Янг Эдалт. История первой взрослой любви

   Нет, это не мое имя, и история эта – не про заграницу. Простите, если местами получилось грубовато, в телеграфном стиле, но я спешу записать это, чтобы не забыть – ведь прошло уже тридцать лет.
   Зовут меня Коля Чехов, в медицинское училище (а сами учащиеся называли его медУлище) поступал я после девятого класса, и было мне 16 лет. Почему именно сюда? С одной стороны, в этом возрасте у меня не было четкого представления, кем я хочу быть. Честно говоря, мне было пофиг, куда идти учиться, но родственники не дремали. А с другой: весь предыдущий год один раз в неделю я работал в приемном отделении больницы младшим медбратом (по-русски - санитаром) с подачи учебно-производственного комбината. Была такая вещь в школах СССР, хотя такой страны уже не было… Помню, как перед поступлением принёс документы, и видел, как сдают экзамен зубные техники. Они сидели всей толпой в спортзале и рисовали натюрморт. Или это была лепка? Из вступительных экзаменов писал только диктант, как обладатель школьного аттестата с отличием. Очень был горд, когда получил 5 баллов и поступил. Правда, через три года бабушка открыла страшную тайну, что пятерку поставили по блату. Она раньше долго работала в управлении финансов нашего края, и там с кем-то договорилась.
   Еще помню смешную и бедную свою одежду (на дворе - 1993 год): носил я теткины бежевые вельветовые штаны – бананы и хоть материну, зато импортную красную куртку. Куртка-то хоть была на молнии по центру, а за брюки я все время боялся, что будет видно, как они застегиваются на женскую сторону. А ещё отец сделал мне типа импортный пакет для учебников из белого мешка от гранул полиэтилена с помощью накладных чёрных ручек. Самое главное -  что там была надпись по-английски. Зато питался я нормально благодаря матери, работавшей в управлении общепита. Помню, как на большом перерыве уходил от всех подальше и обедал бутербродом с сырокопченой колбасой, а на закуску - красное яблоко. У меня не было не только денег питаться в столовой, но и домашней еды столько, чтобы поделиться с товарищем.
   Вспоминаю, как стеснялся своей смешной физкультурной формы. У всех тогда уже была поддельная Пума с блестящими широкими застежками на молнии, а у меня - синий советский шерстяной костюм со штанами в обтяжку. Сейчас такой делает Адидас, и все покупают за дорого, а тогда был полный отстой. Сразу вспоминаю преподов по физ-ре со смешными украинскими фамилиями, один из которых проводил разминку под аккордеон.
   Но ничего, ко второму курсу у меня тоже появилась Пума, причем настоящая. Покупка этого спортивного костюма – целая эпопея. Была у нас дача в поселке Афипском, за 25 километров от Краснодара. И в этой глухомани купили мне кислотно-зеленого цвета костюм, состоящий из штанов с резинкой и свитшота с большим черным логотипом. В целом он больше был похож на пижаму, зато Пума! Я не помню, сколько он стоил, но чтобы его купить,  нужно было  принести в магазин еще 200 граммов сухих семян тыквы. Вот они, отголоски Советского Союза. Кофту от этого костюма я таскал еще лет пять после окончания медулища - и ничего, выглядела вполне презентабельно.
   Еще была история с кроссовками. Тогда это тоже было must have, как и сейчас. Выбирали мне их долго. Ходили с матерью на «толчок», то есть вещевой Вишняковский рынок. Сейчас это похоже на что-то упорядоченное, а тогда было огромное асфальтированное поле и бесконечные ряды продавцов: кто-то под крышей, а в основном - разложивших товар под ногами. Там наши граждане затаривались турецкими шмотками, и одевались все одинаково. Парни носили широкие светлые штаны-«слаксы» или темно-синие вареные джинсы разных фирм (почему-то все они назывались на букву М), свитера в серую и зеленую полоску, джинсовые куртки, обуваясь в саламандеровские туфли с круглыми носами и толстой подошвой. Какие юбки-брюки-туфли носили девушки, я не помню, но все надевали кашемировые кофточки и шарфики с начесом. Я на среднем курсе медулища тоже одевался смешно: отечественные коричневые брюки в черную клетку и такая же кепка-шестиклинка как-то сочетались с голубой джинсовой курткой (поддельный Левайс).
   Так вот, про кроссовки. Конечно, мне хотелось Рибок или Найк, желательно высокие - баскетбольные, но это было для нас дорого. После моих самостоятельных блужданий по всем магазинам города и повторного посещения толчка мы купили белые кожаные теннисные кроссы Данлоп. Не знаю, делает ли эта фирма вообще что-нибудь, кроме автомобильной резины и теннисных мячей, но тогда я был счастлив. Конечно, эта обувь была не совсем крутой, но выглядела неплохо. Зато на сэкономленные деньги мне купили бейсболку: оранжевую с синим козырьком, с какой-то вышитой импортной буквой.
   С этой бейсболки началось у меня знакомство с Муриком. Полностью его звали, по идее, Мурад, и относился он к местной дубинской шпане. Район, на котором стоит медулище, называется Дубинка, и шпановским он был всегда. Представлял он собой тогда в основном частный сектор со следственным изолятором в центре, ну, и народец вокруг - соответствующий. И вот этот Мурик, адыгеец спортивного телосложения лет восемнадцати, наведывался в медулище в день получения стипендии, вместе с парой дружков, и отнимал ее у студентов мужского пола, которые послабее. Благо, охраны тогда в учебных заведениях не держали. А у девочек, обучающихся на медсестер,  мог на весь коридор спросить: «Девчонки, вы сестрёнки?». Девочки скромно отвечают, что да. «А я мастёр …бать сестёр!». Вот к нему и ушла моя новая бейсболка…
   Кстати, мужского пола в медулище вообще было мало. В моей группе, которая называлась медсестры «А», мальчиков было четверо, а девочек – 32. Как говорится, по формуле: 8 девок – один я. Со мной учились: 1) Сережа Г., здоровенный тучный парень в очках, сын медулищных преподов, 2) Миша К., кудрявый паренек телосложением немного плотнее и повыше меня, и 3) Нестор Ш., не по годам развитый грузин – беженец из Сухуми. Вот он-то и оказал на меня самое сильное влияние, действие которого я ощущаю до сих пор. Его приколы хорошо мне запомнились не только в силу возраста с цепкой памятью, но и потому, что он был совсем не такой, как мы. Хотя и одного возраста с нами, он был, а не только выглядел, гораздо старше нас. Был он волосат, как настоящий мингрел, и давно брил лицо, а главное – был более опытным в этой, для нас только начавшейся, взрослой  жизни.
