Справа кудри токаря, слева

Теплая и ласковая в тот тревожный год выдалась осень. Вечер, словно тихая душевная песня струился под над речкой Клизьмою. Где-то вдали, словно утренние зарницы, светились энергосберегающие огоньки шарикоболваночного завода. А справа от него подвижными точками светлячков уносился в неведомую даль скорый поезд. Кудрявая рябинушка, словно печальная девушка, взгрустнувшая от одиночества и безнадеги, склонила свои зеленые кудри над тихими и сверкающими водами речушки Клизьмы. Но вот смолкли тревожные заводские гудки, возвещающие об окончании дневной смены, и о начале ночной, и в возникшей тишине, с косогора вдруг послышались мелкие звуки девичьих спешных шагов. Это красавица Октябрина, передовая мотальщица, комсорг гальванического цеха, запыхавшись, спешит к заветной скамеечке, неподалеку от подружки-рябинушки.

— Давно ждете? – переводя дыхание своей полной груди, не тронутой прока еще мужской рукой, спросила она двух кудрявых парней, токаря Соломона и кузнеца Авраама.

— Третьего дни! – неопределенно ответил Соломон, глядя с любовью на девушку, низко голову наклоня. Она, легко раздвинув тела парней крупом, кряхтя, уселась аккурат посредине. Октябрина чувствовала справа тепло бедра токаря Соломона, слева дрожь потного тела кузнеца Авраама. Они задумчиво и громко лузгали семечки и молчали, смущенные этой близостью.
Там, на заводе, все было проще. Можно было вступить в дискуссию на комсомольском собрании, или просто поздороваться в цеху или в заводской столовой. А здесь, у речки Клизьмы, в вечернем сумраке, в непосредственной близости от тела любимой девушки, парней накрывал какой-то непостижимый мистический страх перед неведомой, космической тайной Светлого будущего.

— Здравствуйте, — раздался робкий голос. Из за кудрей рябинушки показалась кудрявая голова парня молодого, кудрявого, в круглых очках. Слесарь и кузнец непроизвольно вздрогнули.

— А! Аарон! Идите к нам! Это Аарон! Не бойтесь! – радостно воскликнула Октябрина, всплеснув руками.

— Как? Почему к нам? Какой еще такой Аарон! – возмутились токарь Соломон и слесарь Захар, угрожающе тряся красивыми кудрявыми головами.

— Здравствуйте! – повторил Аарон, поправляя круглые очки в роговой оправе. Он попытался втиснуться между Октябриной и кудрявым Соломон. Но Семен твердо сидел на своем. Тогда Аарон попытался пристроиться между Октябриной и кудрявым кузнецом Захаром. Но и Захар тоже твердо сидел на своем. Они оба сидели на своих!

— Да что же это такое-то? – кряхтел кудрявый токарь Соломон, — вы, товарищи, отчего-то, как-то слишком твердо сидите на своем!

— Нет! Определенно, я не понимаю, зачем нам Аарон, — говорил кузнец Захар, закатывая рукава.

— Он тоже любит меня! – наивно пояснила Октябрина.

— Так и мы тоже любим тебя! Разве этого мало?

— Пусть наш спор рассудит папка! – улыбнувшись, предложила Октябрина.

Папка Октябрины, Лаврентий Виссарионович Златоудов, отставной комиссар НКВД, встретил гостей сдержанно. Усадил всех на одну табуретку и направил на них настольную лампу.

— Чем изволите заниматься в текущей пятилетке? — спросил он, прихлебывая водку из блюдечка с голубой каемочкой.

— Я – кузнец! – гордо воскликнул Захар, протягивая, словно мандат, свои жилистые, крепкие, словно молоты и наковальни, обугленные по локоть, руки.

— А я – токарь! – с еще большей гордостью воскликнул срывающимся на крик голосом Соломон, показывая будущему тестю свои, промасленные, заскорузлые, одутловатые ручищи.

— А я – скрипач большого филармонического оркестра Корячинской областной филармонии! – смущаясь, краснея, бледнея, пряча глаза под кудри, ковыряя тонким пальцем, ломоть черного хлеба, произнес под громовой раскат хохота, произнес Аарон Гольдфарб.

— Большого, говоришь? Ну что ж? Весело! А чавой-то, вы все такие кудрявые? – спросил подозрительно Семен Моисеевич, прошедший антропологическую подготовку в ВОХРе, МОПРе и ОССОВИАХИМЕ.

— Ну, так вот вышло как-то… — неопределенно и туманно ответил за всех скрипач Аарон Голдьфарб, Ленин в детстве тоже был с кудрявой головой.

— Не трожь Ленина! — рявкнул львом потенциальный тесть, — В общем так: вы вот: ты, сынок, и ты, сынок, — он ткнул пальцем в токаря и кузнеца, — остаетесь с Октябриной, а ты – скрипач, иди играй дальше! Нам в семье скрипачи не нужны!

С тех пор большой филармонический оркестр Корячинской, ордена Ленина, филармонии гастролирует без первой скрипки. Руководство посчитало, что вполне для хорошей музыки достаточно и одной второй!