Увидеть огромную кошку-11. Элизабет Питерс

Элизабет Питерс.

                УВИДЕТЬ ОГРОМНУЮ КОШКУ.


ГЛАВА 11
МОЛОДЫМ ЛЮДЯМ СВОЙСТВЕННО
ПРИСТРАСТИЕ К МУЧЕНИЧЕСТВУ,
ОСОБЕННО СЛОВЕСНОМУ.
 
 

Дональд пригласил нас поужинать вместе с ним и Энид, но я предпочла отказаться. Миссис Джонс объяснила, что она всегда «постилась и медитировала в одиночестве, прежде чем призывать духов»; этот перерыв предоставил нам необходимую возможность для заключительной личной встречи с медиумом. Поужинали мы рано, и, лишь только появился Сайрус, отправились на дахабию, где мальчики уже ожидали нас.
Сайрус, как и всегда, был одет чрезвычайно элегантно: снежно-белый льняной костюм, безупречные перчатки, бриллиант в заколке галстука – хотя и скромных размеров, но чистейшей воды. Я высказала ему несколько комплиментов по поводу внешнего вида, но добавила:
– Боюсь, остальные не отдадут вам должное, мой друг. Как видите, мы остались в рабочих костюмах; я посчитала целесообразным сохранить готовность к любым непредвиденным обстоятельствам, поскольку мы не в силах предсказать, что может произойти.
– Вы и мисс Нефрет прекрасно выглядите в любой одежде, которую выберете, – галантно ответил Сайрус. – И вижу, что зонтик при вас, а это достаточная защита от любой опасности. Однако у вас должно быть хоть какое-то представление о том, что будет происходить.
– Некоторое, да, но мне нужно поговорить с Рамзесом. Он ушёл сегодня днём, прежде чем я успела узнать, какие планы согласовали они с Энид.
Конечно, нам пришлось дожидаться Рамзеса. На дахабии нас встретил Давид; когда я выразила нетерпение, он сообщил, что Рамзес почти готов, и предложил пойти и поторопить его. Я сказала ему, что сама займусь этим, но, как только постучала в дверь и объявила о себе, Рамзес предстал перед нами, и вскоре мы уже переправлялись через реку.
– А теперь, – поправила я шаль, – расскажи нам, что произошло сегодня днём.
Наклонив голову набок, Рамзес, казалось, обдумывал вопрос, и я нетерпеливо продолжила:
– Я не хочу выслушивать очередное пространное и подробное описание каждого сказанного слова и каждой мысли, пришедшей тебе в голову, Рамзес. Просто относящиеся к делу факты.
– А, – кивнул Рамзес. – Хорошо, матушка. Во-первых, что касается костюма. Мне удалось приобрести у Мустафы Камеля довольно симпатичные имитации старинных украшений – воротник из бисера, браслеты, серьги и тому подобное. Основная одежда, как всем известно, довольно проста. Достаточно простыни, аккуратно задрапированной; а ещё я купил длинный шарф с бахромой, чтобы повязать его вокруг талии. Основная трудность заключалась в волосах – не в цвете, а в стиле. Копии сложных древнеегипетских париков не продаются на суках (196).
– Чёрт возьми, я так и знала, что нужно было пойти с тобой! – воскликнула Нефрет. – Уж я бы подобрала то, что выглядит достаточно подлинным.
– Загвоздка не в этом, – возразил Рамзес. – Требовалась причёска, которую можно быстро изменить.
– Совершенно верно, – согласилась я. – Ей придётся выскользнуть из гостиной в коридор, а затем в спальню миссис Джонс, из которой она выйдет в образе Ташерит. Сможет ли она переодеться достаточно быстро и без посторонней помощи, Рамзес?
– Рассмотрев различные альтернативы, – ответил Рамзес, – мы пришли к выводу, что этот костюм лучше носить под свободной одеждой – кажется, она называется чайным платьем. Миссис Фрейзер наденет платье и костюм после обеда.
– А как насчёт волос? – спросила Нефрет.
– Она их распустит. Они очень густые и длинные, – сообщил Рамзес. – Почти до талии.
– Хорошо, – кивнула я. – Дональду понравится этот романтический образ; он не знаток древнеегипетских причёсок. Мы должны сделать так, чтобы в комнате было почти темно, даже темнее, чем вчера вечером, и провести что-то вроде отвлекающего манёвра, чтобы Энид появилась незаметно для Дональда.
Эмерсон предложил устроить диверсию (197). После небольшой и крайне тревожной заминки я тактично ответила:
– Мы обсудим это с миссис Джонс. У неё, вероятно, есть хорошие идеи.
Вопрос о том, как незаметно добраться до гостиной миссис Джонс, разрешился легко. Я всегда знакомлюсь с зонами обслуживания отелей и других заведений, так как никогда не знаешь – вдруг тебе понадобится куда-нибудь проникнуть тайком. Таким образом, именно я возглавила нашу группу, обогнув красивые сады Луксора и войдя в узкий проход, ведущий в небольшой двор рядом с кухней. Я была рада, что надела прочные туфли вместо вечерних тапочек (197А). Месье Паньон, управляющий отелем, делал всё возможное, чтобы поддерживать надлежащие стандарты гигиены, но земля вокруг была завалена мусором.
Двое кухонных мальчиков курили у задней двери. Наш внешний вид сильно их поразил; они застыли, глазея, и даже не ответили на моё дружеское приветствие. Такое же потрясение охватило обитателей кухни, когда мы появились там. Один из официантов уронил тарелку супа (кажется, чечевичного), но этой катастрофой всё и ограничилось.
Лестница для персонала была без коврового покрытия и очень грязной. Мы никого не встретили, и когда я открыла дверь, ведущую в коридор второго этажа, то обнаружила, что он пуст. Большинство гостей спустились ужинать. Комнаты Фрейзеров находились в передней части отеля, с видом на сад. Я тихонько постучала в дверь гостиной миссис Джонс. Она открыла почти сразу, но ровно настолько, чтобы виднелся лишь один настороженный глаз. Узнав меня, она распахнула дверь.
– Входите, быстрее, – прошептала она. – Мистера Фрейзера охватило нервное возбуждение, и я не знаю, сможет ли жена занять его до назначенного времени.
Сайрус счёл нужным пожать ей руку, и пока они обменивались приветствиями, я с большим интересом рассматривала её платье из лилового шёлкового крепа. Это было одно из новых «реформаторских» платьев (198), свободного покроя, напоминавшее средневековый плащ. Длинная накидка из вышитого бархата ниспадала с плеч до ног. Этот ансамбль придавал достоинство невысокой, крепкой фигуре миссис Джонс и имел оттенок экзотики, как нельзя лучше подходящий для данного случая. Не говоря уже о том, что он казался очень удобным. Я напомнила себе попозже спросить, где она раздобыла эту одежду. Может быть, в «Либерти» (199)? Это заведение прославилось подобными фасонами.