   Я и Сережа были типичными интеллигентами, Миша чуть более наблатыканным, А Нестор был реально крут. Не знаю, все ли сухумские пацаны такие, или общался там он с какими-то ворами, но всяких блатных вещей знал он очень много, чему мы и спешили научиться. Да и выглядел он круто: черная кожаная куртка, черные джинсы, кожаные туфли с дырочками, которые он называл «инспекторами», на носу очки Рэйбан цвета бутылочного стекла, а в руке крутит четки.  В день физры он надевал с этой крутой курткой голубой адидасовский костюм и клевые кроссовки. Скорей всего, его семья на малой Родине не бедствовала, но от войны пришлось бежать в Краснодар. Нестор курил и сигареты, и анашу, которую он называл джанджи. Причем это только пишется «джа», а произносится без буквы «д», как среднее между «жа» и «ча».
   Короче, был он у нас «главшпан», и уж ему-то от Мурика не доставалось. А нам, лохам, этот хулиган мог в ответ на наше приветствие махнуть в голову ногой. Подрался с ним из нас, краснодарских, только Миша, а мне еще долго приходилось делиться с Муриком стипендией. Размер стипендии был несерьезный, и выдавалась она смешными розовыми и голубыми деньгами, размером в два раза меньше нынешних.
Еще про Мишу. Папу его звали так же, и было смешно, когда звонишь одногруппнику по городскому телефону. Сейчас, с мобильными, конечно, такого нет. Спросишь Мишу, а его мама в ответ: «А Вам старшего или младшего?». Никогда, кстати, не понимал, почему у пап не хватает фантазии по-другому назвать сына. Вот раньше, когда называли по святцам, было куда разнообразнее. Миша встречался с армянской девочкой Светой А., с Сережей не встречался никто, а обо мне - позднее. С Нестором, наверное, хотели бы встречаться все девочки нашей группы. А он, хоть и ходил на переменах курить со всеми нашими курящими девчонками (человек пять), но ни с кем не тусил. 
   Под этот сигаретный дым коромыслом прошло отмечание нашей первой степухи в ближайшем кафе, в связи с чем вспоминаю первое свое пиво. Играла песня «Дым сигарет с ментолом». Пиво было светлое, и вызывало приятное и меленное опьянение. Но, при этом, приходилось часто бегать в туалет помочиться. Скоро моча приобрела цвет и запах того напитка, который мы употребляли. Со временем стало казаться, что наши желудки напрямую соединены с мочевым пузырем, но изучаемая нами анатомия этого не подтверждала. Однако, состояние приятного легкого хмеля, которое вызывало пиво, мне понравилось, и приходилось мириться с беготней в туалет. В этих походах даже был свой плюс: по тому, как тебя держат ноги, можно было контролировать степень опьянения.
   Нестора наш детский сад с держанием за ручку уже не интересовал. Был он давно не девственник, в отличие от нас, домашних мальчиков. Научились мы у него не только тюремной фене, но и всяким фокусам сидевших, например, играм в спички и их коробок, или как сделать наручники из целлофана от пачки сигарет. До сих пор помню его выражения, прикольные псевдо-грузинские имена и фамилии мужчин и женщин: Акакий Писилидзе, Тормоз Пачкория, Тапочка Лагвилава. Еще у него всегда собой был нож, чаще «бабочка», а иногда и финка. Вид Нестор имел бандитский, чем промышлял, я не спрашивал, но был он всегда при деньгах. Скорее всего, «катал» на картах и наперстках, ибо это тоже умел.
   Предметом моей зависти были его «рэйбаны» - солнцезащитные очки. Он рассказал, какие у правильных пацанов эти очки должны иметь форму, размер и цвет стекол. А вы знали, что настоящие отличаются от поддельных тем, что во внутреннем углу стекла есть что-то типа водяного знака БЛ, то есть Бош энд Ломб? Да, в те времена в очки ставили еще настоящие темные стекла. Вы, конечно, понимаете, что очки я приобрел такие же. По своим финансам позволить носить я мог только джинсовую, но как я хотел иметь кожаную куртку! А еще стать бандитом, чьей униформой она была: 90-е, однако... Но, слава Богу, туда меня,  несмотря на увлечение Нестором, не затянуло. Даже курить не стал, еще со школы не понравилось. Про анашу вообще не говорю, хоть Нестор нам всем предлагал. Оказывается, в компании торчков отказаться от косяка очень просто. Достаточно сказать: «Я не кумарюсь». Какой для меня сейчас это ржачный цирк, но тогда это было так серьезно!
