Моя попытка кем-то стать – имеет место быть.
Но мой удел не просто быть, а что-то создавать.
Мне видится такая цель – гармония в душе
Один Небесный Менестрель
Её достиг уже…
Листая страницы дней
Ты пишешь на них стихи
Рисуешь крылатых людей
И отпускаешь с руки…
Они улетают в окно
И кружат над крышей твоей
И Бог один знает зачем
Ты рисуешь крылатых людей
У дерева на холме
Где сходятся две реки
Крылатые люди строят свой дом
И тоже пишут стихи
И эта тонкая нить
Невидима, как строка
Ещё не написанных книг
Не созданного стиха
Откуда у человека неистребимое желание летать?
Почему его так тянет в небо?
Откуда приходят стихи?
Он болен стихами
Он пишет на стенах
На кухне, в постели
И на полу...
С небес прилетают
Крылатые темы
И в зимнюю темень
Мешают уснуть…
Приходят и чертят
Крылом по бумаге,
Дождями по крышам,
Листвой по стеклу…
И застывают
В единственном шаге
От книжных развалов,
Лежащих в углу…
Казалось бы столько
Написано книжек,
Придумано песен
И сказано слов…
Он будто немножко
Становится выше
Чуть-чуть приближаясь
К основам основ.
А может действительно, человек рождён для радости?
А может действительно, цель поэзии – святость?
В любом случае у каждого свой путь.
Уехать ночью на вокзал
Купить в буфете кофе, рыбку с хреном
Пальнуть из пушек в небо залп
Своих надежд на перемены
Меня уже не тянет ввысь
Мне стало ближе кресло с пледом
Поэты продолжают жить,
Когда читают за обедом
Свой полугениальный бред
Соседу с лестничной площадки…
Забыв про сон, про целый свет
Ломают карандаш в тетрадке…
Поняв, внезапно, что-то про себя,
Про этот мир, про наше время
В миг исчезают навсегда
В далёких уголках Вселенной
И бородатый пилигрим
Тебе расскажет на Святой Горе Афон
О том, кто так тобой любим
В разболтанном магнитофоне
И ты уйдёшь в вечерний свет
И будет ночь, и будет утро,
И будет площадь Ла Файет
Стакан питья в кафе уютном
И будет долгий путь домой
И путь к себе, и путь к смиренью
И будет небо со звездой
А на окне букет сирени…
Ну а пока – ночной вокзал,
Остывший кофе, рыбка с хреном
И отгремевший в небо залп
Моих надежд на перемены.
Вот такие получаются листочки накануне Рождества.
Такие вот рифмы и образы… Прохладная ночь, зависшая в открытой фор-
точке… Шестой час утра. Скоро на работу. Сметать последние, в этом году,
листья с холодного асфальта…Я долгое время пытался кем-то стать, какое-то
время кем-то был…
И вот я есть! Дворник с большой буквы Д.
Я был когда-то хорошим художником
Но мои картины залиты дождиком
Хранятся где-то по частным архивам
Их никто не видит, пусть покоятся с миром.
Я был когда-то хорошим поэтом
Сочинял рифмы в письмах,
Посылал приветы
Вышивал листы нитью, золотою тесьмою
Как Атлантида они все под водою
Прерываюсь на этом трагическом месте. Писать автобиографический роман
по поводу своих стихов, рассказов и сказок я как-то не планировал, но тем не
менее он уже пишется.
Я написал роман! Затем напился пьян. Напившись, тут же и заснул…
Далее продолжать сей, достаточно абсурдный опус я не стану. Я вообще могу
прекратить писать, но… пишу, пока пишется. Вот и ладненько!
Мне давно был нужен предмет, который не будет умиляться или ругаться
со мной по поводу моего творчества, а будет спокойно и буднично фиксиро-
вать то, что в данный момент я думаю. Сейчас я просто пишу не думая.
В то же время думаю над тем, что пишу. И тут…
Тихонько звякнул телефон
Он трубку приподнял
И положил обратно
Надел пальто и вышел вон
Понятно???!!!
Дописался! Перерыв.
Закуриваю, глядя на ночной фонарь за окном.
Сижу, слушаю музыку.
Вспоминаю.
НАТАША.
Я любил её. Она пыталась меня полюбить.
Я люблю её до сих пор. Дай Бог, чтоб она до сих пор помнила о моей любви.
Она называла меня Лось. Я её Птица. Ей это нравилось. Когда все аргументы
в её пользу были исчерпаны, тогда она говорила: - Но…ведь я Птица!
Я верил и посвящал ей стихи и песни.
Мы когда-то были людьми
Теперь Я Лось, а ты птица
Как же нам встретиться?
Как же нам встретиться?
Как же нам встретиться?
Я устал не спать
По тебе страдать
Я устал в тёмном лесе
Лосем гулять
Надоело братцы
Бить деревья лбом
Я вчера сжег в печке
Двадцать пятый том
Своих стремлений,
Поползновений,
Амбиций, позиций
И прочей фигни
Иду к леснику
Звонить любимой Птице,
Которая летает где-то в дали…
- Привет! Говорю…
- Всё летаешь?
- Летаю…
- Ты знаешь, я всё бросил и хочу к тебе.
- Но ты, же Лось, а я Птица, понимаешь?
- Свободная птица в небесной стране…
- Но я тебя люблю!