Когда мы все вошли, миссис Джонс заперла дверь на засов. Женщина отнюдь не постилась: на столе стояли наполовину опустошённая тарелка с печеньем и бокал вина. Она заметила мою реакцию и, прежде чем унести улики в свою спальню, ответила на мой сардонический взгляд весёлой, невозмутимой улыбкой.
– Приступим, – резко начала миссис Джонс. – Миссис Фрейзер, очевидно, знает, что ей делать. Сегодня днём мы смогли коротко переговорить. Я пообещала ей поставить ширму перед дверью, чтобы свет из коридора не был виден, когда она выскользнет. Джентльмены, кто из вас может...?
– Было бы проще разбить лампочки в коридоре, – перебил Эмерсон, проявлявший достаточно тревоживший интерес к происходящему.
Мы отговорили его от этой непрактичной идеи, и Рамзес объяснил, что нашёл способ справиться с трудностью. Вынув из кармана молоток и пригоршню гвоздей, он попросил одолжить на время одеяло или покрывало с постели миссис Джонс.
– Но не удивится ли мистер Фрейзер, почему в этот раз комната намного темнее? – спросила Нефрет.
Рамзес, стоя на стуле, деловито заколачивал гвозди.
– Должно быть темно, если миссис Фрейзер хочет ускользнуть незамеченной, – объяснил он. – Наше оправдание будет заключаться в том, что, как известно всем изучающим оккультизм, большое напряжение материализации требует полной темноты.
– Во всяком случае, он в это поверит, – цинично изрекла дама. – Вы, профессор и мистер Вандергельт, должны крепко держать его за руки и не позволять ему вырваться от вас. Самый опасный момент будет в конце, когда она простится с ним навеки. Он может попытаться помешать ей уйти. Надеюсь, миссис Фрейзер готова к этой возможности?
– Она знает свои реплики, – бросил Рамзес, не оборачиваясь.
– Ей потребуется время, чтобы переодеться в обычную одежду и вернуться в комнату, – промолвил Эмерсон. – Если бы мы устроили небольшую драку, Фрейзер и я, и я бы повалил его на пол…
– Нет, Эмерсон, – отрезала я.
– Нет, если в этом не возникнет необходимости, – поправила миссис Джонс.
Она сидела на диване и потягивала стакан минеральной воды, который ей налил Сайрус. Я заметила:
– Вы кажетесь абсолютно безмятежной, миссис Джонс. А вчера вечером только и говорили о расстроенных нервах.
Женщина подняла ноги в тапочках на пуф и откинулась назад, олицетворяя уверенность и спокойствие.
– Я привыкла работать в одиночестве, миссис Эмерсон, и вся ноша ложилась на мои плечи. А это новый опыт для меня, и я наслаждаюсь им. Осмелюсь сказать, что ни у одного шарлатана никогда не было таких способных и услужливых помощников!
Сайрус усмехнулся.
– Стальные нервы, – выпалил он восхищённо.
Она повернулась и смерила его взглядом. Голос и лицо были смертельно серьёзными.
 – Не совсем, мистер Вандергельт. Сегодня мы отчаянно рискуем. Если наше выступление не увенчается успехом, мистеру Фрейзеру может стать хуже, чем раньше. Самое меньшее – его решимость останется неизменной. И, – добавила она с улыбкой, – если он продолжит поиски гробницы, мне придётся таскаться с ним вверх по скалам и вниз по вади. Мои измученные ноги долго не выдержат.
Как она и предсказывала, Дональд пришёл на десять минут раньше. Неуверенный стук возвестил о его прибытии, и, услышав его, миссис Джонс глубоко вздохнула.
– По местам, дамы и господа, – сказала она, бросилась на диван, закрыла глаза и сложила руки на груди. Я подошла к двери.
Дональд был один. Его лицо было бледнее обычного, а глаза скользили по мне, как будто перед ним стояла горничная. Слабым, дрожащим голосом он промямлил:
– Она готова?
– Она всё ещё отдыхает, – отступила я, чтобы он мог войти. – Молчите. Вам не следовало приходить так рано, Дональд.
Дональд вошёл на цыпочках. Примерно с той же ловкостью, как и Эмерсон. С призраком своей старой улыбки он заметил:
– Вы тоже не смогли дождаться.
Его наивное заявление напомнило о нашем главном преимуществе. Потребность Дональда верить была настолько сильной, что он без вопросов мгновенно принимал всё соответствовавшее этой вере. Более подозрительный человек, увидевший, что все уже в сборе, задумался бы, какого чёрта мы явились заблаговременно. А Дональд лишь приглушённо поздоровался с присутствовавшими и сел.
Миссис Джонс вышла из «медитативного состояния», уселась на диване, и тут к нам присоединилась Энид. Её чайное платье из розового крепдешина, похоже, сшили для той цели, которой оно должно было послужить нынешним вечером: длинные пышные рукава, высокий вырез и удобные застёжки спереди. В его объёмных складках было достаточно ткани, чтобы спрятать двух женщин её размера — что в каком-то смысле соответствовало истине!
Мы договорились о рассаживании: Энид – между мной и Рамзесом на конце стола, ближайшем к двери; Дональд – между Эмерсоном и Сайрусом в дальнем конце. Дональд не подверг сомнению ни это, ни что-либо ещё – даже покрывало, прибитое к двери. Я начала задаваться вопросом, почему мы приложили столько усилий, чтобы создать иллюзию; Дональд, вероятно, не стал бы возражать, даже если бы миссис Джонс потребовала, чтобы он улёгся лицом вниз под стол, пока принцесса не соизволит материализоваться.
Впрочем, нам было не до смеха. Последнее, что я видела перед тем, как погас свет – налитое кровью лицо Дональда и глаза, буквально вылезавшие из орбит. Теперь, когда уже было слишком поздно, я пожалела, что не осмотрела его и не убедилась, что с его сердцем всё в порядке. Впрочем, чрезмерные физические нагрузки Дональда за последние недели не имели никаких отрицательных последствий, что обнадёживало. Оставалось только надеяться на лучшее.
Миссис Джонс превзошла себя. Она стонала, задыхалась и что-то лепетала. Рамзес не объяснял, о каких репликах они с Энид договорились (честно говоря, по моему приказу), поэтому я была поражена не меньше Дональда, когда стоны женщины внезапно прервал голос моего сына:
– Смотрите! Что это за окном?
Атмосфера была настолько мрачной, что я на мгновение вообразила, будто увидела аморфную бледную фигуру на фоне тёмных драпировок. (Позже я узнала, что действительно видела её – длинную белую ленту, которую Давид, сидевший ближе всех к окну, держал в вытянутой руке.) Затем Энид, вытащив свою руку из моей, с тихим шорохом скользнула под покрывало.
– Ничего, – последовал ответ Давида. Его голос звучал так, будто он читал заученную речь, как и было на самом деле.
