Неотправленное письмо

Здравствуй, дорогая внученька.

Получила от тебя письмо!  Ты обижаешься, что не рассказываю  ничего о себе и моем прошлом. Милая моя, да что  рассказывать-то? Даже не знаю. Жила себе и жила. Работала, детей растила. Ничего интересного.  Сейчас вот шаражусь потихоньку на костылях. Гололед  страшенный! Скорей бы потеплело и снег растаял. Весны настоящей хочется. Можно будет на крыльцо выходить, сидеть на солнышке, греться, садом любоваться. Яблони начнут цвести! Люблю это время! Ох, ладно, размечталась тут!  Соберусь сейчас с мыслями, попробую что-нибудь написать.  Приготовься  читать. Письмо, наверное, длинным получится.

Начну издалека. Мой отец Тимофей, твой прадед, после сдачи Порт-Артура, попал в японский плен. После осовобождения, вместе со своими братьями отправился в Сибирь из Орловской области. Здесь он встретил твою прабабушку Татьяну, семья которой переселилась из Тамбовской губернии.Тогда, в начале двадцатого столетия, в России начались Столыпинские реформы . (Почитай о них , литературы много, не буду тут подробно расписывать.) Тысячи крестьян из центральных областей устремились за Урал на степные просторы западной Сибири. Новоселовка, где поселился отец, быстро строилась. Он после женитьбы  тоже затеял дом поставить. Местные старожилы, "чалдоны", всячески старались навредить, помешать строительству. В ночное время сбрасывали бревно со сруба дома. Тогда отец запрягал коня в передки (это передняя ось от телеги, на которой было удобно подвозить бревна), надевал старую гимнастерку с Георгиевскими крестами, их у него было два, все медали и , стоя на одной оси, ехал в Омутское к старосте. Тот приезжал в Новоселовку и быстро решал все спорные вопросы. Слово старосты тогда было законом, никто не мог  ему прекословить. 

К 1914-му году  в деревне насчитывалось около ста пятидесяти крестьянских дворов. Переезжающим на земли Сибири бесплатно предоставлялся транспорт и выдавались денежные пособия- сто рублей на главу семьи и по двадцать рублей на каждого члена. И это при тогдашних ценах, когда корова стоила три рубля, а лошадь от пяти до семи рублей. На обустройство отпускалось по триста деревьев. Строительство домов велось "помощами". То есть, строящемуся помогали вывезти лес, срубить сруб, поставить амбары. Помогали все- близкие, родственники, соседи, земляки по губернии. Как говорится- строили всем миром!  Пахотной земли хватало. Старались дома поставить до зимы. Мама рассказывала, что морозы стояли лютые. Птицы на лету замерзали, а плюнешь , слюна в лед оборачивалась!

Одежда нужна была прочная и теплая. В деревне водились мастера, которые выделывали овечьи шкуры. Из них шили шубы , полушубки и тулупы. Из шкур крупного рогатого скота справляли обувь. Пимокаты  валяли пимы из шерсти овец.

К началу первой мировой войны приезд переселенцев  из центральных губерний на Алтай прекратился. Все приехавшие отстроились, получили земельные наделы, привыкли к суровому климату и жили размеренной, крестьянской жизнью.  Когда объявили войну, мужики ушли воевать за царя и Отечество. Кто-то остался на полях сражений, но большинство возвратились домой. Были и вернувшиеся из австрийского плена. Рассказывали односельчанам, как аккуратно немцы возделывают каждый клочок земли. Они тогда уже пользовались сельхозтехникой, облегчающей труд. Сельчане  слушали, открыв рты. Все им было в диковинку. Кроме лавки (магазина) в деревне больше  ничего интересного не было. Ни клубов, ни тем более кинотеатров. По вечерам мужики собирались у кого-нибудь в сарае, где можно было выпить, поиграть в карты и просто пообщаться.  Отец мой, Тимофей Егорович, спиртное не употреблял, не курил, но был азартным карточным игроком. И часто проигрывал. Как-то ушел вечером в новом полушубке, а утром вернулся в старом и рваном, с чужого плеча. Был случай, когда пришли и увели корову, которую он проиграл. Мама сильно переживала, но виду никогда не показывала, не смела перечить, никогда никому не жаловалась. Растила нас, пятерых детей, по дому управлялась. Никогда не слышали, чтобы родители ругались. Никогда мы  не видели, чтобы мама плакала. Все в себе держала. Наверное, потому и ушла рано , сердце не выдержало.

