Ангел Таша. Ч. 45. Сестра поэта

                «ПОЭТА ДРУГ, СЕСТРА И ГЕНИЙ МИЛЫЙ…»
               
                Вступление на http://proza.ru/2024/06/15/601

                Документально-художественные очерки
           о Наталье Николаевне и Александре Сергеевиче,
           их друзьях и недругах.
   
                Попытка субъективно-объективного исследования.
               

                И быстрою стрелой
                На невской брег примчуся.
                С подругой обнимуся
                Весны моей златой,
                И, как певец Людмилы,
                Мечты невольник милый,
                Взошед под отчий кров,
                Несу тебе не злато
                (Чернец я небогатый),
                В подарок пук стихов.

                А. Пушкин. «К сестре». 1814 г.
                ***

                «Поэта друг, сестра и гений милый,
                По сердцу ты и мне давно родня».

                П.А. Вяземский. «О.С.Пушкиной».
                ***
   
                «Пушкин  никого истинно не любил, кроме няни своей и своей сестры».

              Анна Керн. «Воспоминания» /Вероятнее всего, Анна Петровна имела в виду время до свадьбы/
                ***
 


      …Женские голоса в прихожей.

  – Проходите в гостиную! – приглашает Ольга Сергеевна.

    Отдав салоп и шляпку служанке, Мари Вяземская заходит первой. Миловидную, стройную, её прозвали в свете «хорошенькой дурнушкой" из-за  вздёрнутого носика, подаренного отцом.

          Следом вплывают Ташины сёстры с невообразимыми талиями и пышными оборками. 
       
       Петербургский осенний день едва просачивается сквозь шторы, и в настенных бра уже горят свечи.

       Гостьи садятся на неширокий диван. С любопытством Катрин и Азя оглядывают скромную обстановку.

    – Как здоровье Надежды Осиповны? – в голосе Мари тревога. – В Павловске, на даче, она была вполне здорова, весела. И вдруг...
 
    Ольга грустно вздыхает, нервно стискивая на груди  тонкий шарф. На её худощавом лице со знакомыми африканскими чертами уныние. Миндалевидные глаза (драгоценное наследство матушки, прекрасной креолки) потускнели.

     – Ах, Мари! Скажу правду! Маман давно уже страдает печенью. Всякие волнения ей запрещены! Но тут… – Ольга платочком промокает слёзы, – из Тифлиса пришло письмо от Лёвушки…

        Девушки с тихим сочувствием слушают горькие откровения:

      – Совсем недавно Александр заплатил за него 20 000 – родители слезно просили спасти брата! Но представьте! у Льва  уже новый долг! Он сообщил, что сидит без копейки, кредиторы грозят со всех сторон… Бедная матушка чуть  не умерла, когда прочитала это письмо, у неё разлилась желчь.
 
     – Боже! – невольно восклицает Азя. – А что же Сергей Львович?

   – Он из деревни получил всего тысячу рублей, но и от них через неделю ничего не осталось! Его теперь чёрные мысли одолевают… Он только плачет и вздыхает, жалуется всем, кто приходит и кого он встречает…

   – На нас тоже напали все, – напоминает Катрин, – ругают,  отчего свекровь у нас не остановилась. Но ведь у подруги ей гораздо удобнее! Нет суеты, как в нашей квартире, где трое взрослых и трое малых детей, прислуга, няньки, кормилица!

     – Конечно, госпожа Княжнина – друг детства, и это приятнее, чем сноха, – соглашается Ольга. – Я  приехала сразу, как только узнала о несчастье. Сняла эту квартиру. А Натали прислала врачей. Сейчас матушке гораздо легче. Но доктор Спасский не утешает, и брат верит больше ему, чем Рауху. До вас уже, наверное, дошли новые слухи?

   – Не дошли – добежали! – Азя возмущённо поджимает тонкие губы. – Сестру упрекают, что у неё ложа в театре и что мы так элегантны, когда родственники в ужасном положении. Вздорные люди!... Нам что же? Растрёпами теперь являться?! А ложа в театре – тётушки Катерины Ивановны!

