Не забывается. Верность

                Матрёна

     Шел 1958 год. Август. Мама приехала из Хабаровска за моими сестричками Людой и Ниной и за мной в деревню Слобода, Рославльского района, Смоленской области, где мы провели свое лето, приехав на свадьбу нашей двоюродной сестре Симы. Её отец – родной брат нашего папы, погиб в Великую Отечественную войну под Момлёвом. Его звали дядя Маркел. И вот его дочь Сима пригласила нас приехать к ней на свадьбу.
     Папа остался дома, потому что на судостроительном заводе имени Сергея Мироновича Кирова, где папа работал, лето – самая горячая пора: суда готовятся к сдаче заказчику. Поэтому его представляли мы. И никогда об этом не пожалели! Это было так интересно! Свадьба по старинному обычаю шла два дня.
     Первый день называется «Девичник». Собиралась вся деревня провожать Симу в новую жизнь. Главными в этот день были Сима и её подружки, которые, собравшись в её комнате, встав вкруг неё, пели старинные песни, главная подружка заплетала ей косу. Песни были грустные, у всех блестели слезами глаза. Мы тоже ширкали носиками.
     А потом начались танцы, которые отличались от тех, что мы в Хабаровске танцевали на вечерах и на большой перемене в школе. Нашими танцами были краковяк, вальс Конькобежцев, полька. А в Слободе даже вальс был другим: с переходами, фигурками, которые исполнялись по команде распорядителя (как бы командира). Я сначала испугалась, а потом начала слушать распорядителя, и всё пошло на лад. Мне даже понравилось: это было интересно! Но одни момент чуть все не испортил: у Нины и Меня были длинные и густые волосы, и почему-то нас за них дергали. Иногда даже было больно. Мы пожаловались моей двоюродной сестричке Оле: «Почему они так делают? Мы им не нравимся?». Она засмеялась:
     - Вы не обижайтесь! У нас нет здесь таких густых, длинных волос. Вот они и дергают, проверяют ваши эти волосы или приплет! Мы с Ниной успокоились, нам даже стало приятно это чрезмерное внимание.
     На второй день невесту выкупали, везли её приданое в дом будущего мужа, где и проходила сама свадьба. Дарили подарки. Мы тоже привезли подарки от мамы с папой и от себя. Тетя Матреша (мачеха Симы) плакала и вспоминала, в какое трудное время пришлось жить её дочкам — сироткам: дядя Маркел погиб в 1943 году, и пять её дочек остались сиротками. Сима, Нина и Валя были у дяди детками от первого брака с тетей Леной, которая еще до войны умерла от аппендицита.
     Позже тетя Матрёша рассказала нам, что не поверила в гибель мужа, похоронку на которого помучило после освобождения Рославльского района от немцев. И однажды утром взяв хлебца, бутыль с водой, смену белья, оставив девочек на мать мужа бабу Дашу, отправилась искать Маркелушку.
     Шла она вслед за наступающими нашими войсками к Могилёву. По пути спрашивала наших военных, не знали ли они её мужа, показывала его фотографию. И снова шла дальше. Заходила в госпитали. Все говорили:
     - Не знаем! Не видели!
     Тетя Матрёна всплакнет в очередной раз и дальше идёт. И однажды ей повезло! Шедший ей навстречу на костылях раненый подтвердил гибель дяди Маркела и показал, где его могила.
     Закаменевшая тетя Матрена подошла к месту его захоронения, поклонилась, посыпала могилку землей, взятой ею в Слободе, взяла земельку с могилы и, распрямившись пошла обратно домой. Шла, как каменная. Она говорила, что ей хотелось кричать, но не получалось. Припас её дорожный закончился, но она не чувствовала голод. В голове было только одно: - «Его нет! Нет больше Маркелушки.»
     Вернувшись домой, спрятала кулёчек с могилевской землей и как застывшая, так и жила дальше. Много и тяжело работая, перестав улыбаться. А доченьки подрастали, взрослели, выходили замуж.