И тут рога отпали
Вдруг выросли крылья
Я вылетел в окно
Мы встретились в небе
И долго вспоминали
О том, как людьми
Расстались давно…
Вот такая история.
Пока я писал, бегая Лосем и летая птицей, за окном выпал снег.
ОДИНОЧЕСТВО
Какое тяжеловесное, обречённое и вместе с тем чарующее слово.
Одна ночь. Один ночью. Вот и синее утро.
Пора на работу.
Я был поэтом
Теперь я грузчик
Таскаю в небе дождевые тучи
Взрываю в тучах заряды грома
Волную небо над штатом Оклахома
Небесный грузчик конечно знает
Где кто ползёт, кто, где летает
Не даст он даже ломаного цента
За сводку погоды гидрометеоцентра
А нет работы –
Он станет садовником
Выращивать розы,
Кусты шиповника,
Стричь газоны,
Дышать озоном,
Работы грузчиком ждать сезона
Сезона грома
Сезона дождей
Небесного шторма
Новых идей
Хотя нет более странного
Для людей,
Чем грузчик-поэт
Осенних, дождливых дней…
Вот и зима.
Можно рассказывать байки,
А можно придумывать притчи
Можно ходить в яркой майке,
Слушая переговоры птичьи
Можно податься в Канны,
Устроиться официантом
И разносить бутылки
Поить туристов своим талантом…
Привет, Вам, торговцы мечтою!
Радетели демократий
За Ваш секонд-хэнд, в который
Одеты мои собратья
Они ещё не устали
От лиц на афишных тумбах,
От одинаковых песен
Ритмов племени Мумба-Юмба…
И кто-то смотрит на звёзды,
А кто-то мечтает прорваться,
А кто-то поёт тихонько
Из тени своих резерваций.
А гастролёры в наш город
Привозят новые пьесы
Отелло там – богатый продюсер,
Дездемона – модная поэтесса
Рокеры пьют текилу,
Сталкеры ходят в Зону,
А барды после концертов
Скромно едят макароны.
Зима.
Я в метро, погреться.
Читаю надпись –
« НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ»
Лишь пропульсирует в окнах
Свет промежуточных станций.
Автобус на остановке,
Пять минут и я дома.
Меня уже умиляет,
Что на ужин опять макароны!
Включаю компьютер, си-ди проигрыватель, сижу, слушаю музыку, курю,
смотрю на мигающий курсор, начинаю писать. Один человек назвал мою
историю притчей. Не буду спорить, хотя сам считаю её сказкой. Итак:
Жила была Кошка и Мышка
И обе дружили давно
Всю ночь они книжки читали,
А утром глядели в окно.
А в книжках тех говорилось,
Что Кошка Мышке враг
Не помню, как это случилось,
Но, в общем, и стало так:
Мышка в норку, Кошка следом
И об стену головой.
В этих книжках не писалось,
Что бывает больно – «Ой!»
В этих книжках не читалось,
Между строчек, про любовь,
Но, однажды, Мышка сдалась
И явилась Кошке вновь…
Вот пришла и молча лапу
С коготками поднесла.
Говорит: - Пока скиталась
Я такое, брат, прочла…
Я такое, брат, читала,
Прищемивши книгой хвост.
Я узнала, что есть Люди,
Узнала, что жив Христос!
Я считаю, Бог – мгновенный луч,
Идущий от звезды.
Свет, которого из норки
Виден с самой глубины.
Я не помню ей названья
На обложке помню крест…
Вот такая Вам история
Отношений двух существ.
Вот такое положенье:
Книга, крест, два существа.
А в окне, сквозь отраженье,
Из небес глядит Звезда!
Опять пошли дожди. Весь снег смыло. На улице сырость и серость.
Лето, ау!
Бежал мышонок по траве
Ему так было надо
А тучка где-то в вышине
Несла земле прохладу…
Вот с неба дождичек упал
Листочек встрепенулся
Зазеленел и заблистал
И небу улыбнулся!
Поверь, чтоб лучше мир узнать,
Внимательней смотреть
Необязательно бежать,
Ползти или лететь!
Душа живая есть везде
От края и до края
В травинке, дереве, звезде
Везде душа живая!
Когда я пою эту песенку, у людей улучшается настроение.
Вероятно, я что-то в ней угадал, на какое-то время увидав мир по другому.
Когда пишешь стихи, основываясь на собственных внутренних
ощущениях, они не всегда бывают светлыми и чистыми.
Чаще в них присутствует сумбур и сумятица, иногда боль или
недосказанность.
Бывает, что толчком для писания служит некая ситуация, в которой
ты оказываешься в данный момент времени. Но приходится достаточно
серьёзно над ней потрудиться, прежде чем она перерастёт в отдельную
историю. У меня был период, когда я просто шатался по городу.
Раньше, практически при всех центральных, и не только, гастрономах
существовали кафетерии, в которых можно было попить кофе, при этом
глядя в окно, наблюдая окружающее как-бы со стороны и при этом
нечто, пописывая в блокнот…
Пить кофе и смотреть в окно,
Стоять и быть недвижным
Ложечкой, попав в осевший сахар…
Быть тихим, чуть заметным быть
И не престижным…
Уменьем замечать
Сквозь мельтешенье лиц,
Движенье глаз и череду машин –
Кусочек неба…
Будто взятый на прокат
С картин художника Моне…
Тебе и мне
Наше бесплотное существованье
Уже не кажется идиотизмом…
И, взглядом выхвачен из суеты,
Центральный арт-салон,
Забитый под завязку
Местным модернизмом…
В руках у проходящей Анны Керн – цветы
Должно быть за углом остался Пушкин…
А я пью кофе и жую ватрушку,
Проходит мимо ГЕНИЙ ЧИСТОЙ КРАСОТЫ!