    – Мне рассказали, – Мари невольно понизила голос, – что князь Голицын назвал Александра чудовищем…

     – А меня жестокосердной дочерью… – У  Ольги вновь на глазах слёзы.

    – Это ужасно! – всплескивает руками Катрин. – Как можно так бессовестно, злобно клеветать?!

       Помолчав, она приоткрывает тайну:
 
     – Наташа не пришла: она в жалком состоянии! Снова на сносях, денег нет. Написала она матушке в Ярополец, просила помочь – высылать хотя бы двести рублей в месяц… внукам. И что вы думаете? Отказ! Дескать, плохо  с финансами. Я уж и брату об этом сообщила, – фыркнув, Екатерина отворачивается к окну, но потом всё же заканчивает мысль: – Нынешняя зима будет для сестры нелёгкой!

   – Но не для нас! – Азя не сдерживает эмоций. – Право, стыдно, что мать ничего не хочет для нас сделать, лишь ограничивается советами, которые ей ни гроша не стоят и не имеют никакого смысла!

       Забыв о грусти,  Катрин тоже улыбается:

      – Балов будет больше, чем когда-либо! Все дни недели у нас уже распределены. Ах, Оля! Как бы не сглазить. Теперь, когда нас уже знают, всё время приглашают танцевать… Ни минуты отдыха… Мы возвращаемся с бала в дырявых туфлях, чего в прошлом году совершенно не бывало.

    Ольга Сергеевна слушает эти хвастливые признания, и невольная грусть прокрадывается в сердце. Ах, Олечка! Ей-то не до балов: и матушка больна смертельно, да и самой почти сорок… А Сашины свояченицы щебечут беззаботно:

    – …Никто уже не осмеливается наступать нам на ноги. Самые гордые дамы, которые в прошлом году едва отвечали на поклон, теперь здороваются с нами первые.

    Александрина вторит сестричке с не меньшей гордостью:

   – А ещё мы каждую среду катаемся верхом у Бистрома. Послезавтра большая карусель, конные состязания. В нашей компании будут самые модные молодые люди и самые очаровательные  молодые особы. Хочешь знать, кто это? Кроме нас – Мари и Софи.

     – А молодые люди?

     – Примерный молодой человек – Пётр Александрович Валуев!

       Азя с улыбкой смотрит на зардевшуюся Мари. И вправду, через полгода Валуев станет министром иностранных дел и её мужем!

   – Ещё: Андрей Николаевич Карамзин, брат Софи. И Жорж Дантес, красавец кавалергард.

      Лукавый взгляд на Екатерину. Смуглые щёки Коко тоже покрываются  румянцем…

    Тем же вечером в письме старшему брату сёстры повторили эти новости о своих успехах. И добавили.

      Азя: «Двор вернулся, и на днях нам обещают большое представление и блестящий бал! … Лишь бы всё шло, как сейчас, и мы будем довольны, потому что  мы уже чувствуем себя совершенно свободно, слава Богу!»

   Екатерина: «И я тебе признаюсь, что если мне случается увидеть во сне, что я уезжаю из Петербурга, я просыпаюсь вся в слезах!»

      А теперь реплика для тех, кто и сейчас по-прежнему упрекает Наташу в увлечении балами и развлечениями. Сравните сообщения сестёр с письмами Натали, в которых нет ни слова о балах, но есть забота о муже и семье:

      «… теперь я поговорю с тобой о делах моего мужа. Так как он стал сейчас журналистом, ему нужна бумага!
               ......
      Прощай, нежно целую тебя, а также моего славного брата Серёжу, которого я хотела бы снова увидеть… Если Ваня с вами, то я его также нежно обнимаю и не могу перестать любить несмотря на то, что он так отдалился от меня».   
                ***

     Надежда Осиповна так и не вышла. Проводив гостей, Ольга долго стоит у окна, за которым сгущается тоскливая  ночь. Ей грустно… Чего уж скрывать, она завидует молодости, красоте, радужным надеждам девушек.
 