   Нам, одногруппникам Нестора, было очень приятно, что он, такой крутой, вообще общается с нами.  С Сережей это случалось, когда надо было списать, с Мишей он ходил курить, а со мной сидел за одной партой. Мы даже разрисовали вместе мой учебник по истории, от корки до корки, сделали карикатуры из каждой картинки. По-детски, конечно, типа Ленина с рогами. На форзаце подписали: авторы иллюстраций Н.Ш. и К.Ч. Когда в конце года я сдавал его в библиотеку, пришлось обложки красиво заклеить белой плотной бумагой. И учился Нестор прикольно. От сессии до сессии, конечно, ни фига не делал. Придет на экзамен за «тройкой», возьмет знакомый билет, отвечает на 4, и в конце говорит: «А 5 баллов можно?». И преподы его, в основном, любили. В общем,  учеба протекала лояльно, нас никто специально не валил. Придиралась к Нестору только историчка, пожилая, крашеная хной, худая и мелкая тетка.  Мы ее не любили, поэтому и учебник разрисовали. А преподаватель литературы (или мы тогда еще и русский учили?) вообще была настолько подслеповатой, что надевали на ее уроке наушники плеера уже на средних партах. А ведь тогда наушники в ухо еще не помещались, а надевались на голову! Легко протекали  всякие недоученные нами, ушедшими из школы после 9 класса, предметы типа физики и биологии. На химии я запомнил эксперимент с серной кислотой: она своей чернотой постепенно съела белый платок, на который была налита. Труднее было на анатомии. Хотя, когда мы ждали свою очередь на зачет, могли играть в коридоре в карты, и даже на стипендию.
   Интересно стало учиться, когда начались специальные медицинские предметы. На "сестринском деле" учились колоть уколы в попу на поролоновой подушечке, а в вену – на муляже с резиновой трубкой венозного диаметра. Еще никогда не забуду, как наша группа ходила в морг. Было это в больнице скорой помощи, хотя называлась тогда больницей ЗИП. Я так понимаю, что к ее постройке имел отношения местный завод измерительных приборов. Одна половина группы осталась в аудитории, вторую повели за новыми впечатлениями. Мы увидели сине-желтушный труп, несколько мух и специалистку, квадратную, как тумбочка на ножках. Под носом у нее были усы, на пузе резиновый фартук, в правой руке ампутационный нож, а в левой – сигарета. Приванивало формалином и печенкой. Мы там решили не застаиваться, быстренько вернулись в класс, дружно сняли свои белые халаты и сбросили их на вешалку в углу. «Воняют» - не сговариваясь, сказали мы. Воняло, скорее, у нас в носу, так как оставшиеся ничего не унюхали.
   Теперь по поводу моих отношений с девочками. Был я тогда мальчик-колокольчик, как говорится, ни разу не динь-динь. Первой красавицей нашей группы являлась Елена П. (Прекрасная :-)), высокая натуральная блондинка, по чьему-то меткому выражению - «крутая и наглая». Она была похожа на Нестора Ш., хотя внешне была ему полной противоположностью, именно тем, что была взрослее нас. Девушка из обеспеченной семьи, она выглядела богаче всех в группе. Так вот, она прикалывалась надо мной, приглашая пойти целоваться. А я, еще нецелованный, вместо того, чтобы согласиться (хотя бы на словах), стеснялся, краснел и вяло отмазывался, что вызывало смех окружающих.
   Меня беспокоило, что я еще не встречаюсь с девушками — а мне уже исполнилось 17 лет! Но это чувство шло только из головы — никакого влечения (сердечного или полового) я ни к кому не испытывал. Но на втором курсе все-таки начал встречаться с Леночкой Н., скромной и щупленькой, коротко стриженой блондинкой.   Может, потому, что она точно была бы не против, или потому, что с ней чувствовал себя уверенно? Если, конечно, можно назвать громким термином «встречаться» пару встреч в Горпарке, на лавочке. Это был большой, но уже запущенный парк на границе трех районов: наших окраинных «Горогородов», центрального «Лондона» и Дубинки. Мой отец мне рассказывал, что еще во времена его молодости здесь была дискотека и пацаны, как темнело, дрались район на район. А если из-за Кубани на эти танцы приезжали адыгейцы — объединялись против них. В парке было много старых тенистых деревьев и лавочек в кустах. Еще совсем недавно я катался здесь на велосипеде и рассматривал, чем занимаются на них влюбленные. А теперь вел по парку девушку за ручку сам, и мне было с ней хорошо.
   Вокруг - ранняя осень, листья начинали желтеть и опадать с романтическим шорохом. Мы сидели, прижавшись плечами круг к другу, или она клала голову ко мне на колени. В это время на душе у меня был покой, как будто какие-то флюиды струились от нее ко мне. Все было достаточно целомудренно, и если первый неумелый мой поцелуй состоялся в школе, то тут был второй (и тут носы уже не мешали). Она была какой-то странной и говорила глупости. Я не был влюблен в нее настолько, чтобы мой рассудок мог пропустить это мимо ушей. Опять же, мне требовались не только встречи с девушкой, но и признание одногруппников, а для этого нужна была та, которая там котировалась. Потому при всех я держался от нее на расстоянии, и мы быстро расстались, если это громко-затасканное слово можно здесь применить. В будущем я увидел ее только один раз, когда приходил получать справку о своем здоровье в краевой психдиспансер. Она стояла и курила с подружками, и была такой же худой и коротко стриженной. Только теперь волосы были обесцвеченными, и ей не шли яркие синие тени и красная помада на губах.
   Сказать, что мне сильно хотелось с кем-то встречаться по-взрослому, не могу. Видимо, мое детство еще не закончилось, хотя самоудовлетворением я занимался изрядно. А может, в этот канал утекали все мои влечения, как пар в гудок? Причину я выяснил на занятиях по психологии, когда нас попросили нарисовать лошадь. Оказывается, это красивое животное олицетворяет противоположный пол. Так вот, я нарисовал сразу двух лошадей. Одну, на переднем плане, светлую и в красивой сбруе. И вторую, почти не видимую за первой, с головой в другую сторону, темную и с поднятым хвостом. Как объяснила психолог, происходил со мной такой дуализм: одну девушку я хочу любить чистой любовью, а с другой заниматься сексом. Важно, что женщины это разные, а в одной и то, и это я совместить не могу.