                Мария Зиновеевна

     Много ещё грустного и веселого мы услышали во время пребывания на Западе. Но особенно нам запомнилась история сестры нашей бабушки Марии Зиновеевны из Хабаровска. Когда за нами приехала мама, она прежде, чем вернуться домой, повезла нас на свою родину – на Орловщину. Там мы познакомились со многими родными с маминой стороны. Мы не пожалели, что побывали там, потому что встретились с удивительной, просто героической нашей бабой Машей.
     Побывав у героя Великой Отечественной войны дедушки Алеши, мы ясным днем отправились к Марии Зиновеевне, которая жила в деревне под Орлом, расположенной вдоль стратегически важного шоссе, идущего на Запад.
     День был чудесный, солнечный. Вокруг нас кружились бабочки, оводы. Воздух был какой-то вкусный. По одну сторону торфяники. Мама рассказывала, как они на зиму заготавливали торф: нарезали его, сушили, укладывали в сараях и топили этими заготовками печи зимой. Мы всё это слушали, открыв рты: такого чуда мы еще «видеть-не видели и о нем слышать-не слышали.
     Идти было радостно и интересно: вокруг много чего было необычного. Дошли до шоссе, мама нашла дом своей тетушки Марии. Все волновались: как она нас встретят? И вдруг слышим: «Меня что ли ждёте?» Голос какой-то очень серьезный. Мы аж подпрыгнули. «Ну, чего стоять-то! Проходите!» Мама хотела представиться: ведь они очень давно не виделись, а бабуля говорит: «Ну, чего, Нюша, столбом стоишь?! Бери дочек и в дом веди!» А мы стоим, как приросли к земле: перед нами худощавая, высокая женщина (а не бабушка!), стройная, с непроницаемым лицом, а ее глаза, кажется, видят нас, как рентген, насквозь. Мы спрятались за мамину спину. Представляете эту картину?! Я перешла в десятый класс, а прячусь вместе с сестрами за спину мамы?!
     А бабуля стоит перед нами пряменькая, стройная, красивая, в глазах смешинки. Мы расслабились.
     - Что стоите? Пошли! Мне ношу-то держать трудновато.
     У неё с правой стороны в руках был большой тюк со свежескошенным ею сеном. У меня мелькнуло в голове:
     - Ничего себе старшая сестра нашей бабули!
     Вошли в сени дома, и на нас пахнуло чудесным запахом цветов и трав: с потолка свешивались высушенные и ещё сохнущие травы и полевые цветы! Стало так покойно и хорошо! В бабушкиных глазках как бы зажглись луковые огоньки:
     «Нюша, веди девочек в дом! Мойте руки, помогайте стол накрывать»! Вот такая бабушка нам уже начинала нравиться!
     Наевшись, напившись до отвала, мои сестрички легли спать на свежескошенное сено, покрытое белоснежными простынями, и вскоре уснули. А мы с мамой и бабушкой еще долго говорили, говорили. Я, собственно, открыв рот, в основном слушала. Мама с Марией Зиновеевной вспоминали прошлое, всех, с кем жили, дружили...
     Меня уже начал морить сон, как мама спросила бабу Машу о её муже.
     - Погиб на войне. Эти изверги убили его. Меня через это чуть в этой хате не расстреляли.
     Я вмешалась:
     - Ничего себе! Расскажите, пожалуйста!
     - Ну, слушай! Хотя не люблю я это вспоминать. Когда война (Великая Отечественная 1941-1945 г.г.) началась, моего мужа любимого мобилизовали в армию, а мы с Мишенькой, сыночком моим, остались одни. А эти фрицы всё шли и шли через наше село. Однажды в дверь застучали прикладами. Это немцы пришли. Нас с Машенькой выгнали, разрешив взять с собой кое-что из вещей.  Вырыли мы на задах огорода землянку и стали в ней жить. Об этом даже не хочется вспоминать.
     А тут однажды они как-то вдруг что-то громко залопотали-залопотали, нам в своем схроне стало слышно. Я уж к тому времени начала понимать их басурманский язык, но вида не показывала. Я ведь убиралась в доме, иногда готовила. Редко. Видно, не очень мне доверяли: вдруг отравлю! Слышу быстрые шаги. Я и говорю Машеньке:
     - Беги к нашим родственникам! Спрячься! Пока сама за тобой не приду — не приходи сюда.
     У меня появилось дурное предчувствие. Сынок шмыгнул из землянки, где ползком, где, согнувшись, убежал, а тут и фрицы появились:
     - Иди! Матка, иди!
     И показывают, чтобы я пошла за ними. Пошла. Они по-своему лопочут. Я слушаю. Поняла, что их «оберста» (так они называли своего главного) серьезно ранили, врача пока нет, поэтому я ему должна была помочь. А я думаю.
     - Ну, уже нет! Вы моего мужа убили, а я вас лечить буду! Нет! Вы его пальца не стоите.
     Втолкнули меня в дом, а там на моей бывшей постели «оберет». Бледный, лицо всё, искореженное от бели. Видно, плоховато ему. Их переводчик мне и говорит:
     - Нашего врача пока нет, помоги ему
     - Так я же не врач, не смогу ничем помочь!
     - Молчать! Здешние люди говорят, что ты их лечишь. Лечи или расстреляем!
     - Не буду!
     Тут вмешался оберст – отдал приказ. Меня схватили, подтащили к стене, и два немца стали обстреливать меня вокруг. Стало очень страшно. И за себя, и за Мишеньку. Сжала руки, стою.
     - Почему ты отказываешься помочь мне?
     - Потому что вы убили моего любимого мужа. Лучше умру, чем помогу вам.
     Автоматчики приготовились стрелять, но оберст остановил их:
     - Вы – великая женщина! Вашего мужа уже давно нет, а вы ради его памяти, готовы умереть за верность ему. Это невозможно! Вы – пример верности! Живите! Возвращайтесь домой. Вас никто не тронет.
     А я стою и думаю: «Господи, помоги мне не упасть, дойти до порога и выйти на улицу!»
     На дрожащих ногах еле дошла до порога, переступила через него, сделала несколько шагов и упала под ноги собравшимся односельчанам. Вот такая история случилась со мной в годы войны.
     Я была потрясена услышанным. И на бабушку смотрела с восторгом как на героиню!
     Вскоре она с мамой заснула, а я лежала и думала:
     - Наверно, жена этого оберста не дождалась его с войны, вот он и принял нашу бабушку с таким почтением и восторгом.
     Мы вернулись домой, в Хабаровск, а я все не могла забыть эту историю и думала, смогла ли бы я так же поступить? А баба Маруся стала для меня эталоном Мужества и Верности!