     Ах, лучшие годы её собственной жизни позади: промелькнули, пролетели, улетучились – отгорели, как эта свеча в шандале…

      Убирает огарок. Машинально и привычно заменяет новым, а мысли её далеко от этой жалкой квартиры, от непреходящих хлопот и забот…
                ***

     Будет несправедливо, друзья, если я не расскажу подробнее о единственной сестре Александра Сергеевича, личности незаурядной, умной, тонко чувствующей, одарённой многими талантами, но очень несчастной в жизни.

      Увы, судьба не была к ней благосклонна, хотя  Ольга Сергеевна до последних дней мужественно противостояла невзгодам.

     Старше брата на два года, Олечка в детстве, как и Саша, не знала  материнской любви и ласки. Боясь строгих родителей, была послушна. Любуясь и восхищаясь красавицей маменькой, не капризничала, даже когда душу переполняли слёзы обиды.

   Единственным другом, понимающим и сочувствующим ей, был брат. У них много общего, и тяга к поэзии тоже: Оля, соревнуясь с братом, легко сочиняла остроумные экспромты, буриме, акростихи.

    Вместе они проводили всё свободное время в отцовской библиотеке. В письме из Лицея Саша с улыбкой напомнил ей эти благословенные часы:

  Чем сердце занимаешь
Вечернею порой?
Жан-Жака  ли читаешь,
Жанлиса ль пред тобой?
Иль с резвым Гамильтоном
Смеешься всей душой?
Иль с Греем и Томсоном
Ты пренеслась мечтой
В поля, где от дубравы
В дол веет ветерок,
И шепчет лес кудрявый,
И мчится величавый
С вершины гор поток?

       Ах, как сладостно было улетать на крыльях фантазии!  Ах, какой забавной была комнатная собачонка, заменившая ей куклу:
      
Иль моську престарелу,
В подушках поседелу,
Окутав в длинну шаль
И с нежностью лелея,
Ты к ней зовешь Морфея?

     Девочка обожала животных, в Михайловском полюбила конные прогулки и прекрасно ездила верхом. Мечтательная, меланхолически задумчивая, увлекаясь мистикой и гаданиями, создавала в воображении романтические миры, где все веселы и счастливы. Музыка помогала справиться с унынием:

Иль звучным фортепьяно
Под беглою рукой
Моцарта оживляешь?
Иль тоны повторяешь
Пиччини и Рамо?
 
     Рисованию  учил её профессиональный живописец Ксавье де Местр, назвавший Олю способнейшей ученицей.

        Была она благодарным слушателем Сашиных детских стихов (на французском), пристрастным зрителем и критиком пьески «Похититель».

     О детских годах сохранились её  трогательные воспоминания: «Саша не обиделся и сам на себя написал эпиграмму:

                – Скажи, за что же «Похититель»
                Освистан был партером?
                – Увы, за то, что сочинитель
                Его похитил у Мольера. 

    …Арифметика казалась ему недоступною, и он часто над первыми четырьмя правилами, особенно над делением, заливался горькими слезами…»

     Сочувствуя, Оля утешала брата, когда гувернёр обидно высмеял «ироическую»  поэму «Толиада» и униженный автор тоже расплакался, бросив рукопись в пылающий камин.
 
      Их ждали на детских танцевальных вечерах у  знаменитого Йогеля. Но и тогда, и позже пышные балы и рауты Ольга не любила, не умея кокетничать, предпочитала уединение  с книгами, музыку или рисование. Надежда Осиповна, в поисках выгодной партии, вывозила дочь в свет, пеняя ей, что бальная книжка потенциальной невесты оставалась чаще всего пустой.

     Приглашённые педагоги обучали истории, географии, началам алгебры и естествознания. Кроме французского, Оля знала английский, читала Шекспира в подлиннике, цитировала мистические монологи "Макбета". 
   
     С Аннетой Вульф бесстрашно бродила в окрестностях Петербурга. В письме (27.07.1821г)  брат интересуется: "Вернулась ли ты из своего путешествия? Посетила ли снова подземелья, замки, Нарвские водопады? Развлекло ли это тебя? Любишь ли ты по-прежнему одинокие прогулки? Что читаешь?"
 