Счас обернётся, подаст знак:
- Привет!
Куда-то денутся очки, появится лорнет –
Я на балу!
Но, блеском эполет
Меня затмит Андрей Болконский…
Но, я, то помню: Пушкин за углом.
У Пушкина, конечно, пистолет…
- Оревуар, мадам!
И дамы нет.
Исчез лорнет, опять очки,
Остывший кофе,
Зимний гастроном…
Как не крути, а жизнь
На половину будет сном.
Вопрос в другом,
В том, что украсит
Эту половину…
Занавес.
Конец очередного акта.
До встречи!
Выкинуть и забыть! Любовь, встречи при Луне, поцелуи и объятия.
Она осознанно пытается поломать мне жизнь. Куда уж больше?
Выкинуть и забыть…
Ты была обнажена
В пистолет заряжена…
Было, всё было и опять начинает повторяться. Спасибо, не надо!
Пропою небу стишок
Бог пошлёт копеечку
Зжав копейку в кулачок
Я затеплю свечечку
За душу свою грешную
Не всегда успешную
За жизнь мою суровую
Далеко не новую
Судьбу свою грядущую
И время, что отпущено
За Любовь Вселенскую,
Бедолагу Ленского,
Пушкина, Ахматову
И за Христа…распятого.
Мне трудно представить Рай
Мне трудно представить Ад
Мне трудно представить Бога,
Когда он грустит или рад…
Мне трудно представить Время,
В той точке, где его нет…
Мне трудно представить Мир,
В котором кончился Свет…
Мне трудно представить душу,
В которой нет доброты…
Прилив и отлив океана
Под влияньем Луны…
Об этом написаны книги,
Об этом снято кино,
Но…у меня есть молитва,
Лампа, стол и окно.
И у меня есть чувство то,
Что Господь где-то здесь!
И у меня есть страх,
Что Ад где-то тоже есть!
Но во мне бьётся сердце,
В котором теплится свеча.
В душе тайная дверца
Она не заперта…
И если наступит время,
Когда тебе станет темно
Ты помни, что Божие Имя -
Луч Света, пронзивший стекло…
Пусть у тебя будет вера,
Ясность ума и любовь,
Ведь все мы – Господне Тело,
Ведь все мы – Христова Кровь!
Я вёл образ жизни тихий и неприметный.
Как-то утром я встал, налил воды в стакан,
Поставил в воду ветку,
Сломанную ветром накануне праздника Пасхи…
Утром ветка расцвела, сие было прекрасно!
Но я покидал свой дом.
Одно было жалко в нём.
Это расцветшую ветку.
Перемена точки пространства, к которой привык, всегда рождает
новые впечатления, эмоции, чувства, хотя и является достаточно
болезненным процессом. Время от времени это делать необходимо.
Появляется возможность переосмыслить многие вещи, как в себе,
так и вокруг себя. Резерв времени не бесконечен, но торопиться
тоже не следует. Я считаю, что во всём должна присутствовать
гармония. Если она исчезает, становится втройне труднее.
Терпение и смирение – вот качества, достигнув которые человек
способен преодолеть свои внутренние противоречия.
Что-то во мне подрагивает
В мыслях моих поскрипывает
Перестаёт меня радовать
В сердце моём действительность
Нервы мои капроновые
Думы мои неоновые
Тонкая и дрожащая
Внутренняя гармония…
Остановись, успокойся, притихни!
Тайная жизнь укрощенья стихии.
Восстанови светлые линии
Ныне и присно,
Во веки веков,
Аминь.
Мы пишем какие-то песни
Мы брачные танцы пляшем
Мы каждый на своём месте
Давно без вести павший
Пусть нас убеждают в обратном
Согласен, что жизнь прекрасна!
Ты купишь билет в плацкартный
И выйдешь в Поляне Ясной
И встретишь графа Толстого
И спросишь: - Почём фунт лиха?
А он тебе скажет: - Клёво,
Пока в небесах – тихо!
Пока не грянули вести
О наших бессмертных душах
Давай-ка пропой песню,
Чтоб не наступила суша…
Чтоб не иссякла речушка
С живой родниковой водицей
И чтобы у церкви старушка
Могла бы за нас помолиться
Прошу, милосердный Боже,
Внемли её тихому зову.
А мы, с твоей помощью, сможем
Вернуться домой с Новым Словом.
Как давно я ищу это Новое Слово. Я чувствую, вот-вот и дверь откроется.
Но за поворотом новый поворот, дорога петляет, расходится, множится.
Постоянно приходиться делать выбор, а иногда и возвращаться к началу.
Оставляя позади километры,
Огибая под углом кинотеатры
Мы спускаемся в свои лабиринты,
Мы встречаем своего Минотавра.
Мы окапываемся на высотках,
Мы кидаемся с ломом на танки!
Мы стараемся петь о высоком,
А выходит всё поём о Таганке…
Только птицы всё также летят на Юг
И весной прилетают обратно.