Миссис Джонс уловила реплику и испустила пронзительный крик, который снова привлёк к ней внимание Дональда. Её отрывистые фразы перемежались душераздирающими стенаниями и резкими вздохами:
– Слишком тяжело... боль... О боги подземного мира...
Дональд попытался освободиться. Я слышала, как Эмерсон мягко, но яростно увещевал его, напоминая ему об опасностях для медиума и принцессы, если материализацию прервут.
Энид, похоже, не сразу смогла справиться с пуговицами или гребнями: призывы миссис Джонс к богам подземного мира пришлось повторить несколько раз, прежде чем дверь за её спиной распахнулась, открывая… Энид, завёрнутую в простыню и обвешанную дешёвыми украшениями, освещённую со спины единственной лампой.
Но Дональд видел не это, и на короткое мгновение я увидела то же самое, что и он – стройную женскую фигуру, очерченную светом сквозь полупрозрачную мантию, яркий блеск металла на шее и на запястьях, иссиня-чёрные локоны, ниспадавшие на белые плечи.
На несколько секунд воцарилась настолько глубокая тишина, что слышалось шипение пламени на ламповом фитиле. Я затаила дыхание. Наступил решающий момент. Сможет ли Энид запомнить свою речь и убедительно её произнести? Поверит ли Дональд в это видение? Лицо Энид скрывали тусклый свет и тонкая белая вуаль (хорошая идея, я мысленно напомнила себе поблагодарить Рамзеса за то, что он подумал об этом). Но может ли мужчина не узнать черты своей жены? И она не должна задерживаться. Как ей уйти незамеченной?
Все эти спутанные мысли мгновенно промелькнули в моей голове. Затем сдерживаемое Дональдом дыхание со всхлипом вырвалось наружу. Он попытался произнести имя – имя Ташерит – но смог выдавить только первый слог.
Энид прочистила горло.
– Приветствую тебя, мой господин и давно потерянная любовь, – начала она. – Я перенесла утомительное путешествие сквозь тьму Аменти...
«О боже, – подумала я. – Она похожа на школьницу, пытающуюся изобразить трагическую героиню. Должно быть, Рамзес – автор этого ужасного текста. Каких бредней он начитался?»
Это было комичное, постыдное – и жалкое зрелище. Дональд рыдал. Размеренный, застенчивый голос Энид бессвязно вещал о богах подземного мира, о боли, связанной с обретением плоти и тому подобной ерунде. Я почувствовала, что больше не выдержу ни слёз Дональда, ни банальности прозы Рамзеса. Энид давно пора было замолчать и дематериализоваться. Чего она ждала?
Не осмеливаясь говорить вслух, я нащупала на столе руку Рамзеса, намереваясь ритмично нажимать на неё, чтобы передать сообщение. Единственное, что мне пришло в голову – SOS; это явно соответствовало ситуации. Я нашла его руку, но, прежде, чем успела подать сигнал, его пальцы крепко сжали мои. Я поняла его требование. Он приказал соблюдать тишину и спокойствие.
Затем я увидела, что Энид скользнула дальше в комнату. Внезапным движением она откинула вуаль с лица и протянула руки:
– Милостью Божьей я вернулась к тебе. Мы снова едины, она и я, и пребудем с тобой в этом цикле... брмп!
Страсть придала Дональду достаточно сил, чтобы вырваться из рук державших его людей. Он бросился к Энид и сжал её в объятиях, от которых у неё перехватило дыхание и – слава Богу! – прервалась речь.
Я пыталась высвободиться из хватки Рамзеса, но он продолжал сильно сжимать мою руку.
– Свет, – бросил он.
Люстра у нас над головами ярко вспыхнула, и мы, ослеплённые, моргали, не в силах двинуться с места. Дональд поднял Энид на руки, пошатнулся, овладел собой и направился к двери. Он так пристально смотрел ей в глаза, что врезался бы головой в покрывало и дверь, если бы Рамзес не опередил его. Ловко, как хорошо обученный дворецкий, он отвёл занавес в сторону и широко распахнул дверь. Даже не взглянув на него, Дональд прошёл в дверной проём и исчез.
– Здорово! – воскликнула я. Больше мне ничего не пришло в голову.
Рамзес закрыл дверь. Схватив покрывало, он резко рванул его, выдернув гвозди из дверной коробки, и швырнул ткань на кресло. Затем вернулся на своё место за столом.
– Я думаю, – слабо пробормотала миссис Джонс, – что мне не помешал бы бокал вина.
И остальным тоже. Затем все заговорили одновременно – все, кроме Давида, который, очевидно, всё время пользовался доверием Рамзеса.
– Почему ты меня не предупредил? – настойчиво расспрашивала я.
Эмерсон рычал:
– Из всех треклятых сюрпризов! Боже мой, Рамзес...
– Похоже, сработало, – неохотно признала Нефрет. – Но ты мог бы...
Сайрус без остановки качал головой и издавал характерные американские восклицания, а миссис Джонс заметила:
– Молодой человек, вы один из самых...
Из вежливости Рамзес ответил мне первым.
– Ты приказала мне не вдаваться в многословные подробности.
– Господь Всемилостивый! – возопила я.
– Мне казалось, – объяснил сын, – что этот сценарий решил многие дилеммы, с которыми мы столкнулись: возможность того, что мистер Фрейзер узнает свою жену, трудности её с возвращением в комнату незримо для него, и величайшую опасность – что он может сломаться или впасть в истерику, когда она оставит его навсегда.
– Так это была твоя идея? – поинтересовалась я.
– Мы решили это вместе, миссис Фрейзер и я.
Эмерсон хмыкнул, пронзительно взглянув на Рамзеса.
– Что ж. Будем надеяться, что этот вопрос улажен. Оставим миссис Джонс наедине с бутылкой и печеньем?
– Каковы ваши планы? – спросила я у дамы.
Она встретила мой взгляд с холодным вызовом.
– Мне лучше спросить вас, миссис Эмерсон, каковы ваши планы на меня. Я покину Египет как можно скорее – одна или под стражей, как вы решите.
– С этим не стоит особо торопиться, – невозмутимо заметил Сайрус. – Почему бы вам, ребята, не оставить нас? После этого представления миссис Джонс требуется больше, чем погрызть несколько крекеров. Если она согласна, у нас состоится небольшой поздний ужин и приятная долгая беседа.
После этого представления и других изнурительных дневных занятий я была не в состоянии фехтовать с такой женщиной, как миссис Джонс, поэтому с удовольствием предоставила её Сайрусу. Когда Эмерсон выводил меня из комнаты, я заметила, что Сайрус удобно развалился в кресле, вытянув длинные ноги, и что миссис Джонс наблюдает за ним, как дуэлянтка, вставшая в исходную позицию.
– Обопрись на меня, дорогая, – обнял меня Эмерсон за талию. – Тебя беспокоит лодыжка?