       Ну, как тут не представить, что Таня Ларина в юности – это портрет романтически очаровательной сестрёнки Александра, бродящей в рощах Михайловского  "с печальной думою в очах, с французской книжкою в руках"?

     Но под романтическим обликом в Олиной душе зрел глубокомысленный философ, написавший эти скорбные строки:

     “Деспотизм моих родителей в моей молодости, а потом заботы и злоключения заставили меня изменить моему призванию. Появилась я на свет для жизни созерцательной, но не для борьбы с обстоятельствами загадочного существования земного, между двумя вечностями, – борьбы трудной и невыносимой”.

      Призвание… созерцательная жизнь…  Удивительны и необычны были задатки, воспринятые сестрой поэта свыше.

       С юности она интересовалась физиогномикой и хиромантией. По внешности определяла характер – и никогда не ошибалась!
 
      Угадывая судьбу по линиям на ладони, и сама, бывало, дивилась:  неминуемо сбывались её предсказания. Она увидела знак смерти на руке своего родственника, поручика А. Батурина, а через несколько дней его убили.

      Саша, смеясь, тоже как-то протянул ей ладонь. Разглядев линии, Ольга помрачнела и долго отказывалась говорить. Но разве настырный брат отстанет?  Призналась:

      – Боюсь за тебя! До старости ты не доживешь. Судьба показывает насильственную смерть.

     Александр был ещё молод, лишь посмеялся. Он искренне, нежно любил сестру,  ему понятны и близки были ее настроения, интересы, да и сам он не скрывал от неё своих чувств и увлечений:

Позволь душе моей открыться пред тобою
И в дружбе сладостной отраду почерпнуть.
Скучая жизнию, томимый суетою,
Я жажду близ тебя, друг нежный, отдохнуть…
Ты помнишь, милая, — зарею наших лет,
Младенцы, мы любить умели…

     "Милая Оля, благодарю за письмо, ты очень мила и я тебя очень люблю, хоть этому ты и не веришь." (4 декабря 1824 года)

        Познакомившись с нею, Пётр Андреевич Вяземский признаётся:

Нас случай свел; но не слепцом меня
К тебе он влек непобедимой силой:
Поэта друг, сестра и гений милый,
По сердцу ты и мне давно родня.

Так, в памяти сердечной без заката
Мечта о нем горит теперь живей:
Я  полюбил в тебе сначала брата,
Брат по сестре еще мне стал милей.

Удел его — блеск славы, вечно льстивой,
Но часто нам сияющий из туч;
И от нее ударит яркий луч
На жребий твой, в беспечности счастливый.

Но для него ты благотворней будь,
 Свети ему звездою безмятежной;
И в бурной мгле отрадой, дружбой нежной
 Ты услаждай тоскующую грудь.

        Увы, жребий Ольги Сергеевны оказался вовсе не беспечным и отнюдь не счастливым. С возрастом изменился характер, стал более жёстким, язвительно взрывным.

     В 1828 году ей уже тридцать лет… Увы, только богатые и знатные могли не торопиться с замужеством. Остальных девушек ждала участь старых дев, приживалок в доме брюзжащих родителей или родственников – невыносимо тягостная роль. 

       Женихи были, но на сватовство небогатого чиновника Николая Павлищева, бывшего почти на пять лет моложе дочери, Сергей Львович ответил решительным отказом.

      Через несколько дней на балу у Барятинских Николай пригласил Олю на котильон. Увидев танцующую пару, маман не сдержалась, возмущённо отчитала дочь. При всех! Девушка упала в обморок. Некрасивая вышла картина!

     Если бы не эта жестокость, она, возможно, и смирилась бы. Но взыграла гордость, и в январе 1828 года Ольга Сергеевна тайно обвенчалась с Павлищевым и… вернулась домой. Предусмотрительное решение:  надеясь на прощение, не хотела окончательно порвать с родителями, словно предчувствуя будущие беды.

    Сама разговаривать с ними не решилась. Выручил брат: примчался, чтобы  вызвать огонь на себя. Выслушал от отца несправедливые упрёки («это ты развратил сестру!»), с трудом сдерживая себя, не вспылил… Подвиг! Уговорил-таки  родителей принять случившееся за данность: новобрачных благословили.
 