Храмов в Новоселовке и Омутском не было. Православные  были приписаны к Ильинской церкви. Ездили или  ходили туда пешком только по большим праздникам. В эти дни все работы в поле  и на подворье прекращались. Звон колоколов  был слышен далеко по окрестным селам. Звонарь был мастером высочайшего класса! А когда случалось у него приподнятое настроение , вызванивал "камаринскую". За такие вольности доступ на колокольню ему временно закрывали!

Позже, в  Омутском построили церковь, но с началом коллективизации ее переоборудовали в школу, где на первом и втором этажах было по два класса для занятий. Даже иконы, написанные для церковного иконостаса сохранились до 1946 года.  В том году впервые проходили выборы депутатов в Верховный совет СССР. В помещении школы был открыт избирательный участок. Кабинки для тайного голосования были сделаны из больших, деревянных, побеленных щитов. Это были церковные иконы. Дальнейшая их судьба неизвестна. Я даже в той школе успела поработать. Любила ее. Светло в ней всегда было и как-то по-особенному спокойно.

Ну все, глаза устали, утомилась писать. Продолжу завтра. Пойду чай попью с творожными калачиками, Валя напекла по моему рецепту. Помнишь, ты летом  приезжала, я вам с Наташкой на завтрак частенько их готовила. Утром, пока вы спали, клубнику в саду соберу,  тазик  большой эмалированный! Просыпаетесь, а у меня уже все готово, стол накрыт. Вы так вкусно ели, с аппетитом! А я на вас смотрела и любовалась. Такие вы у меня были славненькие !

 Вот уже и другой день. Продолжаю свое повествование.

В 1917-м  смена власти в селе прошла на удивление тихо. Место старосты  занял председатель Сельского Совета. Писарь остался тот же, но стал называться секретарем. Земельные наделы тоже остались старые, а многодетным семьям их даже увеличили. Но вскоре на смену советской власти пришла колчаковщина. Вот они-то  оставили свой кровавый след в жизни   Новоселовки. Первый конный разъезд колчаковцев выехал на увал около Соленого лога. Произведя несколько выстрелов по деревне всадники ускакали. Жители попрятались по домам, детей посадили в подполье. Через несколько дней, в сопровождении вооруженного отряда солдат, прибыла новая власть, которая начала устанавливать свои порядки. Сначала взялись за тех, кто Советскую власть поддерживал. А таких было много. Пришлось бы наказать все мужское население деревни, поэтому начали с искоренения пьянства, распутства и картежников. Конечно же, моего отца  тоже внесли в черные списки, но ему удалось каким-то образом избежать расправы. Думаю, здесь немалую роль сыграли его награды и добросовестное служение царю и Отечеству.

Колчаковцы нещадно грабили деревенских. Заходили в дома, забирали из сундуков хорошие вещи, пшеницу из амбаров, муку. Уводили  коров и лошадей. Конечно же, поддержки со стороны населения новая власть не получила. Поэтому в округе начали формироваться партизанские отряды. Вооружение повстанцев было смехотворное- вилы да берданки, винтовок совсем немного.  Но сражались героически, немало тогда полегло народу. Отвоевали землю. В деревне была  восстановлена Советская власть.

