Гостинец
«Гостинец» — это история не о том, как стать лучше. Это рассказ о первом столкновении с двойными стандартами, о детской попытке быть понятым, и о странном чувстве вины, которое остаётся, когда тебя не услышали.
Всё ли в этой истории так однозначно?
---
ГОСТИНЕЦ
Рассказ
Вот и пролетели выходные. Воскресный полдень — пора возвращаться в город. Миша с мамой, дядя Гена и его дети — Славик и Ленка — надевали обувь у порога, где стояли тяжёлые сумки, битком набитые деревенскими припасами. Бабушка суетилась возле каждого и шептала напутствия, будто они уезжали не на пару недель, а надолго, если не навсегда.
— Не забывайте! Славка, держи сестру за руку! — строго говорила она, но голос у неё дрожал.
Напоследок она проводила их до клёна, сказав, что дальше не пойдёт.
— Подождите-ка, — вдруг вспомнила бабушка, доставая из кармана потёртую, видавшую виды монетницу. Она поспешно сунула внукам в руки по пятёрке. — Вот вам, деточки, гостинцы. На мороженое, на сладости.
— Спасибо, баба! — обрадовался Миша. Он крепко обнял её и глубоко вдохнул — от бабушки пахло молоком, мукой и чуть уловимой ванилью.
Они двинулись к остановке. Обернувшись, Миша ещё раз посмотрел на одинокую фигурку бабушки. Она украдкой перекрестила их, махнула рукой и вытерла глаза краем платка. Всегда так. И всё равно каждый раз — ком в горле.
На остановке уже толпились люди — все с сумками, корзинами, банками. Кто-то нервно поглядывал на дорогу, кто-то поправлял тюки у ног.
Дядя Гена раскрыл портмоне, и Славик с Ленкой вложили в него свои пятёрки.
— Для лучшей сохранности, — сказал он, пряча кошелёк в нагрудный карман. — Мало ли что: потеряются в автобусе или вытащит кто в давке.
Миша достал свою купюру из кармана и расправил. Розово-голубая, с запахом типографской краски и чужих рук. Настоящая!
Казалось, он держит в ладони целое состояние. Можно купить четыре мороженых, а можно — что-нибудь получше. Что именно, Миша ещё не знал.
---
Потом была изнурительная двухчасовая дорога в город. Автобус, просевший под тяжестью пассажиров и багажа, гремел по гравийке, натужно гудел на каждом ухабе. Салон был забит до отказа — люди, сумки, банки, баулы. Казалось, все пытались вывезти деревню в город.
Воздух стоял влажный от дыхания — люки и форточки были плотно закрыты, но это не спасало от пыли, лезущей в глаза, оседающей на одежде, скрипящей на зубах.
Лишь когда автобус выехал на асфальт, кто-то, наконец, открыл люк, и в салоне стало легче дышать.
Миша прижался лбом к стеклу и стал мечтать о мороженом.
---
Вокзал встретил какофонией голосов и запахов. После двухчасовой тряски в переполненном автобусе люди вываливались из него изнурённые, мокрые, как после бани. И всё же — город, со своей жарой, бензиновым выхлопом и расплавленным за день асфальтом, казался избавлением.
Мимо с грохотом проносились троллейбусы, в воздухе стоял гул машин и чужих разговоров.
Миша едва не наступил в белую лужицу растаявшего мороженого, вытекшего из брошенного вафельного стаканчика прямо под ноги. Он спешил — туда, где манили яркие киоски с мороженым, газировкой, жвачками и вафельными трубочками.
Подойдя к одному из киосков, Миша купил яркую пачку жвачек — пять пластинок. Распечатал её, сорвал фольгу и тут же сунул одну в рот. Вкус — мятный, с лёгкой остротой. Он жевал, глядя на прохожих, и чувствовал себя взрослым: сам купил, сам ест. Но тут же пожалел о своём решении, когда встретился глазами с дядей, Славиком и Ленкой. Они молча смотрели на него — будто чего-то ждали. Взгляд дяди был особенно тяжёлым, как если бы он уже знал, что сейчас произойдёт.
Мама заметила и сказала:
— А ты поделись. Славику и Ленке дай.
— У них свои деньги есть, — буркнул Миша. — Им бабушка тоже дала. Пусть сами купят. Они со мной никогда не делятся.
— Не в этом дело, — строго сказала мама. — Ты старший. Покажи пример.
Миша насупился.
— Это нечестно, — сказал он и отвернулся.
Он чувствовал свою правоту — крепкую, как щит, за которым можно спрятаться от чужих взглядов. Сейчас дядя Гена достанет из портмоне те самые пятёрки и отдаст их Славику с Ленкой — и всё встанет на свои места.