   Теперь про других девочек нашей группы. Были, конечно, клевые. Например, Лена Ш. из Тимашевска: большие глаза, фигура обалденная. А у первой красавицы Елены П. подружка Наталья была росточком поменьше, и красоту портил горбатый нос. Были худые-высокие (Валерия Ш.) и большие-толстые (Виктория Т. и другая Вика, которая в школе училась со мной в одном классе и сильно любила Фредди Меркури). Были эдакие пацанки, слегка наблатыканные: Надя Т. и ее подружка Ленка, курильщицы и матершинницы. Были у нас и отличницы-зубрилки, и двоечницы, причем плакали из-за оценок они одинаково. Для них школьное детство еще продолжалось, только образование становилось средне-специальным. А кто-то уже вырос, вроде нашей старосты Оксаны, похожей на взрослую тетку. А оставшиеся -  мелкие, как мышки, такие же незаметные, и их было большинство. Одну девушку (имя уже не помню), вспоминаю каждый раз, когда чувствую резкий запах пота от женщины в транспорте.
   Отношения, в принципе, у меня с ними всеми были ровными, но наметилось что-то типа дружбы. В нашей группе подружками были четыре девчонки: красивая Олеся К., наполовину армянка Лена Ф., светленькая аккуратненькая Ира Д., и Наташка Н., более полная, но не толстая брюнетка. Она хорошо разбиралась в современной импортной музыке, любила хип-хоп и одевалась по негритянской моде. Эта девушка носила широкие голубые джинсы, большие кроссовки, клетчатую рубаху и подвязывала волосы банданой. Банданы каждый день были разные – черная, синяя, красная, зеленая и даже сиреневая. На почве модной музыки мы с ней и стали общаться.
   Если в школе к 9 классу мои сверстники слушали тяжелый металл и группу «Кино», то мне нравилась более романтичная «Технология». Бюджет нашей многодетной семьи был невелик, и кассетный магнитофон появился у меня только к 16 годам. Но, к окончанию медулища, я сам, сэкономив стипендию за несколько месяцев, купил себе двухкассетный Панасоник. Для меня это было круто! Тогда я слушал «Битлз» и «Квин», «Бонджови», отечественной музыки не любил, если не считать танцевального дуэта «КарМэн». В процессе общения с Наташкой я стал читать модные тогда журналы «Кул» и «Браво», постеры из них украсили стены моей комнаты. Конечно же, там появились портреты качков и каратистов: Шварценегера, Сталлоне, ВанДамма и Дольфа Лундгрена.
    Из медулища я торопился домой к телевизору, где показывали французский сериал «Элен и ребята», каждую серию которого надо было внимательно посмотреть и утром в группе разобрать по косточкам. А мелкорослый герой этого сериала носил черную шелковую рубашку с цветами и длинным рукавом – еще одна моя мечта!
Добрые родители выписали специально для меня газету «Я - молодой», молодежное приложение к «Аргументам и Фактам». А в телевизоре появилось ЭмТиВи! Вы не поверите, но до появления у меня кассетника, я записывал любимые песни с телевизора на отцовский бобинный магнитофон поверх его Битлов и Высоцкого. Надо сказать, что при записи через шнур звук был отличным. Так я стал разбираться в рэпе и хип-хопе, и одеваться как негр: широкие джинсы, кроссы и белый свитшот с капюшоном. Правда, покупалось это в основном в секонд-хенде, а кофту с капюшоном я вообще украл, вынеся из этого замечательного магазина под своей одеждой. Помню, что первый джинсовый секонд открылся в нашем городе в помещении драмтеатра, и я, в числе прочих совков, ковырялся в горе ношеных джинсов высотой в рост человека. 
   Как-то на дискотеку в медулище я пришел вот какой стильный: узкие синие джинсы (между прочим, новые, из местного ЦУМа), черные остроносые туфли (фирмы Белвест – совместное предприятие с Саламандер), белая футболка и серый пиджак. Но дубинская шпана мой стиль не оценила. Какой-то мальчишка лет 12 подкатил ко мне, попросил выйти на улицу, где ко мне подошли несколько парней поздоровее меня. «Ты зачем его на х... послал?» - услышал я вопрос, и тут же схлопотал по хлебальнику. Немного еще побродив в темноте вокруг спортзала, где продолжалась дискотека, я благоразумно поехал домой. Жил я относительно недалеко: семь остановок на трамвае и 7 минут до трамвая пешком. К медулищу вез меня трамвай №4, все вагоны были отечественные и старые, квадратно-красные. А в бассейн, где у нас периодически проходила физ-ра, на нем нужно было ехать целый час, а потом пересадка – в поселок Пашковский. Не знаю, в честь какого Пашки его назвали, но названия улиц в нем дублировали краснодарские.
   А помните, что еще не так давно переводили часы на зимнее и летнее время? К концу этих перетрубаций додумались делать это в ночь с субботы на воскресенье. А тогда случилась со мной вот какая оказия. Часы в ночь с воскресенья на понедельник я перевести забыл, и поехал с утра в бассейн. Но вижу, что в трамвае как-то мало людей. Вышел, иду по улице, и на ней  еще темновато. Дошел до места, и мне там объяснили, что приперся я на час раньше. Зато чуть позже было мне утешение: народу на занятии было мало, и я плавал рядом с фигуристой Олеськой К. Третий размер груди, черный закрытый купальник – дельфин и русалка в одном флаконе!
   Параллельно с тем, как улучшался мой гардероб, я стал лучше следить за своим телом. Лицо от прыщей, вроде, очистилось, к третьему курсу я стал бриться, но мне хотелось иметь красивые мускулы. Помогла мне в этом дача, где отец, вдохновленный фильмом про Шаолинь (спасибо кабельному ТВ), заставлял носить ведра с песком. А еще прямо в спортзале медулища открылась настоящая качалка! Кто не знает - это такой спортклуб для бодибилдеров. И, вообще, - жить становилось все интереснее.