 Я родилась в 1923 году, а в 1924 году открылся Сельский Совет. И первым председателем стал красный партизан Оськин Дмитрий Еромолаевич, мой дед, отец мамы.   Жизнь потекла своим чередом. В деревне начал работать молокосборный пункт. За сданное молоко крестьяне ежедневно получали денежный расчет. Молоко сепарировали, из сливок сбивали масло. Сепаратор и маслобойку вращали вручную. Маслоделом был пленный австрийский солдат Андрей Иост. Под его руководством протекал весь процесс переработки молока. В конце тридцатых годов Андрей Иванович был репрессирован.

В помещении маслозавода работала колхозная столярка (мастерская). Перед молокосборней была большая поляна, на которой в летнее  время  по вечерам собирался народ. Кто-то приносил молоко в ведрах на коромысле, а по большей части приходили просто пообщаться, обсудить деревенские новости и не только.

В помещении склада был открыт сельский клуб, в котором собиралась молодежь. Организовывали самодеятельность, устраивали спектакли для жителей деревни.  Я тоже , когда выросла, любила в тот клуб ходить, на танцы. Может сейчас, глядя на меня, с трудом поверится, что я танцевала, но это так! И страсть, как любила наряжаться!

Помню, еще ребенком была, летом, после посевных работ и до начала сенокоса в деревню приезжали казахи. Они ставили разноцветные шатры в конце старой улицы недалеко от клуба, и устанавливали настоящую карусель. Мужики -казахи покупали у местных жителей  коней, а нарядные казашки ходили по деревне вместе с детьми и смотрели, как живут русские, знакомились сними.  Велась честная обоюдовыгодная торговля. Из Мерети была привезена лавка- магазин, которая так и простояла там до середины пятидесятых годов. В последствии ее перестроили. В шестидесятых рядом с клубом установили новое кирпичное здание магазина, а старое сломали и увезли в Киприно. После распада Советского союза магазин был продан сельской администрации и теперь пустует.

Короткий отрезок времени после колчаковщины  и до начала коллективизации был самым счастливым периодом  в жизни крестьян. Земельные участки распределяли по числу членов семьи. Перед началом сенокоса выбиралась комиссия из нескольких мужиков. Они раздавали сенокосные участки по жребию. Зажиточные крестьяне  стали покупать  несложные сельхозмашины . Приобретали грабли и сенокосилки, молотилки с конным приводом, веялки. Все машины были иностранного производства. Работали они в упряже коней, а лопасти веялок вращали вручную.  Сенокос начинался с Петрова дня, то есть с двенадцатого июля. На луга выезжало все село! Женщины надевали нарядные сарафаны, мужики тоже принаряжались. Старались сенокос провести быстро. Крайний срок второго августа- Ильин день. Посевы пшеницы и других сельхозкультур сжинали серпами и связывали в снопы. Первоначально обмолот вели цепами в составе одной семьи. Когда стали покупать молотилки с конным приводом, на общий ток свозили снопы несколько крестьянских подворий. Это были близкие родственники или выходцы из одной губернии. Коллективно обмолачивали снопы на веялке, отделяли зерно от половы. Работы на току всем хватало!  После завершения полевых работ, днем и вечерами собирались в помещении сельского Совета. Такие посиделки проходили без употребления спиртных напитков. Разгула пьянства, как сейчас, в те времена не было.  Зимой крестьяне отмечали самые значимые православные праздники. Кроме того, в каждом селе был свой престольный праздник, на который съезжались родственники и близкие друзья. Хозяйки несли свежие булки и пироги, варенье, мед.  Ставился посреди стола огромный самовар, и начиналось чаепитие. С утра и до позднего вечера, а порой и до следующего утра! Люди были дружные. Это сейчас каждый сам за себя. Зависть, что ли,  съедает?  Ругаются постоянно, делят чего-то. И родственники и соседи. Я все время думаю, почему такое происходит? Может потому, что технологии приходят в нашу жизнь? Вот люди и отдаляются друг от друга. Но это мои предположения. Может вовсе не поэтому! Ладно, устала, завтра продолжу.