– Вовсе нет, – решительно замотала я головой. – Сказать по правде, Эмерсон, я до сих пор ошеломлена неожиданной развязкой. Классический стиль Рамзеса – обрушить на нас события именно таким образом! Сможет ли он когда-нибудь преодолеть преодолеть свою привычку к скрытности?
Молодые люди, опередив нас, шли на некотором расстоянии.
– Хм-мм, – двусмысленно протянул Эмерсон. – Признайся, Пибоди, это была гениальная идея.
– Я полагаю, что это пришло в голову Энид. Да, должно быть, ей; на днях я прочитала ей небольшую лекцию, и она, очевидно, приняла её близко к сердцу.
Рука Эмерсона сжалась, и он нежно сказал:
– Молодец, Пибоди. Но сможет ли она сохранить тайну?
– Ты снова говоришь как мужчина, – парировала я. – Это зависит не только от неё. Дональду тоже придётся внести свой вклад. Хм-мм, да. Думаю, мне придётся и с ним поговорить.
Эмерсон рассмеялся. До моих ушей донёсся ответный раскат серебристого смеха; Нефрет оказалась между двумя парнями, и, когда они спускались по лестнице рука об руку, я увидела, что она оживлённо болтает, хотя слов разобрать не могла. Они хорошо смотрелись вместе, все трое. Мне было приятно видеть дружбу, царившую между ними.

 

Из рукописи H:
– Ты презренный лжец! – воскликнула Нефрет.
Рамзес, растянувшийся на кровати, оторвался от чтения и поднял глаза. Она выглядела как молодая возмущённая богиня, стоявшая у открытого окна, из которого открывался вид на палубу и ночное небо; лунный свет очерчивал прямое, стройное тело девушки и окружал ореолом её волосы. Рамзес подумал, что Нефрет – скандинавская или кельтская богиня, а не египтянка, несмотря на кошку, устроившуюся у неё на левой руке. Только не с этими красно-золотыми волосами.
– Опять окно? – вздохнул он. – Можно было просто подняться по трапу и войти через дверь, обычным способом. А зачем ты привела чёртову кошку?
– Она увязалась за мной и громко вопила. Пришлось взять её с собой, иначе она перебудила бы весь дом. – Нефрет столкнула его ноги с кровати и устроилась на освободившемся месте. Сехмет переползла на Рамзеса, и Нефрет добавила: – Кажется, она влюбилась в Ришу, поскольку большую часть времени проводит в конюшне, любуясь им.
– То есть вечером ты проехалась на Рише.
– Но ведь ты же не против?
– А если бы и был против, что толку? Нет, конечно, я не возражаю. Если ты настаиваешь на том, чтобы ночью в одиночестве бродить по сельской местности, то будешь в большей безопасности на его спине, чем где-либо ещё.
– Где Давид? – спросила Нефрет, игнорируя скрытую критику.
– На палубе, присматривает за «Долиной Царей». Если бы ты пошла другой дорогой, то увидела бы его.
– Ты ожидаешь, что что-то случится сегодня вечером?
– Если что-то произойдёт, мы будем готовы, – уклончиво ответил Рамзес.
Глаза Нефрет сузились.
– Как удачно, что я пришла. Я тоже буду стоять на часах, и вы с Давидом сможете немного поспать.
– Ты не можешь оставаться здесь всю ночь!
– Почему бы и нет? Здесь много места.
Рука Рамзеса легла на кошку. Он автоматически погладил её, слишком взволновавшись, чтобы заметить, что он делает.
– Потому что матушка снимет с нас шкуру заживо, если узнает.
– Она не узнает. – По лицу Нефрет промелькнула материнская нежность. – Бедняжка, сегодня вечером она дошла до полного изнеможения, и её лодыжка очень болела. Но ты же знаешь её: она не признается в слабости даже самой себе. Ну, и я… м-м… я просто позаботилась о том, чтобы она хорошо выспалась.
Рамзес резко сел.
– Господи! Ты подсыпала ей снотворного?
– Просто немного лауданума в кофе. Для её же блага.
Рамзес рухнул на груды подушек, а Сехмет радостно переместилась с колен на грудь.
– Ты начинаешь выражаться в её стиле, – пробормотал Рамзес. – Это было неизбежно, я полагаю, но перспективы меня тревожат. Вы обе… остаётся только надеяться, что та же идея не пришла в голову отцу.
Если бы Рамзес смотрел на Нефрет, то, возможно, заметил бы промелькнувшую на её лице гримасу, но он, почувствовав тяжесть на груди, пытался оторвать от себя Сехмет.
– Итак, – твёрдо заявила Нефрет, – скажи мне правду для разнообразия.
– Я не лгал тебе.
– Ну, возможно, не напрямую, но есть такая вещь, как ложь посредством умолчания. Вам с Давидом известно нечто, о чём вы мне не сказали. Так что же, по твоему мнению, произойдёт сегодня вечером?
Рамзес вздохнул и прекратил попытки избавиться от кошки. Все двадцать её когтей вцепились в его рубашку.
– Сегодня вечером, может и ничего. Однако существует высокая вероятность, что вскоре он снова попытается. Он вряд ли откажется от своей цели, и чем чаще ему мешают, тем более нетерпеливым он становится.
– Скаддер? – спросила Нефрет. Рамзес кивнул, и она сухо продолжила: – Ты немного помешал ему, не так ли? А не приходило ли тебе в голову, мой мальчик, что, возможно, он сейчас охотится за тобой? И считает, что с большей лёгкостью достиг бы цели, если бы ты ему не мешал?
– Это приходило мне в голову, да.
– Он знает, что ты был Сайидом?
– И вновь буду Сайидом, если потребуется. Сегодняшний вечер – как раз один из таких случаев. Я как раз собирался превращаться в него, и тут появилась ты. Не могла бы ты выйти, пока я гримируюсь?
– Нет, не могла бы. Я хочу посмотреть, как ты это делаешь.
– Я поражаюсь, как отцу удалось сохранять рассудок все эти годы, – пробормотал Рамзес. – Хорошо, девочка моя, не ругайся. Если хочешь, можешь посмотреть, а то и послушать, для разнообразия, пока я объясняю, что мы с Давидом собираемся делать, и если ты будешь очень-очень хорошей девочкой, я, так уж и быть, разрешу тебе помочь.
Он избавился от Сехмет, щекоча её живот, пока она не ослабила хватку и не перевернулась. Оставив возмущённую кошку в одиночестве на кровати, он подошёл к стулу и стал расстёгивать ботинки. Обхватив руками поднятые колени, Нефрет с интересом наблюдала, как он снимал рубашку, ботинки, чулки и закатывал штанины.
– Разве ты не будешь снимать брюки? – спросила она, когда он натянул поношенную галабею.
– Не при тебе. – Быстро и ловко он намотал на голову длинное полотно тюрбана и повернулся к зеркалу.
