вместе с Благущей плывет в неизвестность».

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ СТАТЬИ:
ИНГА ТОМАН. «БЕЗ БЛАГУШИ КАКАЯ УЖ ТАМ МОСКВА!» // МОСКОВСКИЙ ЖУРНАЛ. – 2023. - №12