Не могла писать два дня, расклеилась чего-то. Погода скачет, то мороз, то плюсовая температура,  и давление тоже скачет. Сил совсем  никаких, да и настроения тоже. Все лежала, думала, вспоминала былые времена. Разбередила душу. Сегодня пободрее себя чувствую, надо продолжать. Так, на чем мы с тобой  прошлый раз остановились?

Организация колхоза началась с раскулачивания. Под него подпали самые зажиточные крестьяне, которые для ведения работ в своем хозяйстве нанимали сезонных рабочих-батраков. Первым раскулачили самого богатого жителя Новоселовки  Силина Романа Игнатьевича. Его с семьей выслали за пределы района. Куда увозили новоселовских раскулаченных никто уже и не помнит. Брат мой, Тимофей, не знаю, помнишь ли ты его? Он раньше к нам часто заезжал в гости. Так вот, он был женат на дочери Романа Ингнатьевича- Евдокии. Их большой, добротный дом был разобран и перевезен в другое место, где были детские ясли для детишек колхозников. После укрупнения колхозов его перевезли в Омутское и в нем была контора, а чуть позднее работал сельсовет. Тимофей и Евдокия уехали в другой район, а  Роман Игнатьевич жил  потом с моим отцом в одной избе. Деваться ему было некуда. Мамы тогда уже с нами  не было, она рано умерла. Я тоже долго жила с отцом, потом уже в Шелаболиху переехала, когда Надя в школу пошла. Но об этом чуть позже.

С коллективизацией началась людская карусель.Богатых и зажиточных крестьян сослали на новые места поселения, бедняки ринулись в колхоз, а середняки стояли перед выбором- вступать или не вступать? Очень много людей, видя безнадежность дальнейшей жизни в деревне, бросали дома и хозяйство и уезжали. Отец мой тоже продал свой дом и с семьей переехал в село Поштулим Ельцовского района. Туда его сманил племянник. Но жизнь в горах не понравилась. Отец привык к нашим местам и работе на степных полях. Здесь местные жители, в основном, занимались пчеловодством и сеяли лен. Посевы пшеницы вымокали  и урожая не было. Мы вернулись в Новоселовку. Отец не захотел жить в деревне и поселился на отшибе за оврагом, он относился к селу Омутское.  Это место называли "остров". Там он и скоротал свой век. Я тоже жила долгое время в родительском доме, после войны семь лет работала в Омутской школе, а потом уехала в Шелаболиху.

Я почему тебе так подробно все пишу? Это наша история. Не та, что по учебникам в школе. А настоящая. О том, как жили люди в те времена, что чувствовали, переживали. Об этом в учебниках не напишут. Но я думаю, если ты меня расспрашивала обо всем, значит тебе будет интересно почитать.

Вспомнила накануне, как в  предвоенные годы в деревню впервые привезли звуковое кино. Это была кинокартина " На границе". Полотно экрана было натянуто на амбаре, а аппаратура стояла напротив, в конторе у открытого окна. Зрители расположились между конторой и амбаром. Электропитание киноустановка получала от динамо-машины, которую вращали поочередно вручную.

Были и платные сеансы, они проходили в школе. Киномеханик перед началом показа набирал команду, которая крутила динамо-машину.  Чтобы команда не разбежалась ,  он забирал у ребят шапки и после кинопоказа отдавал обратно. Но так, как билеты они не покупали, то крутили машину с удовольствием и совсем не думали убегать!

Налаживалась связь с райцентром. Он в те годы был в селе Тюменцево. В комнате бухгалтерии была установлена рация и там всегда было людно. Столб, к которому крепилась мачта антенны, стояла у угла конторы до пятидесятых годов. Помощник бухгалтера во время связи, которая включалась редко и в  строго определенное время, сидел у аппаратуры  в больших черных наушниках и был похож на радиста Папанина на Северном полюсе!