Ну а мы всё глядим на Солнца круг,
Нас тревожат на Солнце пятна…
Оставляя позади километры,
Огибая под углом кинотеатры,
Мы спускаемся в свои лабиринты,
ПОБЕЖДАЯ СВОЕГО МИНОТАВРА!
Нагрянул и прошёл Новый Год. Выпал свежий снег. Написалась история.
Плюшевый медведь,
Кукла, да клоун –
Старые друзья
Под новогодней ёлкой…
Вот уже и год наступает новый
А с тобой медведь,
Кукла, да клоун…
Гости разошлись по своим квартирам
Не тронув поднос с нарезанным тортом…
Выключив концерт в телеэфире
Ты зажжёшь ночник,
Зашторив окна…
Помнишь, он назвал тебя – любимой!
Помнишь, подносил цветы и подарки.
Ты теперь одна в своей квартире
Плачешь над романом писателя Ремарка…
Где-то далеко, этой же ночью
На столе поэта чашка с чаем.
На листе, под лампой,
Рождаются строчки
О том, как мы любимых
Вновь обретаем.
Прозвенит звонок
Бог весть откуда.
Вздрогнув, ты поднимешь
Телефонную трубку…
- Здравствуй, не грусти.
- Я тебя целую…
- И ещё люблю…
- И скоро буду!
Крылья намокли
Над городом дождь…
Ангел присел на скамью.
Стал наблюдать,
Как в ближайших домах
Стекает вода по стеклу…
Взглядом окинув
Бетонные стены
Он посмотрел на карниз…
Там, наверху, стоял человек
Перед прыжком вниз…
Что-то держало его на краю
И не давало шагнуть…
Это был ангел,
Сидевший внизу,
Взглядом закрывший путь –
Шаг в никуда,
Рывок в пустоту,
Может быть даже в ад…
Тот человек вспоминал свою жизнь,
Время, вернув назад.
Вид городов,
Лица друзей,
Подлость, измену, страх…
Ночь опустилась,
Дождь перестал,
Окна зажглись в домах…
Он всё стоял,
Зажмурив глаза,
Бога моля об одном –
Если он сможет,
Чтобы послал
Ангела с мокрым крылом…
Вот и Рождество. Снег, мороз, вино и песни.
Сидел, сочинял и, как отрубило,
Отгремело, обрушилось невесть куда,
Накатило, засыпало снежной лавиной
И стихи, и песни, тебя и меня…
И мы кружимся в ночном пространстве
Частицами снежными под фонарём.
Мы стали холодными,
Перестали быть нежными,
На землю падаем голубым серебром…
А утром оттепель,
Мы талыми водами,
Подземными реками,
Поспешим в водосток…
И год от года мы,
И век от века мы,
Если будем поэтами –
Превратимся в снежок…
Вокзалы, переезды, передвижения.
Место куда приходят и откуда отправляются поезда особым образом
воздействует на меня. Обозначу это воздействие на человека, как
РЕЖИМ ОЖИДАНИЯ ПЕРЕМЕН.
Всего-то чуть-чуть
И ты изменился.
Всего-то немного прошло
С тех пор, как ты есть.
Всего-ничего
И, вдруг, мир накренился
Всего-то чуть-чуть
И ты там,
А не здесь…
Проснёшься внезапно,
В поезде, ночью…
Увидишь в окне
Незнакомый вокзал
И лбом к стеклу
Прижавшись молча
Услышишь, как кто-то
Во сне прошептал
О том, что чуть-чуть
Всегда не хватает.
О том, что всего-то
И надо чуть-чуть.
Всего-ничего…
И состав пребывает
В кромешную рань
На объявленный путь…
И мы умываем
Вагонные лица
В стальном кабинете
Защёлкнув замок.
А после, с постелью
Сдаём проводнице
Исписанный ночью,
Помятый листок…
О том, что чуть-чуть
Это целая вечность,
О том, что сегодня
Немного, чуть-чуть
И наступит вчера…
И, что лишь у поезда
Есть бесконечность,
Когда он идёт
Ведомо куда…
Отгрохочут поезда, закончится путешествие. Мы возвратимся
в свои дома, вспоминая то, что было с нами и со спокойным сердцем
ожидая то, что будет происходить.
Я позвонил одной знакомой поэтессе,
Хотел возвышенно признаться ей в любви…
Она мне с ходу о проблемах в ихнем ЖЭСе,
Что там начислены квартирные долги…
И, что никто давно ей не поможет
Ни царь, ни Бог и ни какой-нибудь герой…
И, что её коварное желанье гложет-
Расстаться с этой жизнею земной!
А под окном темнела новостройка,
Под ветром блямкала какая-то труба,
А я её просил быть волевой и стойкой
И подождать хотя бы до утра.
А я всю ночь рассказывал ей сказки
Про то, как хорошо живётся под Луной!
А нужно было дать немножко ласки
Обычной, человеческой, простой…
Я обещал ей принести клубок и спицы,
Чтоб зимним вечером она могла вязать.
Я спел ей песню про Лося и Птицу,
А о любви так и не смог сказать…
Вся моя жизнь – иллюзия движенья
Потерянных и обретённых слов…
И признавался я в любви без напряженья
Лишь тонкой книжечке её стихов.
Тоненькая такая книжечка. Называлась она – « На извозчике едет Алёшенька». Её подарила мне Лена Казанцева. Стихи попросила переписать
себе в блокнот. Да всё как-то недосуг.