Начались практические занятия в стационарах. В урологии второй горбольницы (сейчас называется краевой) мы устраивали гонки по коридору на сидячих каталках. Не подумайте плохого – возили друг друга. Там же непроизвольно краснело мое лицо, когда я слышал в раздевалке разговор медсестер о всяких женских подробностях. Однако, очень скоро, прямо в процедурном кабинете, уже целовал медсестру с фамилией, похожей на область Сербии. Конечно, это не было, как в кино: зашел в процедурку эдакий Антонио Бандерас и сразу, перегнув, как в танго, стал ее целовать! Сначала мы друг к другу присматривались, потом стали общаться по работе, а потом увиделесь после нее. А потом, между кушеткой и штативом для капельницы, я ощутил, что сейчас такой момент, когда девушку пора  целовать. Не знаю, как это объяснить... Наверное, сначала она смотрит на тебя, а потом как бы замирает, полуприкрыв глаза и губы. Ну, я и не подкачал: прямо впился в ее губы, прижимая к себе туго обтянутое белым халатом тело. Помню, как мы гуляли с ней в выходной, холодным и ветреным ноябрьским вечером. Это было на центральной улице Красной, после моих подготовительных курсовк мединституту. Там, видимо, мы с ней навсегда расстались, и больше никогда я ее не  видел. Я что, стал нравиться женщинам старше себя?
   Про себя-то я знал, что мне интересно общаться с девушками постарше, и заметил еще в музыкальной школе, которая была при музучилище. Так получилось, что я был старше всех учеников, и ближе к 9 классу меня учили девушки всего года на четыре взрослее. Занятия по хору вела моя любимая учительница - Златослава К. Я буквально не отходил от нее и в училище, и после ее занятий. Я провожал ее в кафетерий на обед и вечером на квартиру, которую она снимала в нашем районе. Она учила меня общаться с девушками вообще - например, ходить вместе под зонтом. Мне было лет 13-14, и любовь моя к ней была исключительно платонической. Студенток музучилища, которые мне нравились,  за последние годы моего обучения на их педагогической практике, было с десяток; и я собрал их подписи на память в маленький черный блокнот. Они не были для меня женщинами - скорее, музами, поэтому я мало помню об их внешности. И для них я был, прежде всего, ребенком, что подтвердило будущее. Мне стукнуло тогда уже 22 года, и я собирался, по случаю, быть в Москве. Контакты из блокнота помогли отыскать Злату. Мы встретились с ней на какой-то станции метро в центре, и я вручил ей белую розу. Она слегка улыбнулась одними глазами, и спросила, был ли я в Макдональдсе. Я ответил отрицательно, мы сидели там, и она купила мне коробку ХэппиМила, ну, разве что, только без игрушки.
   Однако, годам к 15 мое либидо стало созревать, в связи с чем вспоминается случай с моей учительницей по специальности - виолончели. Она носила ангельскую фамилию Энгель, но то, как она обнимала ногами инструмент, уже волновало меня. Эта студентка должна была вести у меня урок, но к этому времени стало понятно, что доучиваться по специальности я не буду. Поэтому она готовила свои уроки, сидя за роялем. На дворе цвела весна, и на ней была короткая юбка. Я, бездельничая, сделал из бумаги самолетик, и бросал его по нашему большому классу в разные стороны. Типа случайно, он залетел под рояль, и я полез за ним. Она не заметила, как я заглядывал между ее длинных ног. Но когда занятие закончилось и она сказала: "Пойдем в столовую, куплю там тебе что-нибудь интимненькое", - покраснел до корней волос.
   А черный блокнотик имел свое продолжение, и связано оно было с городом Кисловодск. Там у меня тоже жила бабушка, у которой я гостил каждое лето.  В соседнем дворе у меня было много приятелей и приятельниц. С тех пор, как я поступил в медулище, отношения с ними тоже стали взрослыми. Из Краснодара я привез им кучу анекдотов, которые рассказали мне старшекурсники на практике, случившейся сразу после поступления. Парни и девушки смеялись, а в ответ ставили послушать Цоя. Две девчонки запомнились мне больше всех: моя ровесница Светка - шатенка с толстой косой, и Яна - более старшая брюнетка, подстриженная под каре. Фамилий их я, видимо, никогда не узнаю. Светка больше нравилась мне, чем я ей, а с Яной все было наоборот. Брюнетка, слегка похожая на Алису из мультика про зазеркалье, приглашала меня к себе послушать Белинду Карлайл. Любимой ее песней была "Little Black Book", после которой я и вспомнил черный блокнот с подписями моих муз. Заметив этот интерес, меня отвел в сторону старший брат Светы, здоровеннный такой бугай. Он сказал, что купит мне самое дорогое бухло из местного магазина, если мне удастся трахнуть Яну. Я молча кивнул, проглотив язык от такого предложения - ведь я был девственником. Конечно же, со мной и Яной ничего такого не произошло. Но, когда я уже поступил в медакадемию, я был у бабушки на зимних каникулах. Светка тоже выросла, работала на местной сувенирной фабрике, и тогда это самое призошло между нами. Так что, извини, братан...
