Вагон первого класса

                Фельетон

     Летний отпуск я люблю проводить в деревне. Нигде лучше не отдохнёшь. Машину свою я продал и тем июньским днём середины девяностых годов в новой поездке на дачу был вынужден воспользоваться зелёным железнодорожным транспортом. В расписании Курского вокзала среди обычных электричек значился поезд-экспресс «Москва – Владимир». Обычной электричкой приходится тащиться до Петушков без малого три часа, а тут  вжик! – за час сорок будьте любезны, приехали! Но больше захватило меня любопытство: прежде я не ездил в поездах с вагонами трёх классов, да и не видел их. Возьму-ка, думаю, место в первом классе, хоть и дороговато. Ах, как хочется гражданину третьего класса проехаться в первом!.. Что такое общий вагон «рабочей» электрички и платформа для перевозки крупного рогатого скота, хорошо известно каждому россиянину, а вот с вагонами первого класса большинство людей знакомо только по романам. К тому же ждать отправления обычной электрички мне пришлось бы долго и напрасно. Видимо, в связи с ремонтными работами были отменены электрички этого направления вплоть до полудня. Мне же необходимо было выехать не позже восьми двадцати, иначе в Петушках я мог опоздать на рейсовый автобус «Петушки – Караваево», ежедневно отходящий от станции ровно в половине двенадцатого, а его следующий рейс, он же последний, был только через шесть часов, в семнадцать тридцать ровно.
     Что интересно: поезда отменены, а присесть негде. Капитализм, будь он проклят, на территории Курского вокзала тогда ещё не наступил: к человеку относились ровно так же, как и при социализме, дьявол его подери. Людей-то что собралось в зале пригородных касс!.. О-о-чередь!.. Видимо для того чтобы граждане отъезжающие не оказались в мучительной ситуации выбора, из семи касс работала только одна. За время до следующего шага в направлении окошечка можно было расслабить веки и досмотреть прерванный будильником ночной сон. 
     Когда подошла моя очередь, выяснилось, что билеты на поезд-экспресс оформляются только по предъявлению паспорта. Опасаясь потери или кражи, паспорт я никогда не носил с собой, а в глухой деревне он вовсе не был мне нужен. В растерянности вышел из очереди. Поезд до Владимира по паспорту! Хорошо ещё, что загранпаспорт не потребовали и открытую визу. И билеты не маленькие, а такие листы как на самолёт авиабилеты. Сумасшедший дом!
     Все четыре с половиной литра вспененной моим возмущением крови штормовым прибоем бились в висках. Что именно я тогда подумал о министре железнодорожного транспорта, я скажу только ему лично, только на ухо, только в отсутствие его адвокатов и телохранителей его тела!
     До очередного поезда оставалось с лишком два часа, и я был вынужден искать стоянку автобуса-экспресса «Москва – Владимир». Найти его было нелегко: указатели расположения платных общественных туалетов висели на каждом кондитерском ларьке, а указатели стоянок автобусов – как утащили на дрова беспризорники.   
     Нелегальная стоянка автобуса отыскалась за привокзальным сквером, где, судя по захламлённости территории и запаху, обычно ночуют люди бездомные вперемешку с задержанными здесь сильным опьянением или сериалами цветных сновидений. Проторчав в очереди за билетом около пятидесяти минут, положенных для хорошего сервиса, занял единственно бывшее свободным одиночное кресло над передним колесом за водительской кабиной. 