Кто я? Обычный человек
Конца двадцатого столетья
Шагнувший в двадцать первый век.
Родился я в одной стране,
Потом я наблюдал другую…
Как все участвовал в игре
Попутно девушку целуя.
Мне было интересно всё,
Где скрыта хоть какая тайна…
Во мне предчувствие росло,
Что мир наш создан не случайно.
Я выстроил систему координат
И, возгордившись собственною ролью,
Упёрся головой в квадрат Малевича,
Вместо иконы…
И я попал в тенистые миры,
Я соскребал руками звёзды с неба,
Ко мне являлись ангелы – врачи,
Показывая мне, где быль, где небыль…
И я воскликнул: - Отче, помоги!
- Изыйди бес! И он разжал объятья
И до поры, до времени, исчез,
Чтоб дальше видеть свет
Мог продолжать я…
В моей жизни бывало всякое. И такое тоже было.
Случалось попадать в лапы тёмных сил, а потом трудами и молитвами
вырываться, выкарабкиваться оттуда… Это особенно сложно, когда:
Мой творческий демон
Живёт в моей комнате
В нише, за дальней стеной…
Мой творческий демон
Бессонною ночью
Успешно питается мной…
Мне ясна его суть,
Мне надо уснуть,
Но приходится встать,
Начинаю писать…
И творческий демон
Танцует на грани пера
Я уже это он,
А он это я…
А Господь наблюдает
Падение в бездну листа
И, сжимая плечо,
Призывает опомниться!
Я молюсь…
И перо выпадает из рук.
Наступает рассвет,
Завершив демонический круг…
А при свете дня
Демона игра – бред…
А при свете дня
Демона пропал след…
А при свете дня
Полуночный лист – чист…
А при свете дня
Бог поймёт меня
И, надеюсь, простит…
Наступил праздник Крещения. В храмах освятили воду. Пошёл, набрал
три пластиковых бутылки. Добавляю понемножку в воду для чая.
Завариваю крепкий чай. Пью. Пишу. Слушаю Леонарда Коэна.
Дедушка поёт о любви. Трогательно, чувственно, нежно.
А что у меня? Так, эпизоды.
Сигареткою табачной
Тлела жизнь внебрачной связи…
Приходила, уходила,
Унося цветочек в вазе.
Глянув в зеркало гостиной,
Тренькнув клавишей паркета,
Оставляя чуть туманный
Ощутимый запах тинный…
Тех духов одно забвенье –
Дым флакона в позолоте…
Тел древнейшее стремленье
К единению в полёте…
Так, прошло твоё касанье.
Я – другой, портвейн в стакане.
Лишь бутылочка духов
О тебе воспоминанье…
Ты говоришь, что Бога нет,
В меня метнув лукавый взгляд,
Что жизнь проходит,
Хочется напиться,
Что даже если он и есть,
То он во всём и виноват!
Мне остаётся лишь одно –
За твою душу помолиться…
Ты говоришь – любовь ушла
И не воротится назад,
Что никуда без денег не пробиться,
И, что конечно Бога нет
И после смерти пустота!
Мне остаётся лишь одно –
За твою душу помолиться…
Ты говоришь,
А я молчу
И лишь тихонечко молюсь.
Вдруг ты притих,
И произнёс с улыбкой -
Мне не понять такую вещь,
Что Бога нет,
А чудо есть!
Быть может здесь
Какая-то ошибка?
Ведь в том, что падает зерно,
А после прорастет росток…
И в том, что небо над тобой…
И в том, что есть воды глоток…
Я наблюдаю в этом чудо.
И, что, казалось, нет любви?
И вот почувствуешь любовь!
Из ничего?
Из пустоты?
Из ниоткуда?
Ты сам себе задал вопрос…
Дай Бог тебе найти ответ…
Дай Бог не повторить пути Иуды…
И то, что так произошло,
И, что ещё произойдёт,
И в том, что происходит – чудо!
Всю ночь валил снег, ездят трактора, у них аврал. Завтра…вернее уже
сегодня утром у магазина мне самому предстоит на время уподобиться
трактору…
Когда-то давно, спускаясь на эскалаторе Киевского метро, я услышал
тихую, проникновенную мелодию. Потом увидел и музыканта в соломен-
ной шляпе и белой, шитой красными петухами рубахе с дудочкой в руках.
Он ехал в толпе людей, поднимавшейся по встречной линии, играя мотив.
С тех пор я видел многих музыкантов, слушал их музыку и песни,
сам долгое время играл в переходах, исполняя тексты, скажем так –
достаточно экстравагантного содержания. И по собственному опыту,
и по рассказам самих музыкантов знаю, как такие истории могли
закончиться.
Под окном грохочет трактор,
Разгребая мокрый снег…
Став в метро, на эскалатор
Едет странный человек.
Он играет на гармошке,
Громко песенку поёт
Обо всём, что было с нами
И, что будет, наперёд…
Он поёт, что жизнь достала,
И, что доллар лезет вверх…
И о том, что пьедесталу
Равнодушен человек,
Что кругом смурные лица,
Что убрали все ларьки
И, что нечем похмелиться
И, что встал не с той ноги…
Наверху его встречает
Бодрый милиционер
Предлагает выпить чаю
И: - Спасибо за концерт.
Мол, давно не слышал правды
О стране, где мы живём…
Предлагает сыграть в нарды,
Разделив служебный стол.