   Но моей судьбой стала детская краевая больница. Предпоследняя практика проходила в ЛОР-отделении. Первое о нем впечатление – мой белый халат, весь в красную кровяную крапинку. Ребенку, который так меня украсил, удаляли аденоиды, а тогда это делали без наркоза. Я стоял позади него, удерживая голову, а руки и ноги его были пристегнуты к креслу. Потом мне стало интересно - что там делается со стороны лица? Вот тогда он и выдохнул на меня то, что осталось во рту после операции. Следующее впечатление – моя первая рюмка коньяка на новогоднем утреннике, где я сижу за столом вместе со всем отделением во главе с заведующей. Сейчас это называется корпоратив. А тогда, помню, коньяк мне не понравился, зато как улыбались медсестры, красотки-брюнетки с редкими кавказскими именами. Слишком много ожиданий было у меня и перед дегустацией ликера, который так впечатлял меня на полке магазина своим волшебным розовым цветом. Эта проба снималась уже в кругу семьи, и красота обернулась на деле просто крепкой и сладкой фигней! Оказалось, что взрослая жизнь - совсем не лимонад…
   На последнем курсе медулища стал встречаться с девушкой из параллельной группы медсестер «Б», Наташей К. Надо сказать, что это было почти подвигом. Дело в том, что между двумя группами на нашем курсе отделения медсестер была определенная конкуренция. До этого я общался там только с парой пацанов, а девочки их смотрели на меня, как минимум, подозрительно. Ближе с ней я познакомился после медленного танца на той, неприятно памятной мне, дискотеке. Нельзя сказаить, что она была красавицей, или имела примечательную фигуру, но только контрастом смотрелись выразительно-большие карие глаза на бледноватом лице. Кроме глаз, мне запомнился большой рот, который растягивался в какой-то печальной улыбке.
   Она была такой же тихушницей, как и первый объект моих симпатий. Что это, читатели, комплекс неполноценности? Значит, мне важно было быть круче и победить? Было это ранней весной, и сквозь серость, уходящую с голубых небес, уже ярко светило солнышко. Взрослых отношений не случилось (от этого слова происходит слово «случка»?), я робко провожал ее домой, хотя жила она далеко. Помню, как явился на стадион, где у нее был урок физ-ры, в дурацком длинном черном плаще (конечно, из секонд-хенда). «Я тебя сегодня не ждала», - услышал я ее удивленные слова, сказанные при всей группе. Это свидание было последним. В тот же вечер ваш покорный слуга яростно гонял кулака под этим самым плащом, получая удовольствие от порнухи, скромно называемой эротикой, в темном зале маленького кинотеатра в районе Кооперативного рынка. Будучи уже взрослым, меня пригласили в одну частную клинику далеко за городом, обещая хорошие условия работы и достойную зарплату. Я поехал туда все увидеть на месте, и встретил там Наташу. Она по-прежнему была не замужем и также грустно улыбалась. Ее глаза широко открылись мне навстречу, но от этой работы я отказался.
   Для самоутверждения летом того же года я согласился пойти на речной пляж со своей одногруппницей Таней У. Нельзя сказать, что бы она была супер-красива, или пользовалась популярностью у других пацанов, но до меня дошли слухи, что она признавалась подружкам в любви ко мне. Этим надо было срочно воспользоваться! Жарким утром мы вместе отправились на пляж затона реки Кубань. Она была в раздельном темном купальнике, а я  - в оранжевых плавках. Мы оба немного стеснялись своих практически обнаженных тел, поэтому, если не валялись на песке, то быстро бежали в воду. Я украдкой рассматривал ее приятную фигуру с хорошо сформированными округлостями. Но ничего серьезного не было, мы только громко смеялись своим глупым шуткам. Свидание оказалось единственным, и я презирал себя за то, что не осмелился поцеловать ее. От того прощания на остановке вспоминается только зеленая, отечественная и совсем не крутая, спортивная сумка на моем обгорелом плече. Иметь клевую сумку – это было еще одной моей мечтой. У Нестора была такая, большая и черная, с надписью Young & Young, типа для физры, но в нее и автомат Калашникова поместился бы. Помню, как шатался по магазинам и приценивался, но  родители купили совсем не то…
   Однако, мир тесен, и мы еще встретились, когда она стала молодым врачом-эндокринологом. Мы учились в одной медакадемии, и периодически пересекались. Она намекала, что уже рассталась с девственностью, но тогда мне было не до нее. Потом оказалось, что  работаем в одной больнице, и мы договорились о свидании. Это произошло у меня дома, и она демонстрировала ухватки такой прямо опытной. И так она меня облизывала, а, после всего, так заглядывала в глаза, что по дороге к остановке троллейбуса я не выдержал. Я сказал, что от любви до ненависти - один шаг, поэтому ее почти ненавижу. Не став рассматривать ее офигевшее круглое лицо, сплошь покрытое противным мягким пушком, я развернулся и пошел обратно.
   Но вот начался и последний курс медулища. Помню зиму, свою немодную серую куртку, в наружный карман которой мерзкий Мурик засунул мне жареный и жирный пирожок из нашей столовой.  Что я помню про наступившие 18 лет? Мама подарила серебряные цепочку и нательный крест, отец - командирские часы, мы решили поступать меня в медицинский институт, и начались занятия с репетитором по химии.
Зато этой весной я встретил первую «взрослую» любовь в своей судьбоносной больнице, и была она медсестрой хирургического отделения, в котором проходила моя последняя практика. Звали ее Лена М., но называлась она Аленой. Это была симпатичная девушка (ну, уже не совсем девушка) на пять лет меня старше, с волнистыми каштановыми волосами (вероятно, окрашенными), серо-голубыми глазами с длинными ресницами и пухлыми губами. Когда она собирала волосы в хвост и поворачивалась в профиль, то эти губы и круглый лоб напоминали поющую русалку из известного армянского мультика.
   Она уже успела однажды побывать замужем (без детей), и обладала красивой фигурой с выраженной грудью-бедрами и точеной талией между ними, что подчеркивалось обтягивающим халатом. Знакомство с ней было связано с моими новыми джинсами. Мода диктовала покупку широких, а тут в Краснодаре открылось совместное с итальянцами предприятие Райфл. Джинсы были куплены, и вот эти новые (даже не из секонда), светло-синие и были впервые надеты в больницу. Первый же день их носки закончился встречей с  концентрированным раствором хлорки, что имело результатом многочисленные обесцвеченные пятна. Зато Аленушка обратила на меня внимание! Почти как в анекдоте про ковбоя, который хотел, чтобы его заметила красавица. Она лежала в тени, а он один раз проскакал мимо – без успеха. Второй раз он проехал на лошади, покрасив ей ноги в зеленый цвет – тоже мимо. Тогда он покрасил в этот цвет всю лошадь и опять проскакал рядом с девушкой. «Остановись, ковбой», - сказала она. А он отвечал: «Не могу, у меня лошадь зеленая!».