– На борту всего три человека, – объяснил он, не прекращая трудиться. – Остальные живут в Луксоре или на Западном берегу и ночью уходят домой. К полуночи все трое будут храпеть; до этого момента я не ожидаю каких-либо действий. Сайид ждёт меня на берегу, где его разместил Беллингем.
– Это не очень разумно! – воскликнула Нефрет. – Скаддер может увильнуть от Сайида простым способом – вплавь или на небольшой лодке. О чём думал полковник?
– Полковник очень хорошо знает, что делает, Нефрет.
Рамзес отвернулся от зеркала, и она ахнула.
– Господи! Что ты... Стой спокойно, я хочу взглянуть на тебя.
– Морщины нарисованы, – сказал Рамзес, когда Нефрет рассмотрела его лицо с неудобно близкого расстояния. – Сети, тот самый, о котором я тебе рассказывал, разработал несколько разновидностей жирной краски; я же применяю водорастворимый тип, иначе краску чертовски трудно удалить, а у матери глаза, как у сокола. Бородавки созданы из другого вещества, изобретённого Сети; оно держится, как клей, если не подвергается длительному погружению в воду.
– И что ты делаешь – суёшь голову в ведро? – поинтересовалась Нефрет, вопросительно проводя пальцем по брови.
– Или умывальник. И нет, ты не будешь смотреть, как я это делаю. Брови и усы я осветлил другой краской – Сайид начинает седеть, а более светлый цвет по краям бровей делает их менее тяжёлыми. Моё лицо длиннее и тоньше, чем у Сайида, поэтому я вставляю подушечки, чтобы округлить щёки. – Он послушно открыл рот в ответ на её исследующий палец. – Пятно на зубах удаляется спиртом. Видишь ли, в точном сходстве нет необходимости; Беллингем никогда не смотрит на лица слуг, и настоящая уловка состоит в том, чтобы имитировать осанку и манеры Сайида.
Он согнул локоть и почесал себе бок когтистыми пальцами.
– Точь-в-точь как он, – признала Нефрет. – А можешь показать мне, как...
– Если тебе так хочется, – кивнул Рамзес. И быстро отвернулся от милого нетерпеливого лица, смотревшего на него снизу вверх.
Однако, отойдя на безопасное расстояние, он вспомнил о шаркающей походке Сайида, и Нефрет благодарно рассмеялась:
– Отлично. Подожди немного; мне нужно кое-что достать из комнаты.
– Что?
– Другой мой нож. Я оставила его в шкафу.
– Он тебе нужен?
– Безусловно. Я присоединюсь к вам сию секунду.
– Не ко мне, я собираюсь встретиться с Сайидом. Иди к Давиду. Возможно, тебе удастся убедить его поспать несколько часов, хотя я в этом сомневаюсь.
– Спасибо, мой мальчик. – Она улыбнулась ему и направилась в свою комнату. Рамзес хлопнул дверью перед мордой Сехмет и вышел, сопровождаемый её печальными воплями.
Поднявшись на палубу, Нефрет увидела в лунном свете тёмный неподвижный силуэт Давида. Она тихо кашлянула, чтобы предупредить его о своём приближении, иначе тихую ночь сотряс бы испуганный крик.
– Рамзес сказал мне, что ты здесь, – не оборачиваясь, буркнул Давид.
– Ты меня тоже будешь ругать? – ответила она тем же полушёпотом и подошла к нему.
– Что толку? Но я не собираюсь ложиться спать и оставлять тебя здесь одну.
– Я не одна. Внизу находятся Хасан, Мустафа и ещё несколько человек. Мои глаза так же остры, как и твои.
– Луна светит ярко. – Давид по устоявшейся привычке избегал споров. – Отсюда можно увидеть даже голову пловца.
Нефрет кивнула.
– Когда-если ты его увидишь, что будешь делать? Звать на помощь?
Он повернул голову, чтобы посмотреть на неё, и она увидела сверкание белых зубов.
– Мяу, – ответил он.
– Что?
– Мяу. Или мья-ау? Все знают о кошках Луксора; мяуканье одной из них предупредит Рамзеса, не отпугнув нашего посетителя.
– О Боже, – охнула Нефрет.
– Что случилось?
– Вернусь через минуту.
Сехмет было отчётливо слышно даже через закрытую дверь. Она глупа, подумала Нефрет с печальным весельем – окно открыто настежь. Анубиса или Бастет давно бы и след простыл. Причём без единого звука.
Вой прекратился, как только Нефрет открыла дверь. Сехмет принялась ластиться к ногам вошедшей, и девушка наклонилась, чтобы поднять кошку.
– Что же мне с тобой делать? – задумалась она. – Если я закрою тебя в шкафу, ты развопишься так, что тебя услышат за милю вокруг.
С кошкой на руках она вернулась к Давиду, которому совсем не понравилось это зрелище.
– Тебе придётся избавиться от неё, – настаивал он. – Рамзес прикончит её, если она сорвёт его план.
– Он на такое не способен. Она будет молчать, пока кто-нибудь из нас держит её.
– Иншаллах (200), – мрачно проронил Давид.
Ночь продолжалась. На палубе другой дахабии не было никаких признаков движения, и гладкая серебристая дорожка света через воду оставалась нетронутой. Тишину изредка нарушали лишь топот или фырканье Риши, ожидавшего на берегу без пут и привязи, а также далёкий вой шакалов и дворняжек. Хриплое мурлыканье Сехмет смолкло; она заснула на сгибе руки державшего её Давида. Нефрет подавила зевок. Давид обнял её свободной рукой, и девушка прислонилась к нему, благодарная за силу, тепло и нежную поддержку. Её веки тяжелели, а ночной воздух постепенно становился всё холоднее.
Он гораздо более открыт, чем Рамзес, сонно подумала Нефрет. Полагаю, Рамзес не может не сдерживаться, бедный мальчик: англичане не обнимают друг друга, да и тётя Амелия почти никогда не обнимает его и не целует. Тётя тоже не позволяет себе открыться – разве что перед профессором. Но все они дороги мне, хотя и по-разному. Возможно, если бы я вела себя дружелюбнее с Рамзесом...
Она дремала, положив голову Давиду на плечо, и вдруг почувствовала, как оно затвердело. В гладкой ряби залитой лунным светом воды не мелькало ни единого тёмного пятнышка. Давид смотрел на берег, где в тени передвигалась какая-то бледная фигура. Рамзес? Контуры фигуры угадывались неясно, но халата на ней явно не было.
– Сейчас? – прошептала она.
– Подожди. – Напряжённо наблюдая, Давид убрал руку.
– Он не видел его, – мягко, но настойчиво сказала Нефрет. – Где он?
Её местоимения могли сбить с толку, но Давид всё понял.
– Я не знаю. Подожди.
Он сунул кошку ей в руки и направился к трапу.