     Двигатель «Икара» выл натужно и зловеще, будто машина постоянно поднималась в гору, причём отвесную. Над ухом билось о стекло, привязанное к шнуру занавески, большое металлическое кольцо, лязг которого был далёк от весёлого звона валдайского колокольчика и не обещал сладкой неги дремотного пути. Серая панель с плафоном освещения и двумя индивидуальными дефлекторами кондиционера казалась физиономией инопланетянина с выпуклой шишечкой блестящего лба и грязными ноздрями. 
     Стоило мне прислониться к высокой спинке кресла, как она сорвалась с креплений и упала назад, а я рухнул на неё… на сидевшую за мной пожилую женщину. Ехать в тесной кампании с ней я мог бы долго, если бы привередливая гражданка не отпихивала меня коленями.
     Последовательность акробатических действий нашей цирковой группы была неизменной и повторялась всю дорогу. Я поднимал спинку кресла и, не прикасаясь к ней, в душевном напряжении охотника на тяге сидел на копчике. Когда же наступало полное онемение нижних конечностей, обрушивался на спинку кресла, кресло падало на гражданку, а забывшаяся в старческой дрёме бабулька вскрикивала, но тут же засыпала в обмороке испуга. 
     Пластикового ограждения кабины водителя не было, отчего могучая спина откинувшегося в своём кресле водителя казалась въехавшей в пассажирский салон. Прижатые друг к другу водитель, я и пожилая женщина со стороны могли показаться командой «тройки» бобслея, на бешеной скорости мчащегося по извилистому жёлобу трека. Причём первый номер всё время сосредоточенно курит «Приму» без фильтра, стряхивая пепел на второго номера, второй постоянно занят изучением устройства своего кресла, а третий то пьет валерьянку, то пихает второго в спину.
     Вот так, слипшимися, мы и ехали. Если бы водитель увидел наш спортивный «болит» в зеркале заднего обзора и потерял сознание от приступа смеха, мне было бы нетрудно заменить его за рулём, не вставая со своего кресла.
     За спиной водителя зловеще развевался на ветру клетчатый красно-белый флаг с символом «С» по краю и крупным ромбом с турецким полумесяцем в центре. На этом же крючке с флагом «Спартака» висели два махровых полотенца. Одно, видимо, тёмно-зелёное. Цвет другого вовсе не был различим под слоем грязи. Сдуваемые потоком ветра из бокового окна водительской кабины, они периодически падали мне на влажные от пота руки. Об индивидуальных гигиенических пакетах на случай приступа тошноты с последующей рвотой, обычных в салоне самолёта, приходилось только мечтать. 
     У грязного лобового стекла кабины лежала какая-то полуметровая железяка с четырёхгранной, выточенной на грубом наждаке загогулиной на конце. Рядом с загогулиной пылилась украинская соломенная шляпа с бледной ленточкой «Marlboro». Тут же стояла траурного цвета пластмассовая тройка коней, запряжённых в часы в виде кареты старого времени. «Русь, куда же несёшься ты?». 
     Шикарный пейзаж завершала наклейка над дверью салона с изображением жёлтого бритоголового «нового русского» с заложенными за спину жёлтыми мускулистыми око-рочками Буша, на голубой майке которого красовался белый прямоугольный штамп «NO PROBLEM».

     К чему я описываю это занимательное путешествие из столичного города в провинциальные веси? Исключительно ради констатации начала новой эры отечественной литературы. Функция писателя сегодня сведена к минимуму. Достаточно быть сносным стилистом, а выдумывать ничего не нужно. Любому образованному человеку теперь достаточно перемещаться по России, фиксируя свои свидетельства на диктофон или видеокамеру, и сразу по возвращении отправлять их в типографский набор или на художественный экран. Авторские права теперь должны распространяться разве только на определение жанра произведения и его название. Посчитает он собранный материал комедией или сатирой люди будут смеяться или хихикать, отнесёт к трагедии сокрушаться и рыдать, а назовёт романом до полуночи зачитываться, то лия блаженные слёзы, то блаженно улыбаясь, а после чтения очередной главы бережно класть книжку на прикроватный комод рядом с влажным от слёз платком.   
     Это, конечно, при условии, что только что вернувшийся из загородной поездки человек захочет читать или смотреть эту гадость. 

     Но всё-таки это была жизнь нескольких поколений людей последнего историческими событиями и человеческими страданиями равного эпохе десятилетия двадцатого века. Граждане перемещались по России из неустроенного социального пространства в пространство непостроенное в одном общем вагоне, который не был не только третьего класса, но и пассажирским.