   Мы стали встречаться, и эти прогулки по парку на затоне реки Кубань уже не были детсадовскими. Она стала моей первой секс-учительницей. На первых свиданиях я учился правильно целоваться, на последующих – обращаться с женской грудью. О, как это было круто! Так увлекательно, что я стал забивать на занятия с репетитором. В любви мы признавались взаимно, по крайне мере я – регулярно.  Насколько она меня любила, не знаю, но я ее – безумно! Наверное, она тоже меня любила, потому что сильно обиделась, когда я ляпнул, что эта любовь у меня – не последняя. А еще представляю, каким я ей казался мальчиком, когда она полезла погреть свои холодные весенние руки под моей белой кофтой, а там оказалась заправленная в джинсы белая интеллигентская майка без рукавов (с тех пор я ненавижу это пережиток СССР), и никакой страсти не получилось…
   Зато наша первая (она же последняя) ночь любви очень даже получилась. Это случилось в мае, что можно считать подарком на мое 18-летие. Да, мои юные друзья, в наше время так поздно расставались с девственностью! Для родителей была озвучена официальная информация, что я уезжаю на турслет. Но сначала расскажу о турслете, который был на предыдущем курсе медулища.
   Он должен был состояться в Красном лесу, где-то в районе мясокомбината (до сих пор не знаю, что и где это). Мне очень хотелось туда попасть, как на что-то новое и интересное. Парни из нашей группы должны были помочь преподам по физ-ре все организовать, и родители отпустили меня с ночевкой. Отец сказал, что это называется «комендантский взвод». Но оказалось, что в связи с дождливо-плохой погодой турслет не состоится. Какой облом! Ну, не уезжать же из-за этого ночевать домой?  Тем более, что два моих более продвинутых одногруппника (Сережа не был достаточно выраженным спортсменом-туристом и не приехал) взяли с собой бухло.
Время прошло чрезвычайно интересно. Нам втроем разрешили остаться ночевать в спортзале. Но, после того как парни поделились водкой со сторожем, в нашем распоряжении оказались все три этажа медулища. Водку мы пили точно, и было пиво и что-то еще. По-моему, крепкое, потому что Нестор учил нас смешивать и пить коктейль, хлопая смесью спиртных напитков по колену и опрокидывая рюмку в рот. Потом мы играли в настольный теннис, а напоследок мочились на улицу через окно третьего этажа, стоя на подоконнике напротив кабинета нелюбимой исторички.  И Миша изрек: «Нету лучше красоты, чем попИсать с высоты!».
   Так вот, «турслет» последнего курса медулища понравился мне еще больше. Подготовка к нему была достаточно долгой, месяца полтора. Парк мы посещали в сумерках (до сих пор удивляюсь, как Господь сохранил нас от всякой шпаны), а днем заходили во всякие кафе, где в апреле согревались кофе, а в мае охлаждали любовный пыл мороженым. Кто платил за это удовольствие, я, к сожалению, не помню. Подозреваю, что моя психика скрывает от меня нелестную информацию. У Алены я научился многому приятному и полезному, но курению, к счастью, нет. А еще я трепался с ней по телефону, когда был в квартире бабушки и не слышали родители, причем мог делать это целый час. Спросите меня сейчас, о чем, - и я не смогу ответить. Родителям, кстати, я показывал ее полароидное фото, ведь у меня были далеко идущие планы. Кто не знает: полароид – это был такой фотоаппарат, который сам печатал моментальные снимки. Так вот, мою любовь запечатлели сидящей с сигаретой в руке и  красным блеском в глазах.  Мама с папой сказали, что она выглядит старше 23 лет. Тогда я им сообщил, что уезжаю на турслет с ночевкой .
   Вот оно, долгожданное ночное свидание! Алена договорилась занять на ночь квартиру своей подружки где-то в районе аэропорта. Если я и принес с собой цветы и шампанское, то сейчас этого не помню. Зато помню, что на шкафу лежал фаллоимитатор, чему был удивлен. «Мужчины – такие затейники», - сказала моя любимая какую-то непонятную вещь. Погода и темперамент сделали ночь жаркой, половые акты перемежались походами в душ. Я сделал открытие, что утренний секс приятен только в одном случае - если его не было всю ночь.
Представляю, какой рот до ушей был у меня, новоиспеченного мужчины, тем поздним майским утром, когда я провожал Аленушку после этой длинной ночи. Я был на седьмом небе от счастья, заливаясь соловьем о своей любви и желании пожениться. Она же как-то больше отмалчивалась, тихо улыбалась и нежно целовала меня, а я ничего подозрительного не заметил.  Но, когда мы встретились в следующий раз в больнице, она сказала, что свадьбы не будет и вообще надо с этими свиданиями завязывать. Я страшно нервничал, шумел, пытаясь ей что-то доказать. Мне было до соплей обидно за свою любовь! А может, просто жалко, что такая шикарная связь заканчивается, толком не начавшись? Вот так прозвенел мой первый звонок во взрослую жизнь.
   Всего их было не три, как в театре, а только два. Полностью я почувствовал, что детство прошло, когда меня с отцом вызвали в военкомат. Военком сказал, что фельдшер призывного пункта уезжает учиться в Москву, и на его место подхожу я, о чем он и намерен договориться с директором медулища. Отец, надо сказать - очень спокойно, попросил его дать мне шанс поступить в мединститут летом, а осенью, если не поступлю, пусть они делают со мной, что хотят. На том и порешили, а я вышел из военкомата реально повзрослевшим.
