Толю Подлесного нашли

«Толю Подлесного нашли. В морге Николаева». – Только и слышу эту мамину фразу, только она мне звенит. По-украински Толю все звали «Только», с ударением на последний слог. Вот и еще одна струна оборвалась из моего детства. Оборвалась. Эхо слов пройдет и ничего не будет.

Толик, Анатолий Подлесный, мой кореш украинский. С ним я соседствовал, с ним я дружил, с ним вел откровенные подростковые беседы, накатывая в украинскую деревню на три летних месяца. Первая, после учебного года, встреча – какие слова мы говорили, не помню. Знаю, что очень взрослые. Он меня выманивал из избы свистом. Бабушка говорила: сиди, он позовет. И тут свист. Меня сдувало. Свист – это очень почетно, пацаны не входят в избу, им не положено. Общался с ним до моего последнего приезда в Вощилиху в 1989 году.

Проходил мимо раза два их нового дома в 2013 году, но его не застал, а вечером зайти не решался: темно хоть глаз выколи было на деревенских улочках, и на мопедах молодежь пьяная гоняет.

Кроме того, над Подлесными висела злая судьба. В 2013 году я видел его сына, четырнадцатилетнего хлопца на мопеде, точная копия своего бати 1986 года. А через несколько лет узнал, что он лишился руки (на пилораме?). Младший брат Толика Витя, Витько, спился окончательно и, кажется, попал в тюрьму или психушку. Старшие братья – о них смутно знаю, видел только одного. И тот, кого я видел, Саня, его жизнь превратилась в зияющую кровоточащую драму: они жили в Сумах, но он постарел, стал пить и руку поднимать на мать, а сын – в рамках самообороны или мести - убил своего отца.

Сколько помню Толю – сумрачный, спокойный, добрый и скромный парень. Не по летам взрослый. Фуражку заламывал, как Сухов из «Белого солнца пустыни», и носил набекрень. Она ему, белобрысому, очень шла. У Вити была взрослая кепка-восьмиклинка, скрывавшая половину его лунного лица. Это я был простоволосый, и мечтал непременно иметь фуражку как у Толика. Потом обзавелся кепкой алкоголика – бледной копией бейсболки. Толик был старше меня на год. После школы и ПТУ стал работать комбайнером. Для меня это полный восторг: школу только кончил, а уже рулит целым комбайном. Я тогда с ним катался уже на комбайне. Некоторые на мотоциклах, а Толик на комбайне ездит (хотя о мотоцикле мечтает). С этим инструментом никакое будущее не страшно. В 1989 году провожали Саню в армию, а на следующий год – идти Толику, а мне доучиваться в 10 классе.

Но началось другое время – о поездках на Украину не было и речи. Республика, в которой я имел честь встретить независимость, провалилась в блокаду, войну с соседней республикой. Мы хлеб покупали по карточкам, хлеб был из песка. Новая валюта не сулила ничего хорошего.

Кончил Толик служить – распался Союз, пали колхозы, деревни стали пустеть, но Толю ценили – уговорили остаться в деревне. Дали денежную работу, построили дом для молодоженов (мама рассказывала об этом уже после 1999 года, когда стала регулярно летать в Украину, одна, без детей). Все это не могло не вызывать восхищения – продолжение комбайно-тракторной специализации. Надо же, где-то соседей убивают, а здесь дома кирпичные строят для своих ценных работников.

В 2013 году, когда я впервые за многие годы навестил деревню своего детства, с рекой и лесом, я испытал страшный наплыв тоски, вперемежку с ностальгией. Мы с мамой жили в доме моего дяди Вали, я читал книги из его библиотеки. Умирал пес дяди Вали, маминого брата. Рассказ Нагибина о летнем отдыхе в деревне и прощании с прошлым. Дядя Валя к нам в Республику приехал в 2010 году, но полнотой армянской кухни насладиться не мог – страдал желудком. Потом оказалось, что у него рак. В марте 2011 он ушел. А в 2013 было невыносимо наблюдать, как умирал его пес. Он умирал от тоски по своему хозяину. Два года на привязи, два года ему подкидывали еду соседи, а в последнюю неделю он ничего не ел.

Тогда и открылась мне загадка села Вощилихи – она находилась на самой границе района, самая настоящая периферия. И автобус, в советское время ходивший два раза в сутки, он сворачивал со своего основного пути, что заехать в Вощилиху, а затем снова выезжал на асфальтированную трассу. В 2013 году автобусы уже не ходили – все ездили на попутных или на такси. Затерянная в лесах деревушка на 300 душ. Рядом была Басовка – с асфальтовой дорогой и совхозом, совсем другое дело, там есть дело и работа. А в Вощилихе не было порядочного пруда рыбу удить – ездили на велосипедах километров за пять, в другой район.

Село оказалось мне убогим и безлюдным – я действительно не видел людей на улицах, а те кто за двадцать лет мог бы что-то помнить, потеряли память, как баба Люда Круль. Я ее почитал красоткой бальзаковского возраста в 1989 году.

Что там Толик, как он там?

Я проходил мимо пустых строений колхозной фермы и тока – все заросло так, что и близко не подойдешь. Из двора Толи раздавался кассетный Михаил Крюк, Владимирский централ. Это его сын занимался хозяйством, самого не было дома. Он работал сейчас на лесозаготовках, километром за 20, как и его старший брат когда-то.

Сказать, что мне страшно было и за Толю, что всю свою молодость и всю свою жизнь он потратил на эту «страну моего детства», которая на деле была бесперспективным населенным пунктом, это значит покривить душой. Тогда мне было страшно за себя перед Толиком: не убьет ли он меня в пьяном разговоре. Во что он превратился, славный сумрачный паренек из восьмидесятых.

Говорят, в 2013 году он пил крепко. Но все пили – приходили домой в темноте, ужинали и выпивали свои полбутылки водки и отрубались. Такая жизнь беспросветная была у местных.

Видел жену его – продавщица в сельпо. Она зло протыкала меня взглядами – наслышана, что приехал друг его детства. И тогда своими взглядами предупреждала: не заходи. Да и как пойти, если он приезжает поздно, а на улицах вымирающего села тьма хоть глаз выколи. До колодца дошел – услышал выстрел. Сосед в темноте по лисам стреляет. Как тут дальше идти?

А на выходных мы поехали в Краснополье, к Виталику, брату моему двоюродному. Он погиб в первый месяц войны. А Толю не брали из-за возраста. И из-за того, что мужиков в селе вообще не осталось – ценные руки, ценная специализация – бронь была. Но у него не сложилось на семейном фронте. Что там было, я не знаю. Но на третий год войны он пошёл добровольцем и тайно сбежал от семьи. Исчез как-то тихо. А потом – сообщила мне мама из Еревана – Толика Подлесного нашли. Так это ее обрадовало. Вот Виталика до сих пор не нашли, а Толика по ДНК определили. Его, рассказывает мама, сначала в Ромны привезли, выставили на Аллее Славы. Там было прощание, отпевание и салют. И только потом в Вощилиху привезли.



понедельник, 14 апреля 2025 г.