Стол главного бухгалтера стоял в комнате у ветреного окна. Ребятишки часто подбегали к этому окну, чтобы поглазеть, как он работает на счетах. Это было целое представление!  Пальцы бухгалтера  с молниеносной быстротой перемещали блестящие бобки по отполированным бронзовым прутикам. Они мелькали с характерным стуком справа налево, слева направо и в конце подсчета производился финальный громкий хлопок! Счетоводом был Семен Дудкин. Выполняя свою виртуозную работу он ,между делом ,вел разговоры с посетителями и был в курсе всех деревенских новостей. Семен был бессменным счетоводом  в "Красном Октябре" до 1950 года, когда произошло укрупнение колхозов. Затем стал главным бухгалтером в колхозе  " Память Ленина" , но до старости  не дожил. Умер молодым от какой-то болезни.

Почту по деревне разносил Николай Ерофеевич Амелин. Он приносил колхозным бригадам газеты и громко зачитывал в перерывах об особо важных событиях, происходящих в стране и за рубежом. В общем, был главным политинформатором! Все горячо обсуждали обстановку в Европе, а она была очень  напряженная. Фашистская Германия оккупировала пол Европы и вплотную подошла к границам Советского союза.

В конце тридцатых годов, незадолго до войны, случилась засуха. Колхозы собрали мало зерновых и мало заготовили сена. Урожай картошки и овощей был весьма скудным. Зиму пережили с трудом.  Ели даже мясо падших животных. С наступлением весны стало легче, сельчане перешли на "подножный" корм. Но от истощения никто не умер, выдюжили! Я тогда заканчивала школу. Мне всегда нравилось учиться. С удовольствием делала все домашние задания,  не надо было заставлять с палкой, как многих моих сверстников. Наверное, уже с первого класса знала, что буду учителем. И после выпускного отправилась в Барнаул. Поступила в учительский институт. Но перед войной, в сороковом году, вдруг объявили, что обучение будет платным. Представь мое отчаяние! Когда каждый раз перед сном представляешь , как входишь в большой и светлый класс, где сидят ученики за партами.  Как начинаешь вести уроки. И , казалось бы, уже  ухватила судьбу за хвост, а она ускользнула.   Пришлось вернуться домой. Мне предложили поработать в вечерней школе, но я отказалась. Подумала, что не справлюсь. Я же недоучка, а там мои сверстники и люди постарше. Впала в уныние, ничего не хотелось. Знаешь, потом часто в жизни разочаровывалась, но так сильно больше никогда не переживала. Устала что-то. Завтра продолжу.

Продолжаю. Знаешь, Алена, я даже втянулась, понравилось писать. Есть зачем по утрам с постели вставать. Даже хандра проходить начала. Будто сидим с тобой рядышком, как раньше бывало, и беседы ведем.

Напишу немного о войне Великой Отечественной. Весть о ней пришла  двадцать второго июня, уже к концу дня. Наутро мобилизованных мужиков собрали у сельсовета и повезли в Райвоенкомат в Тюменцево. Несколько дней в деревне гремели параконные брички, играла гармошка,  раздавались песни и  плач. Мужиков в деревне почти не осталось. В средней школе тоже работать было некому. И когда меня туда пригласили, я выделываться не стала, тут же согласилась. Нам с ребятишками приходилось работать на полях, поэтому учебный год начинался  только в ноябре. Писали на чем придется! Тетрадок-то не было. В ход шли газеты и какие-то клочки бумаги. Помню, у нас дома была большая, красивая книга о Пушкине. Пришлось ею пожертвовать, вписывать между строк планы уроков. На три года мне ее  тогда хватило!