    Отпраздновали на квартире Антона Дельвига.

    Когда Санкт-Петербургский обер-полицмейстер Горголи доложил об этой свадьбе императору Николаю I, тот милостиво разрешил: "Оставить без последствий", чему молодожёны, естественно, порадовались.

      Александр  же признался Оле: "Ты изменила моего Онегина. Он должен был увезти Татьяну, а теперь... этого не сделает". Знаменательное признание! Возможно, это только легенда, но кто знает, кто знает…

      Павлищевы поселились отдельно, жили, мягко говоря, без роскоши. Но как же бурно радовалась Олечка свободе и самостоятельности! В 1834 году родился сын Лев, через три года – дочь Надежда.

     Увы, брак не сделал Ольгу Сергеевну счастливой. Более свободной – да! Но супруг... он оказался мелочным, нудным, придирчивым, жадным, не способным на любовь и нежность. Отчаянно пытаясь сохранить семью, жена встречала лишь оскорбления.

     Когда становилось невыносимо, уезжала поближе к родным. Но жить с матушкой и отцом - значит постоянно выслушивать попрёки... Брат был готов принять у себя, предлагал не раз - Оля тактично отказывалась, не желая стеснять. Снимая скромную квартирку, жила очень бедно, едва сводила концы с концами. И - обратите внимание: в отличие от младшего брата Льва, никогда не требовала от Александра материальной помощи, напротив - отказывалась. Обвиняя лишь себя в неудачном браке, никому не хотела быть обузой, несла свой крест без жалоб.

    Горек и тягостен хлеб одиночества...

     Павлищев с 1831 года служил управляющим канцелярией генерал-интенданта Царства Польского, жил в Варшаве, получал высокое жалование, однако  жене  выделял гроши, и то не всегда. Зато упорно требовал приданое. Александр, жалея сестру, отказался от доходов нижегородского имения в её пользу. Их забирала не Оля - её муж.

      Прасковья Александровна, узнав, что Павлищев требует  раздела или продажи Михайловского, назвала его подлецом – и была права!

    Живя то в Варшаве, то в Петербурге, Ольга пишет подробные письма мужу. Читая их, я вижу, насколько она терпелива, благоразумно рациональна, с богатым внутренним миром, со своим (часто ироническим) мнением на происходящее. Душевная боль и чувство собственного достоинства, ангельское терпение и трогательная надежда – в каждой строке!

       Кроме того, в них бесценные детали жизни семьи Пушкиных тех лет. «Молода, хороша, умна, детски простодушна» – разве это не точнейшая характеристика Наташи?
 
    Ольга восхищается красотою и скромностью жены брата, их любовью и заботой друг о друге. В восторге от бальных успехов Натали, от того, что царский двор признал её  первой красавицей, поэтически назвав Психеей.

    Позже тон писем начинает меняться, мы слышим  пристрастные обвинения красавицы невестки в легкомыслии, и то, что ранее казалось её достоинством, легко превращается в недостаток.
   
    Страшная трагедия 1837 года застала Ольгу Сергеевну в Варшаве. Она была так потрясена, что слегла в нервной горячке. Павлищев возмущался, но жена, с опухшими от слез глазами, принимала  знакомых и незнакомых людей, приезжавших  к ней, чтобы выразить соболезнование.

        Она подолгу и тяжело болела. Окончательно рассталась с мужем. Разводиться не стали - слишком хлопотно. Жила в Петербурге, в семье сына.

       В конце жизни не могла ходить, почти ослепла.

       В Петербурге жила и её правнучка (дочь Надежды), Лидия Леонидовна,  ставшая женой известного пушкиниста Александра Слонимского. Ей посвятил он замечательную повесть – «Детство Пушкина».  Вы можете найти книгу в интернете или на полках библиотек. Прочитайте обязательно!
 
      В ней столько чистой и доброй любви к Александру Сергеевичу и к верному другу его «златой весны» - сестре Ольге!

          Иллюстрация: картина неизвестного художника из интернета.

             Продолжение Часть 46 "Свободной мысли торжество" на
               http://proza.ru/2025/05/02/1862