И до самого закрытья
Этой станции метро
Из ментовки будут литься
Песнопения его…
А потом пребудет доктор,
С ним два дюжих молодца
И доставят его в место,
Где сплошная тишина…
Он заснёт, ему приснится
Полуночное метро
И, что он куда-то мчится
И, что всё кругом – не то!
И, что рядом ходят люди,
Наблюдая блеск витрин…
И о том, что с нами будет
Знает только Бог один.
Писал и ужасался тому, как нелепо выглядит повествование напечатанным.
Как много в нём примитива, повторений и ерунды.
Самоуверенным, самовлюблённым идиотом,
Представ пред публикою, я пытался петь…
И люди говорили: - Это что-то!
Мне оставалось лечь и помереть…
А я, распушив хвост, расправив перья
Тупым павлином с гордостью внимал
Всем этим словесам, всем звукам дивным,
Которыми себя я окружал…
То я считался выходом из правил,
То был религиозен, как монах…
В итоге – творчество своё оставил,
Чтоб запереться в четырёх стенах…
Там от одной стены всего два шага,
А до другой не больше четырёх…
Ходил, пил чай, курил, марал бумагу,
То снизу вверх, то сзади поперёк…
Когда же израсходовались стержни
И все переломались грифеля,
Я наконец-то понял, что повержен.
В огне горела рукопись моя.
И я смотрел без горечи, без злобы,
Как в пепел превращаются листы,
Потом топтал декабрьские сугробы,
Лопатою, тревожа снежные пласты…
Вслед за пером забросил и лопату,
Чтобы картину маслом написать
Свою мечту в формате чёрного квадрата,
Квадрат снести на рынок, и мечту продать…
Но там и без меня полно соблазнов:
Берёзки, котики, цветочки, водопад,
Бокалы, женщины, билеты с водокачкой…
И нате, здравствуйте! Моей мечты квадрат.
Да на фиг вам такое вот искусство???!!!
Я спички приготовил и бензин,
Поджёг квадрат, и… появилось чувство,
Что я избавился от всех своих картин…
Когда сюжет поэту не явился,
То перед ним последняя стезя…
Поисписался он, поизносился,
И начал перекраивать себя…
Ломать – не строить, но приходиться смириться
Коль строить нечего, приходиться ломать
Уничтожать, сжигать, порой напиться…
А, протрезвев, на исповедь бежать.
Храни Господь своих сынов заблудших!
Прими их покаянье и прости…
Дай сил дожить до дней лучистых, лучших
И чистых, в ожидании весны.
В четырёх стенах
Десяти мирах
Сто велений
Сократив до трёх
А потом до одной
Сто вселенных
Пустота уйдёт за край листа
Вслед за секундной стрелой
После поворота вокруг оси
В одной из ста вселенных
Родится покой…
Этот покой станет стеной от суеты сует
Сто вселенных дороже ста золотых монет
Дороже Солнца, дороже звёзд, дороже дороги к ним
Этот покой только Божьей рукой
В сотую долю ритма восстановим
Вечностью он отмечен
И бесконечен он
Слышен негромко, ясен, далёк,
Как колокольный звон
Плотность воздуха пронизав, подойдёт
Верю ему
И знаю
Чудо произойдёт…
ПАМЯТЬ ЛИСТА
Он работал зелёным листом на дереве в парке.
Будучи исправным, деловым листом, каких много было вокруг.
Но ему казалось, что именно он приносил дереву больше солнечного
тепла и света, чем другие. Он не злорадствовал, когда гусеницы,
устраивая порчу древесной собственности, вредили другим листьям.
Он исправно нёс свою службу. Рос, зеленел, когда надо шелестел,
и не зря получал свою зарплату в виде дождевых капель.
Но пришла осень, и его уволили.
Он не стал разбираться за что, он просто медленно опустился на землю
и целиком отдался во власть судьбы – ворчливой дворничихи.
- Осень, великая депрессия,- прошуршал лист, глядя, как толпы
ему подобных сметаются в кучи…
Шло время…
Он начал казаться себе мудрым и старым.
Видя, как запылали костры в парке, он подумал что-то об инквизиции.
Много открытий сделал старый, мудрый лист.
Одно из них было такое: - Осень вестница кремации чувств…
И, как ни странно могло показаться со стороны, он не черствел душой.
Он по-прежнему был таким, каким помнил себя в день увольнения
с работы. Красно-жёлтым кленовым листом…
Таким его и нашла девочка.
С тех самых пор он служит закладкой в толстой книге и получает зарплату
касаниями рук. А ночами он читает книгу, в которой лежит, или вспоминает
своё дерево, дождевые капли и солнечный свет.
АДОВО КОЛЬЦО
Его имя? Да небыло у него имени.
Он только пробовал что-то писать о любви и расставании…
Последняя запись в его блокноте выглядела так: « Приехала моя любовь».
Собрав полный чемодан своих рукописей, он мчался в грохочущем
трамвае на окраину города. Он верил и надеялся на то,
что она приехала ради него, что она вытащит его из этого тёмного, сырого
города, поливаемого дождями вперемешку с мокрым снегом.
« Бог есть любовь», вспомнил он строчки Евангелия, почему-то как раз
в тот момент, когда двери трамвая с лязганьем распахнулись на конечной
остановке. Дальше было кольцо…
Пройдя немного и завернув за угол, он был внезапно ослеплён
фарами такси, которое, вынырнув из подворотни, промчалось мимо,
едва не сбив его с ног.