Бледная фигура скользила сквозь деревья, избегая залитых лунным светом открытых пространств. Это был не Рамзес; Нефрет не могла сказать, откуда ей это известно, но была так уверена, как если бы видела его лицо. Неужели Давид забыл сигнал? Не должна ли она его подать?
Сехмет избавила её от необходимости принять решение. Раздражённая тем, что её грубо разбудили, и что в руках у девушки ей было неудобно, она открыла рот и пожаловалась.
Только позже Нефрет осознала последовательность событий. Всё произошло так быстро, что у неё не осталось времени думать или реагировать. Тишину нарушил резкий выстрел винтовки, из тени выскочил человек и метнулся по залитой лунным светом земле. Достигнув берега, он бросился в воду.
Рамзес бежал за ним, но не догнал. Он стащил халат через голову и отбросил его в сторону. Когда он нырнул за беглецом, раздалось ещё несколько выстрелов.
– Чёрт, чёрт, чёрт! – повторяла Нефрет.
Она подбежала к Давиду, который уже стоял на берегу. Он снял куртку. Нефрет шагнула к нему, и тут поняла, что всё ещё держит Сехмет. С очередным яростным чертыханьем, она опустила кошку на землю  и схватила Давида за руку:
– Что случилось? Кто стрелял?
– Я. – Нефрет повернулась и увидела идущего к ним Беллингема. Он был одет по всей форме, даже в белом галстуке. И держал винтовку. Затем достал из кармана пригоршню патронов и начал её перезаряжать. – Прошу прощения за доставленное беспокойство, мисс Форт. Я не знал о вашем присутствии.
Лунный свет был настолько ярким, что она могла видеть каждую морщинку на вежливо-бесстрастном лице полковника, но Беллингем смотрел то на неё, то на Давида, то на «Амелию» так, что щёки девушки ярко вспыхнули. Она выпалила:
– У меня были веские причины для беспокойства. Вы могли попасть в Рамзеса.
– Рамзес? – Брови Беллингема приподнялись. – О чём вы говорите? Я стрелял в Даттона Скаддера. Это мог быть только он. Я знал, что он придёт за Долли, я ждал его…
– О, прекратите! – воскликнула Нефрет и отвернулась от него. – Видишь его, Давид?
– Нет. Я побегу за ним.
Нефрет снова схватила Давида, сопротивляясь его попытке вырваться.
– Их унесёт вниз по течению. Они выйдут на сушу гораздо дальше.
– Да, верно. – Он побежал по берегу. Нефрет споткнулась о Сехмет, но ей удалось удержаться на ногах. Следуя за Давидом, она услышала испуганный возглас, глухой стук и вой Сехмет. Беллингем, должно быть, тоже споткнулся о кошку.
Не успели они отойти на несколько ярдов, как увидели приближавшиеся к ним две мокрые фигуры. Давид резко остановился.
– Слава Богу, – воскликнул он, затаив дыхание. – Но кто… как… это… как он оказался...
Одним из мужчин был Рамзес. Другим – вовсе не беглец.
– Я забыла тебе сказать, – объяснила Нефрет. – Я всё рассказала профессору.
– И чертовски хорошо поступила, – ответил Эмерсон. – Сможешь вернуться на дахабию, сынок?
– Да, сэр, конечно. – Но он с благодарностью прислонился к сильной руке, обнявшей его плечи, и не отстранился, когда они двинулись обратно вдоль берега. Беллингем ушёл; освещённое окно на «Долине Царей» указывало, что на дахабии явно что-то происходит. Он, наверное, чистит винтовку, сердито подумала Нефрет.
Неподалёку от того места, где Скаддер прыгнул в воду, она увидела кошку. Сехмет играла с чем-то, колотя по этому предмету лапой и пытаясь подбросить его в воздух. Давид нагнулся и забрал у неё находку. Это оказалась соломенная шляпа с чёрной полосой вокруг тульи.
– Никак не пойму: то ли ты легкомысленный тип, то ли тебе попросту не везёт, – заметила Нефрет, пришлёпывая кусок липкого пластыря на борозду, прочерченную пулей по голове Рамзеса.
– Скорее, безрассудный, – проворчал Эмерсон. Он безутешно посмотрел на свою промокшую трубку и вернул её в карман. – Ты должен был понимать, что Беллингем так настроен убить Скаддера, что прикончит любого, кто встанет у него на пути.
– Если бы этого не произошло раньше, этот факт дошёл бы до меня сегодня вечером, – ответил Рамзес.
Он отшатнулся, когда Нефрет приблизила к нему лицо.
– Морщины и бородавки смыла вода, – заключила она, осматривая его. – Но зубы нужно почистить. И лучше сделать это сейчас, пока ты не забыл. Вот спирт.
Шляпу  вернули Сехмет, которая собственнически вцепилась в неё когтями и принялась задумчиво жевать поля.
– Вы не видели никаких признаков Скаддера? – спросил Давид. – Он мог утонуть, знаете ли.
– Вряд ли, – возразил Рамзес, из-за головокружения решив не качать головой. – Он сильный пловец. Хотя я мог бы его поймать, если бы не пострадал.
– Я и не пытался поймать его, – спокойно заметил Эмерсон. – Не тогда, когда понял, что у тебя неприятности.
– Слава Богу, что вы оказались рядом, – произнёс Давид. – Я не понимал, что Рамзес ранен, иначе я бы...
– Прекрати самоуничижение, – прервала его Нефрет. – Это я удержала тебя. Я бы отпустила тебя – и пошла вместе с тобой! – если бы не знала, что профессор на страже.
Она восхищённо улыбнулась Эмерсону, и тот улыбнулся ей в ответ.
– Отец был в твоей комнате, – заключил Рамзес. – Когда ты пошла туда якобы за ножом...
– То рассказала ему, что ты планируешь, – спокойно продолжила Нефрет.
– И я, – подхватил Эмерсон, – поднялся на верхнюю палубу, где открывался прекрасный вид на происходящее. Я прыгнул в воду почти одновременно с Рамзесом, но, поскольку находился на некотором расстоянии, мне потребовалось время, чтобы добраться до него.
– Я очень благодарен, отец, – официально провозгласил Рамзес.
Эмерсон хмыкнул, бросив на него острый взгляд.
– Мы на шаг впереди, хотя Скаддер ушёл от нас. Мы знаем, кем он был.
– Был? – повторила Нефрет. – Значит, вы уверены, что он мёртв?
– Нет. Он больше не появится в облике Толлингтона, поэтому я и выразился в прошедшем времени. Но очевидно, что у него имеется другая личность. Он не мог провести эти пять лет просто в качестве американского туриста.
– И мы по-прежнему далеки от возможности узнать его другую личность, – пробормотал Давид. – Если только мой дедушка...