Но дядя только фыркнул:
— Да что с ним говорить… Дело ведь не в деньгах. Жила он. Вот и всё.
Слово ударило, как пощёчина. Миша вздрогнул — он не знал, что оно значит, но почувствовал, что это обидно. Очень.
После этого все быстро попрощались и разошлись. Дядя Гена с детьми — на троллейбус, Миша с мамой — к железнодорожному вокзалу.
---
В электричке они ехали вдвоём с мамой. Было шумно и душно, за окном мелькали дачи, поля, редкие остановки. Мама демонстративно отвернулась и молча смотрела в окно, будто его рядом не было.
В сумках под ногами — картошка, соленья, банки с компотом. А на душе — кисло. В ушах звенело новое слово, сказанное дядей Геной. Оно застряло внутри, как косточка от абрикоса.
— Мама, а что значит — жила? — спросил Миша.
— Вот ты и есть — жила! — вспыхнула она. — Вцепился в эту жвачку, как клещ! Только о себе думаешь. Стыдно должно быть! Ленку бы угостил — она же младшая. А Славик не стал просить — потому что воспитанный! А ты... жила!
— Но… у них ведь тоже деньги были, — робко попытался оправдаться Миша.
— Не в деньгах дело, а в отношении, — уже тише сказала мама. — С братом, с сестрой — всегда надо делиться. Не будь жилой. Стыдно. Через две недели, когда поедем в деревню — извинишься. Перед Славиком, Ленкой. И перед дядей Геной тоже.
Миша молчал. Жвачка в кармане жгла, как горячий уголь. Он не стал её доедать — ни в тот вечер, ни на следующий день.
Каждый раз, когда садился за уроки и видел на полке яркую пачку, она будто смотрела на него немигающим взглядом. Напоминала.
Прошли две долгие недели. Школа, домашка, футбольный мяч под окном. А начатая пачка жвачек так и осталась нетронутой.
---
И вот — пятница. Снова вокзал. Сумки, суета, крики.
Дядя Гена со Славиком и Ленкой уже стояли на автобусной платформе. Миша выскользнул из-под руки мамы и медленно подошёл к ним. Голуби, воркуя, лениво расступались перед ним, не спеша улетать — будто знали, что он идёт несмело, с тяжёлым сердцем.
Миша не знал, с чего начать. Внутри что-то заклинило, будто слова застряли между сердцем и горлом.
— Простите меня, — выдохнул он. На глаза сразу навернулись слёзы. — Я тогда… пожадничал. Неправильно поступил. Надо было по-братски. А я… жила.
Славик хмыкнул, Ленка смотрела куда-то в сторону.
— Ну что, выводы сделал? — спросил дядя Гена, глядя на него сверху вниз, с той взрослой серьёзностью, от которой всегда хочется стать меньше ростом.
Миша кивнул:
— Да.
Уши горели. Он достал из кармана жвачку. Четыре оставшиеся пластинки. Протянул — брату, сестре, дяде. Они взяли. Сказали:
— Спасибо.
Ленка снисходительно улыбнулась — как будто великодушно прощала.
А Мише жевать почему-то не хотелось. Выводы он действительно сделал. Но совсем не те, какие имел в виду дядя Гена. Он больше никогда не станет покупать что-нибудь на глазах у них.
---
Автобус снова уносил их в деревню. В его пыльных стёклах отражалось красное вечернее солнце.
Город постепенно отступал — таял в дымке, исчезал за поворотами, оседал где-то в глубине. Миша смотрел, как вдали исчезают многоэтажки, и думал о чём-то своём.
Дядя Гена, Славик и Ленка молча смотрели в окна, каждый — в свой пейзаж. Миша сидел рядом с мамой, украдкой поглядывая на них, и не знал, простили ли они его.
Бабушка бы простила. Она всегда прощала. Прижала бы к себе, поцеловала в макушку — и всё бы прошло.
От этой мысли Миша чуть улыбнулся. И на душе стало легче.
---
Ваш отклик помогает рассказам жить.
Если история тронула — не проходите мимо. Оставьте реакцию, напишите, что думаете.
И, конечно, подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
#vitali_pazdniakou #гостинец #проза #детство #90е #мальчик #воспоминания #несправедливость
© Vitali Pazdniakou | Виталий Поздняков, 2025
Все права защищены. Текст охраняется законодательством об авторском праве.
Любое воспроизведение, копирование или распространение возможно только с разрешения автора.
Все персонажи и события в данном произведении являются вымышленными. Любые совпадения с реальными людьми или обстоятельствами случайны.
Свидетельство о публикации №225041401451