А если бы ты знала, как мы готовили чернила! Собирали в разную посудину корни конского щавеля, заливали водой, бросали туда ржавый гвоздь или какую другую железяку. Все это настаивалось сутки, иногда больше. Получалась густая, даже трудно сказать, какого цвета жидкость. Ей и писали. Руки грели в варежках время от времени. Плясали во время уроков, чтобы согреться. Топить-то  почти нечем было.  В те годы дрова летом не заготавливали, ездили в забоки за ними зимой. Березняк тоже рубить не разрешали.  За колками постоянно следили лесники- объездчики. И несмотря на строгость, все деревья вблизи села были вырублены. Зимой по березовые дрова сельчане ездили ночью на своих коровах! Березы распиливали на чурки, а дома  прятали под сено и даже складывали в подпол.

Ручки мастерили  мы с детьми тоже сами,  из камыша да перьев птиц. Но ученики тогда учились с большим желанием, не то, что сейчас. Никакие трудности им были не страшны. Школу нашу собрали деревенские плотники из разобранного склада. В ней было два помещения для классных занятий, большой зал, учительская и сторожка. При входе был полутемный коридор, из которого можно было войти в любое помещение. По стенам коридора были набиты крючки и вешалки, на которых дети оставляли свою одежонку. Ребятишки приходили в школу с радостью. Даже раньше учителей! И засиживались тут допоздна. Уроки делали.

Основным средством существования в годы войны был огород да небольшое хозяйство- корова и десяток курей. Редко кто держал гусей, а свиньи вообще были редкостью,  нечем  было кормить. Зато у всех были овцы. Из их шерсти вязали варежки и носки. Шкуры  скота выделывали на полушубки. Огороды вскапывали вручную, лопатами. Сажали ,в основном, картошку, тыкву  и много кукурузы. Вызревшее зерно размалывали на ручных мельницах в крупу, из которой пекли лепешки и варили кашу. Помню, очень любила запеченную тыкву с кукурузной крупой.  Деликатес настоящий! Еще нас спасала картошка. Ее варили, парили, жарили, запекали. Терли на терках, и в полученную массу добавляли крохи муки или что-то похожее на пшеничную муку. Все это заквашивали и пекли хлеб. В деревне даже пекарня своя работала. Булки были высокие, круглые. Пока несешь домой буханку, обязательно отщипнешь корочку хрустящую и съешь! Ты тоже всегда хлеб из магазина приносила обглоданный со всех сторон!  Но корочки, это ведь самое вкусное, согласись? Сейчас хлеб, конечно, не сравнить с тем, военным. Но тогда  нам казалось, что нет ничего лучше!

А еще колхозу доводился план посадки махорки. Сажали ее недалеко от нашего дома за Островом у ручья. Ранней весной в рассадниках сеяли семена. Для высадки рассады в грунт был сделан каток из дерева шириной метра два, на котором крепились деревянные конусные шпили. Запрягали лошадь, она тянула каток по полю, он вращался, делая в почве конусные углубления. В них и сажали рассаду. Следом ехала двуколка с бочкой воды и поливала лунки. Звено работало на плантации все лето. Проводили прополку, а после нее наступала пора "шинковки", обрыва цветков. Осенью стебли растений срубали и свозили к риге, которая была собрана на Острове. Здесь стебли распарывали посредине от корешка до верхушки, связывали в пучки и развешивали для просушки.  Рядом с плантацией табака была  колхозная пасека и пчелы успевали собрать нектар с цветков. Ранний мед был горьким, с запахом махорки! Но все равно ели. Я тогда частенько на  пасеку наведывалась. Интересно мне было. Покупала книги в городе по пчеловодству, изучала. Потом у себя в саду развела пчел, купила несколько ульев. Ну это ты знаешь!