Конечно же, я сильно переживал из-за потери своей любви. Встречаясь с Аленой в больнице, я что-то доказывал, разводя руки в стороны, но это ее только смешило… Ухудшилась моя успеваемость у репетитора-химички. Она говорила: «Что это за чушь? Сам написал - сам на память выучил». На тетрадках я сначала писал: Учи науку химию, она тебе нужна. Когда целуешь девушку, реакция важна. А потом, когда готовиться к химии стало трудно: Debes ergo potes (по латыни «Должен - значит можешь»).
   Но тут накатили последние экзамены, прочая выпускная суета, и грустить стало некогда. Помню, как на госэкзамене Эмма Р., дочь небедных родителей, но с учебного небосклона звезд никогда не хватавшая, отмочила прикол. У нее спросили, что такое парез. И вместо того, чтобы ответить, что это такой вид паралича, она говорит: «Ну, порезался человек»! Но, дипломы директриса торжественно вручила всем, а некоторым (и мне в том числе) - даже красный. Никакого понятия об учительской коррупции за все время учебы в медулище я совсем не приобрел.
   Незадолго до выпускного у нас был КВН. Не знаю, есть ли это сейчас в учебных заведениях и по телевизору, но это значило «Клуб веселых и находчивых» и было предшественником «Камеди клаб». Из него помню только домашнее задание, что-то типа переделки сказки про Дюймовочку.  Я играл богатого и крутого Крота, для чего Нестор одолжил мне свою кожанку, рейбаны и четки. На это все приходил посмотреть его друг, тоже грузин, Акакий (для своих К;ко). Видимо, я подражал Нестору хорошо, потому что он сказал, что я почти как сухумский, только нос непохож. Этот Како, невзрачный сутулый тип в очках по зрению, показался мне совсем непримечательным. Но пятно на своей штанине объяснил тем, что какая-то телка занималась с ним оральным сексом во время сеанса в близлежащем кинотеатре «Болгария». Мне подумалось: «Он, который меня всего на год старше, - уже какой взросляк, а я только пиво попробовал»…
   А с каким нетерпением вся моя группа ждала выпускного вечера! Ведь мы были хоть и совсем интеллектуально и имущественно разными, но все же дружными детьми. Передо мной сохранившееся фото этого праздника. Наша группа стоит на ступеньках главного входа в медулище на фоне деревянных дверей, обрамленных кафельными черно-белыми изразцами в виде цветов. Нестора на фото нет – видимо, фотографирует нас, стоящих в три ряда. На заднем плане – классручка, нижняя половина лица не видна, также плохо видно весь второй ряд стоящих. Зато в первом ряду хорошо видно героев этого повествования. Слева Миша и Света, грустны и нахмурены (прошла любовь, завяли помидоры?). Света в красном длинном платье с разрезом, Миша в красной рубахе и держит руки за спиной. В центре пятеро девчонок, все красивые и улыбаются. Среди них мой друг (почти сестра) Наталья, первый раз вижу ее в длинной черной юбке, но улыбка, как всегда, голливудская. Справа от нее Олеся К., в черно-белом платье и с уложенными волосами, мизинец левой руки почему-то у меня на ширинке. Дальше с улыбкой (щекотно?) стою я, в белой рубашке и новых (из секонда, зато красивых) серых брюках, на левой руке - командирские часы с бледно-зеленым циферблатом. Замыкает ряд справа от меня Лена П. с серьезным лицом, во взрослом черном платье с накидкой. Всегда думал, что она гораздо выше меня ростом. Но головы у нас на одном уровне, а ее рука на моей талии (или у мужиков ее нет?). Я что, нравлюсь девушкам? Может, потому, что стал, по сравнению со школой, меньше ругаться матом?
   И вот мы, все такие  расфуфыренные, прибыли на выпускной. Нестор, купивший новые туфли, зачем-то решил пройти пять километров от медулища пешком, но натер ноги, и последние два квартала ему пришлось проехать на такси. Отмечание дипломов родители оплатили в кафе «Русский чай», стоявшем на границе моих родных Горогородов и центрального района с гордым названием «Лондон», рядом с затоном, так что эти места я хорошо знал. Еще совсем недавно я заходил в это заведение съесть с чаем пирожное «Корзиночка» после музыкальной школы, а теперь шел гулять туда, как взрослый!
   Родителей с нами не было, но присматривать оставили классную руководительницу, округлую женщину средних лет с птичьей фамилией. Среди бревенчатых стен стояли длинные столы под белыми скатертями. Что подавали из еды, не помню, да это было для нас и не важно. Зато шампанское лилось рекой! Были танцы и прочее веселье, а под конец вечера произошел приятный для меня сюрприз.  Аня Л., за все три года обучения не замеченная мной девушка в очках, с пухлыми щечками и длинной косой, сегодня была совсем другой. Она была хороша: подстрижена и завита, без очков, одета в модное короткое платье льняного цвета. Сначала она напилась до рвоты, окружающие отпаивали ее кофе (я купил за свои!), а потом, чтобы подышала свежим воздухом, повел ее гулять на затон. На полдороге мы уже целовались, а потом она отдалась мне под липами на лавочке. Невдалеке плескалась река, пели ночные птицы, редкие фонари давали интимный свет, а у меня в кармане был презерватив. О, какой я был уже взросляк, и как это было круто! В этот момент из моей головы почему-то совершенно вылетела трагическая любовь к Аленушке... Виделись ли мы еще в будущем? Ну, если напишу следующую книгу, -  узнаете.
Назад мы шли в обнимку, и расстались до лучших времен после ее посадки в такси. Когда я вернулся в кафе, большинство народа уже разъехалось, а самые крепкие пили пиво, найденное в холодильнике. И мне досталась эта прохладная зеленая банка, которую я приложил к своему разгоряченному лбу. Я пил этот "Хайнекен" и был наверху блаженства: так вот ты какая - взрослая жизнь!