– Да, нам обязательно придётся обсудить это с Абдуллой, – согласился Эмерсон. – Но сегодня больше никаких разговоров. Вы, молодые люди, нуждаетесь в отдыхе. Немедленно ложитесь спать, мальчики, а я отвезу Нефрет домой. И завтра можете спать хоть целый день.
– Матушка станет задавать вопросы, если нас не будет за завтраком, – возразил Рамзес.
Эмерсон поднялся. Он посмотрел на сына удивлённо-упрекающе.
– Я собираюсь рассказать твоей матери абсолютно всё, Рамзес. Счастливый брак зависит от полной честности между мужем и женой.
– Но, сэр… – встревоженно начала Нефрет.
– Ну, возможно, за исключением лауданума, – признал Эмерсон. – И полагаю, что нет ничего плохого в том, чтобы позволить ей поверить, будто ваш несанкционированный визит сюда совершён впервые. Однако остальное от неё скрыть нельзя. Она распознает пулевое ранение, когда увидит его, и настоит на том, чтобы осмотреть Рамзеса, уж будьте уверены. И, – добавил он, – она, несомненно, заявит, что знала о Толлингтоне с самого начала!

 

– Я подозревала мистера Толлингтона, хотя и не так давно, – сказала я.
У нас был поздний завтрак. Я проспала, что редко бывает, но рассказ Эмерсона вместе с чашкой крепкого чая, которую он принёс мне в постель, развеял последние капли дремоты. Я не упустила взгляды, которыми обменялись остальные, услышав это заявление, и, посчитав их несправедливыми по отношению к себе, решила подробно объяснить.
– Та самая подсказка, которой не было. Помнишь, Эмерсон? Не хватало только женских украшений.
– Вполне очевидно, – нахмурился Эмерсон. – Он взял их...
– Дорогой мой, это совсем не очевидно. Просто следуйте моим рассуждениям, все вы. Независимо от того, сбежала ли миссис Беллингем со Скаддером или была похищена, с собой у неё были лучшие наряды, включая бальное платье. Такой туалет требует элегантных украшений, причём в большом количестве. Вспоминая драгоценности, которые Беллингем подарил своей юной дочери, мы можем предположить, что он осыпал свою молодую жену ещё более прекрасными изделиями. Эти драгоценности были с ней, когда она оставила мужа, но на её теле их не нашли. После того, как Даттон убил её в порыве страсти, его охватило раскаяние. Он похоронил её в этих элегантных нарядах, даже заменив... э-э... нижнее бельё, но без драгоценностей. И без обручального кольца.
Продажа по незаконным каналам (а иные варианты невозможны) даже парюры  (201) драгоценных камней принесла бы сравнительно скромную сумму — недостаточную, чтобы Скаддер поддерживал европейский образ жизни в течение пяти лет, даже в Египте. Наше первоначальное предположение остаётся в силе. Очевидно, он провёл как минимум часть этого времени в качестве египтянина. Думаю, он держал деньги, вырученные от продажи драгоценностей, про запас, ожидая возвращения своего врага. Хотя их и не хватало, чтобы все эти годы жить в своё удовольствие, но было вполне достаточно, чтобы изображать богатого туриста, привыкшего к роскоши, в течение нескольких недель или месяцев – достаточно долго, чтобы завязать знакомство с Беллингемами и следовать за ними, куда бы они ни направились. Когда я впервые встретила мистера Толлингтона, то поверила, что он – старый друг Беллингемов, но обмолвки мисс Долли дали понять, что он не путешествовал с ними. Я не была уверена, – скромно заключила я. – Но как только я поняла, что Скаддер может играть роль туриста, Толлингтон стал главным подозреваемым. 
– Это имя – гениальное изобретение, – заметил Рамзес. – Кто мог бы заподозрить человека по имени Бугис Такер Толлингтон? (202)
– Я, – ответила я. – Как, безусловно, и ты. Рамзес, ты чрезвычайно расстроил меня. Я уверена, что зачинщиком вчерашнего происшествия был именно ты, но Давид и Нефрет должны разделить вину вместе с тобой. Я хочу, чтобы ты дал торжественное обещание, что больше никогда не будешь …
– Ну, ну, Пибоди, – прервал меня Эмерсон, вставая. – Я уже сделал выговор виновным и уверен, что мы можем рассчитывать на их разумное поведение в будущем. Хм-мм. Возможно, дорогая, тебе не следует сопровождать нас в Долину. Дай своей лодыжке ещё один день отдыха, договорились?
Я отодвинула свой стул. Дети уже стояли, готовые бежать.
– Естественно, я собираюсь сопровождать тебя, Эмерсон. Со мной всё в порядке. Мы отправимся, как только я осмотрю Рамзеса.
Лицо Рамзеса вытянулось.
– Уверяю, матушка, в этом нет необходимости…
Я привела его в нашу комнату и усадила у окна. Нефрет справилась очень неплохо, но я повторно продезинфицировала рану и обмотала несколько полос ткани вокруг головы Рамзеса, чтобы удержать вату на месте. Он, конечно, возражал.
– Пластырь плохо держится на волосах, – объяснила я.
– Он слишком хорошо держится, – возразил сын. – Я заметил это, когда ты его сняла.
– Рамзес… – Я положила руку ему на щеку и заставила посмотреть на меня. – Это несерьёзная рана, но если бы пуля прошла дюймом ниже... Обязательно ли тебе так рисковать? Обещай мне, что будешь более осторожен.
После минутного молчания Рамзес произнёс:
– Благоразумие не кажется характерной чертой этой семьи. Мне жаль, что я обеспокоил тебя, матушка. Я могу идти?
– Думаю, да, – вздохнула я. Я знала: это всё, что можно от него получить. Даже обещание ничего не стоит, поскольку понятия Рамзеса о благоразумии совершенно не согласуются с моими.
– Это был сон, не так ли? – внезапно спросил он.
– Какой сон?
– Тебе приснилась большая кошка, несущая бриллиантовое ожерелье, – ответил Рамзес. – Вот что заставило тебя подумать об украшениях миссис Беллингем.
– Возможно, – осторожно согласилась я. Он придержал передо мной дверь, и, когда мы вышли из комнаты, я почувствовала себя обязанной добавить: – Такие сны не являются приметой или предзнаменованием – это, знаешь ли, всего лишь работа подсознания.
Рамзес задумался.
Нас терпеливо ждали. Нефрет осмотрела Рамзеса и рассмеялась:
– Ты выглядишь очень романтично, мой мальчик! Тебе лучше избегать мисс Долли; повязка и усы – ужасное сочетание.
– Перестань дразнить его, Нефрет, – оборвала я, увидев, что скулы Рамзеса потемнели. – Повязка была необходима, а усы… э-э… очень хорошие усы.
У Рамзеса отвисла челюсть.
– Но, матушка! Я думал, ты...
– Сначала я испытала нечто вроде потрясения, – призналась я. – Но теперь привыкла. Просто следи за тем, чтобы они были чистыми и аккуратными, дорогой. Эта крошка...