«Она вернулась!»
Он побежал. Чемодан больно бил по ногам. Подъезд, лестница, нужный этаж.
Дверь. Отдышавшись, позвонил. Тишина. Ещё звонок. Стук сердца болью
отдавался в голове. Краем сознанья он понимал. Тут что-то не так…
- Кто там? - спросил незнакомый женский голос. Он назвался…
- Уходите, я вам не открою… - был ответ.
Внезапно проснувшееся радио
загремело гимном и сообщило, что уже двадцать четыре часа.
Кинув чемодан под дверью, он стал спускаться вниз по лестнице.
Огромная белая Луна неподвижно зависла в не мытом окне подъезда.
Он хребтом почувствовал того, кто может его ожидать…
Выйдя на кольцо, он увидел трамвай, шестёрку, и чёрную фигуру
в мерцающем бледным неоном салоне…
« Вот кому можно предложить свою душу…»
Он стал стучать в двери трамвая, он умолял подобрать его, он говорил
о потерянной любви, бездарно потраченной жизни, проклиная себя, время и
страну, в которой родился…и…
Трамвай дёрнулся.
Позванивая, загрохотал прочь, поблёскивая тёмно красными боками
в свете ночных фонарей, увозя прочь одинокого пассажира…
И, слава Богу…
« Ведь для меня – мука писать. Это сродни выдавливания геморроя…
…журналисты, бабы эти бесконечные…вынешь из души мерзость, они
и жрут эту мерзость».
из монолога « ПИСАТЕЛЯ», фильм «СТАЛКЕР» , реж. А.Тарковский
Сталкер уходит в Зону
В Зоне другая жизнь
В Зоне свои законы
В Зоне простая мысль
Там СЛОВО – чисто и ново,
Там БЕГ – переходит в шаг,
Там ты с облаками вровень
И ниже любого цветка
Любовь там блуждает в травах,
Без веры там пропадёшь,
Надежду не вставишь в раму
И славы там не найдёшь…
И всё, что ты слышал раньше,
И всё, чем ты жил и дышал –
Осмыслишь, продолжив путь дальше
Дай Бог, чтобы ты не упал!
Как каток накатил – Бог
Я распластан, раздавлен, разбит
У меня заболел бок,
Там вчерашнее пиво бурлит
Я ночами палю свечу
На икону гляжу и молчу
Её ласковый, нежный лик
Смотрит в сторону
Я – сник
В тёплом свитере спать слёг
У души, над душой Бог…
Сигареты кончились внезапно. На половине строки. Набиваю трубку остатками. Пять утра. До ближайшего магазина пару километров…
Придётся лечь спать. Не могу. Собираюсь, одеваюсь.Час тупо сижу..
Включил телевизор. Какая какая-то муть. Шесть утра. Выхожу из
Подъезда. Пьянею от свежего воздуха. Слава Богу – час без табака.
Еду на вокзал. Смотрю в забрызганное окно. На тихих, аккуратно
одетых людей, слушаю музыку из кабины. Маленькое приключение.
Счастлив.
Дым. Огонь. Пепел. Огонь, дым и опять пепел…Пишешь, ищешь
нужное слово, мучаешься, страдаешь, а часики тикают себе тихонько,
жизнь проходит, а в душе, как не было мира, так и нет…Только иногда,
когда падает снег, только ранним летним утром, когда впереди поход
на озеро с любимой девушкой, катание на лодочке…Мороженое
«Каштан» на палочке, да чашечка крепкого кофе в летнем кафе…
Всё это, и ещё многое другое, всё это линия жизни, которая
Может внезапно закончится сигаретой с оплавленным фильтром…
«… брошенный тем, кто хочет
умереть молодым», как пропел поэт…
Вся его жизнь, как одна красивая грустная песня, впрочем, как и моя…
Письмо президенту республики от старого и больного еврея Миши Кацмана.
Уважаемый господин президент, у нас не Израиль и, Слава Богу!!!
Хочу от всей души поблагодарить Вас за то, что Вы – есть, а нас нет.
Нас, для Вас – Нет, хотя вы так упорно заявляете, что Вы ДЛЯ НАС ЕСТЬ.
Спасибо, что полно жратвы в магазинах. Вот я сказал Вам спасибо, за то, что
вы говорите, ПОЖАЛУЙСТА, У НАС ВСЁ ЕСТЬ. На счет ВСЕГО – не знаю,
не берусь судить, но я знаю одно, ЧЕГО МНЕ НАДО, У МЕНЯ НЕТ.
А у меня ничего нет. Крыша – течёт, в подвале живёт какой-то человек, которому я отдаю пустые пивные бутылки. Он знает, что с ними делать –
ПУСТЫМИ. Я знаю, что мне с ними делать – ПОЛНЫМИ.
Спасибо, что вовремя выплачиваете мне пенсию по инвалидности, которую я получил в когда-то Советской Армии, в КОГДА-ТО СОВЕТСКОМ Союзе, который вы так хвалите. Но у нас давно не Союз, та, что Ваши похвалы пусть оценят те вожди, которых наше либеральное общество предало анафеме.
Будто они могли это сделать тогда, Иуды. Я вот о чём Господин Президент.