Я сняла крошку с усов и ласково улыбнулась ему.
– Если мы идём, – громко провозгласил Эмерсон, – то нам пора.
Когда мы выходили из дома, к нам подошёл человек – я узнала одного из слуг Сайруса – и вручил мне письмо.
– Сайрус пригласил нас на ужин, – сообщила я после прочтения краткого послания.
– Будь я проклят, если соглашусь, – отозвался Эмерсон.
– Тогда я попрошу его поужинать с нами. – Вытащив из кармана карандаш, я сделала пометку на обратной стороне письма и передала его слуге. – В деле Фрейзера осталось несколько незавершённых моментов, – продолжила я, когда Эмерсон взял меня за руку и повёл прочь. – Разве тебе не любопытно узнать, что произошло вчера вечером между Сайрусом и миссис Джонс?
– Есть у меня довольно неплохая догадка, – ухмыльнулся Эмерсон.
Осознание наступило скорее из-за его тона, нежели от самих слов.
– Эмерсон! Ты предполагаешь, что Сайрус... эта миссис Джонс... Ты всерьёз?..
– Он не пытался скрыть своего интереса к даме, – спокойно ответил Эмерсон. – И она находится в трудной ситуации. Ей нужно его расположение.
– Сайрус никогда бы не стал таким образом пользоваться своим преимуществом перед женщиной, – не уступала я.
– И снова твоё бурное воображение, Пибоди. Ты представляешь, как Вандергельт шевелит усами – точнее, гладит бородку – и шипит угрозы, как злодей на сцене, а в это время миссис Джонс умоляет его уважать её честь? – Эмерсон усмехнулся. – Ты совершенно права, он не опустится до угроз или шантажа; но они давно уже не молоды, и мне кажется, что она не совсем безразлична к нему.
– Вздор, Эмерсон. В его сообщении говорилось… Хм-мм… В нём ничего не говорилось, кроме того, что он с нетерпением ждёт встречи с нами сегодня вечером. Хм-мм…
– Дыши размеренно, Пибоди, здесь крутой подъём. – Он помог мне взобраться наверх, а затем продолжил: – У меня тоже осталось несколько незавершённых дел. Ты ведь не считаешь, что я позволю Беллингему использовать моего сына в качестве мишени без заявления властям?
Мы достигли вершины джебеля. Дети опередили нас; они остановились и оглянулись, чтобы увидеть, следуем ли мы за ними, и я заметила, что Рамзес теребил свои усы.
– Главное, – продолжил Эмерсон, – найти Скаддера, будь он проклят. Только тогда можно положить конец этой бессмыслице. Кроме того, этот чёртов тип мешает моей работе.
– Как ты планируешь это сделать? – поинтересовалась я.
– Да вот, размышляю. От мисс Долли в качестве приманки, похоже, толку мало, и, хотя она на редкость глупая девица, не хотелось бы видеть её раненой.
– Не хотелось бы видеть раненым кого бы то ни было, – веско заявила я. – Включая тебя, любимый.
– Если бы я смог сообразить, как перенести его внимание на меня, не подвергая риску вас и детей, то немедленно сделал бы это, – признался Эмерсон. – Но в голову ничего не приходит.
– И хвала Небесам за это. – Мы начали спускаться в долину, и Эмерсон замолчал. Я знала, о чём он думал. Я думала о том же, но не могла найти решения. Приглашение Долли составить нам компанию могло стать ловушкой для Скаддера, но в этой схеме существовал риск для всех нас. И, кроме того, явное ожидание опасности могло побудить кого-то – возможно, даже меня – убить Долли прежде, чем Скаддер доберётся до неё.
Как и прежде, я возлагала надежды на Абдуллу. Я попросила его осведомиться о незнакомцах в Луксоре и о гробнице «Двадцать-А», но с тех пор у меня не было возможности поговорить с ним. Возникла настоятельная необходимость созвать военный совет. И было слишком поздно пытаться удержать детей подальше от назревавших событий. Они уже полностью погрузились в это дело, глубже, чем мне хотелось бы.
Но когда мы подошли к гробнице, то обнаружили, что Абдулла без сознания лежит на земле, а ещё за двумя рабочими ухаживают их товарищи. Потолок коридора рухнул.


ПРИМЕЧАНИЯ.
196.   Сук (шук) – арабский базар, рынок.
197.   Игра слов: «diversion» означает и «диверсия», и «отвлекающий манёвр».
197А.  Evening slippers — декоративные тапочки, которые часто называют «Принц Альберт» в честь принца Альберта, сделавшего этот тип обуви известным. Обычно такие тапочки сделаны из бархата и имеют бант из грубого материала. Часто на них можно увидеть инициалы владельца, а подошвы сделаны из кожи. Считаются более дорогими, но при этом обеспечивают комфорт и позволяют сделать заявление благодаря своему стилю.
198.   Речь идёт об одном из фасонов, созданным викторианским движением за реформу одежды (также известным как движение за рациональную одежду). Возникло в середине и существовало практически до конца викторианской эпохи. Его возглавляли различные реформаторы, которые предлагали, проектировали и носили одежду, считавшуюся более практичной и удобной, чем мода того времени. В континентальной Европе эти веяния появились позже.
199.   «Либерти» – универмаг Liberty’s в Лондоне. Основан в 1875 году Артуром Либерти.
200.   Иншаллах (Иншалла, Иншааллах) (араб.— «если на то есть воля Божья», «если Бог пожелает») — ритуальное молитвенное восклицание, используемое в арабских и других мусульманских странах. Сопровождает высказывание верующего о его планах или событиях, которые должны произойти в будущем. Также может указывать на желание того, чтобы что-либо произошло, или надежды на благословение от Бога в каком-либо предприятии в будущем. Иногда произносится как вежливый отказ, в ответ на вопрос или просьбу, которую трудно или невозможно выполнить; в таких случаях примерно может означать: «То, о чём вы меня просите, к сожалению, неосуществимо, если только не вмешается Бог». Исламский богослов Ибн Аббас (619—686 гг.) сказал, что произнесение иншаллах является обязательным для мусульманина в том случае, когда речь идёт о совершении каких-либо дел в будущем. Если, по небрежности, фраза не была произнесена вовремя, то её можно произнести и позже.
201.   Парюра – (от французского parure — убор, украшение) — набор ювелирных украшений, подобранных по качеству и виду камней, по материалу или по единству художественного решения.
202.   Очередная литературная отсылка, на этот раз – к роману Уилки Коллинза «Армадейл». Один из героев романа, намереваясь скрыться, берёт себе имя «Озиас Мидуинтерт», ибо никому не придёт в голову заподозрить человека с таким невероятным именем. Уильям Уилки Коллинз (1824 – 1889 гг.) – английский писатель, драматург, автор 27 романов, 15 пьес и более чем полусотни рассказов.