Я, конечно, понимаю, что Ваша ценность БЕСЦЕННА. Вы один знаете КАК НАДО. Я понимаю, что умрет Кацман – никто и не заметит, но если (не дай Бог) ваш самолет не так приземлится, допустим, где-то под Смоленском,
и Вас не станет, ЭТО БУДЕТ Вещь посильнее «Фауста» Гёте.
Как же МЫ БЕЗ ВАС? Убогие, больные, немощные. Ведь мы постоянно чувствуем Ваше внимание. Для тех, кто ездит на колясках, есть специальные
автобусы, дорожки и подъёмники. Конечно НЕ БЕДА, ЧТО МЫ ИМИ НЕ ПОЛЬЗУЕМСЯ, беда в другом - ОНИ ПОЛЬЗУЮТСЯ НАМИ. Вот вы пробовали спуститься в коляске в метро, а потом выйти на нужной станции?
Войти (с грехом пополам) может быть и можно, но выйти никак. Это чем-то похоже на Вашу ситуацию. Войти, Вы вошли, а Выйти НУ НИКАК!
Очень хорошо, что Вы получаете удовольствие от своей работы, очень хорошо, что у меня хоть что-то есть но…
Дальше не буду. Придёт кто-то другой, а Миша Кацман, как был НЕСЧАСТНЫМ, НИЩИМ, И БОЛЬНЫМ, так им и останется,
Кто бы ни был у власти, хоть сам Вельзевул. Засим прошу об одном:
помните, что где-то там внизу, под протекающей крышей живут ВОТ ТАКИЕ
Миши Кацманы, Лёши Ляпины, Ляпы Лёшины…которым просто достаточно того, что они пока ЖИВЫ. Засим благодарю за жизнь и желаю здравствовать.
Искренне Ваш Миша Кацман.
(Привет супруге и сыночку)
Долгие Лета Вам, сахарный Вы наш.
Письмо президенту республики от старого и больного еврея Миши Кацмана.
Уважаемый господин президент, у нас не Израиль и, Слава Богу!!!
Хочу от всей души поблагодарить Вас за то, что Вы – есть, а нас нет.
Нас, для Вас – Нет, хотя вы так упорно заявляете, что Вы ДЛЯ НАС ЕСТЬ.
Спасибо, что полно жратвы в магазинах. Вот я сказал Вам спасибо, за то, что
вы говорите, ПОЖАЛУЙСТА, У НАС ВСЁ ЕСТЬ. На счет ВСЕГО – не знаю,
не берусь судить, но я знаю одно, ЧЕГО МНЕ НАДО, У МЕНЯ НЕТ.
А у меня ничего нет. Крыша – течёт, в подвале живёт какой-то человек, которому я отдаю пустые пивные бутылки. Он знает, что с ними делать –
ПУСТЫМИ. Я знаю, что мне с ними делать – ПОЛНЫМИ.
Спасибо, что вовремя выплачиваете мне пенсию по инвалидности, которую я получил в когда-то Советской Армии, в КОГДА-ТО СОВЕТСКОМ Союзе, который вы так хвалите. Но у нас давно не Союз, та, что Ваши похвалы пусть оценят те вожди, которых наше либеральное общество предало анафеме.
Будто они могли это сделать тогда, Иуды. Я вот о чём Господин Президент.
Я, конечно, понимаю, что Ваша ценность БЕСЦЕННА. Вы один знаете КАК НАДО. Я понимаю, что умрет Кацман – никто и не заметит, но если (не дай Бог) ваш самолет не так приземлится, допустим, где-то под Смоленском,
и Вас не станет, ЭТО БУДЕТ Вещь посильнее «Фауста» Гёте.
Как же МЫ БЕЗ ВАС? Убогие, больные, немощные. Ведь мы постоянно чувствуем Ваше внимание. Для тех, кто ездит на колясках, есть специальные
автобусы, дорожки и подъёмники. Конечно НЕ БЕДА, ЧТО МЫ ИМИ НЕ ПОЛЬЗУЕМСЯ, беда в другом - ОНИ ПОЛЬЗУЮТСЯ НАМИ. Вот вы пробовали спуститься в коляске в метро, а потом выйти на нужной станции?
Войти (с грехом пополам) может быть и можно, но выйти никак. Это чем-то похоже на Вашу ситуацию. Войти, Вы вошли, а Выйти НУ НИКАК!
Очень хорошо, что Вы получаете удовольствие от своей работы, очень хорошо, что у меня хоть что-то есть но…
Дальше не буду. Придёт кто-то другой, а Миша Кацман, как был НЕСЧАСТНЫМ, НИЩИМ, И БОЛЬНЫМ, так им и останется,
Кто бы ни был у власти, хоть сам Вельзевул. Засим прошу об одном:
помните, что где-то там внизу, под протекающей крышей живут ВОТ ТАКИЕ
Миши Кацманы, Лёши Ляпины, Ляпы Лёшины…которым просто достаточно того, что они пока ЖИВЫ. Засим благодарю за жизнь и желаю здравствовать.
Искренне Ваш Миша Кацман.
(Привет супруге и сыночку)
Долгие Лета Вам, сахарный Вы наш.
Алексей Иной. Стихо-проза арт брют и аутсайдер арт
© Copyright: Алексей Иной, 2025
Свидетельство о публикации №225041401755
Свидетельство о публикации №225041401755
Рецензии