Война была в самом разгаре и в деревню все чаще стали приходить извещения-похоронки. Бабы по несколько месяцев и даже годами не получали с фронта никаких вестей от своих мужей. Часто собирались где-нибудь вместе "посудачить", погоревать , а еще приглашали ворожей. Те частенько в села наведывались,  и дарили хоть какую-то надежду своей ворожбой . Помню, у нас остановился старик из Ильинки. Вроде, как наш дальний родственник. Он был очень высокого роста и плохо видел. Ворожил на бобах. Разложит их на кучки, потом считает, быстро передвигая бобы, и выдает неизменно обнадеживающий результат. Женщины его любили, частенько подкармливали и приносили продукты.  В то страшное время люди стали чаще обращаться к Богу. В Селезнево поселился еще один старик, который был священником в одном из алтайских приходов. Он  наведывался  и в соседние села, где собирались желающие помолиться. Как-то летним жарким днем даже  организовал крестный ход. Молили Бога, чтобы пролился дождь на нашу грешную землю. Засуха была страшенная! Люди из Селезнева, Новоселовки и Омутского несли иконы, закрепленные на древках. Это было незабываемое зрелище! И через два дня произошло чудо!  Дождь пошел! Да хороший такой. И после него радуга раскинулась над озером. Огромная , как коромысло! Да такая яркая! Мы все одно желание загадали на всех, чтобы война закончилась и мир на земле настал!

Бои уже велись на территории Германии, все только и знали, что обсуждали вести с фронта. И вот , солнечным майским днем 1945 года, со стороны Ильинки, с увала, в Новоселовку спустился мотоцикл  "Харлей". В коляске  сидела женщина в солдатской гимнастерке. Рядом с ней был закреплен красный флаг. Подъехав к зданию сельсовета она крикнула громко, что война закончилась! И мотоциклисты умчались в Омутское. Ребятня быстро разнесли радостную весть по деревне! Посевные работы были в самом разгаре, поэтому выходной не объявляли, но все кинулись обниматься и поздравлять друг друга!

А я на радостях ..."понесла"! Стыдно мне тебе такое рассказывать. Но ты всегда так настойчиво меня пытала, почему у твоей матери отчество Михайловна, а не Павловна, как у Оли и Васи. Наберусь смелости, поведаю тебе о моем позоре. Хотя сейчас мне кажется, что и  не позор это  вовсе. Признаюсь, как на духу, я его очень любила. Красивый, статный, веселый. Как в такого было не влюбиться? Работал учителем в нашей школе. На гармони играл, заслушаешься! А пел как! Душа коллектива.   Я-то далеко не красавица, а он, вдруг, обратил   на меня  внимание, начал ухаживать. Конечно же,  голову потеряла. В него все девки деревенские были влюблены. Мы месяц тайком  встречались, а потом я забеременела. Думала, Михаил узнает и женится на мне, но не тут-то было! Оказалось, что в Барнауле , куда он катался на учебу, между делом обрюхатил  еще одну молодую женщину. Я, как узнала, со мной истерика приключилась. Несколько дней рыдала! А деваться некуда. Надо было рожать. В те времена аборты были запрещены. Нагулять девице ребенка на стороне, тоже было большим  позорищем  на все село! В школе состоялся педсовет. Мишу заставляли на мне жениться. Он, кстати, был  не против. Но я не смогла простить ему измену.  Отвергла  прямо во время педсовета! Потом написала заявление на увольнение и исключение из коммунистической партии. Меня оставили там и там, а моего любовника уволили. Уехал он в Барнаул и женился на сопернице. У них родился мальчик, у меня девочка. А она  потом диктором  на телевидении работала. Ох и красивая! Друг другу  они идеально подходили.  Может  и к лучшему, что так произошло. Я стала матерью-одиночкой. Тяжело было. Хорошо, сестры первое время помогали, без них ни за что бы не справилась.

А в деревню потихоньку  возвращались выжившие  фронтовики. Такого оживления, какое  царило до начала пятидесятых годов в селе больше никогда  не было. По вечерам играли гармонисты, пели песни. Люди радовались миру.

Последним напоминанием о минувшей войне были японцы, человек тридцать, сорок, которые шагали пешим строем в сопровождении охраны из Барнаула в Камень-на-Оби. Они останавливались в колхозной конторе выпить чаю и отдохнуть. Это было зимой 1946 года. Помню, особое внимание привлекала их одежда. Она была аккуратная и прочная, сшитая из меха. Даже на лицах у них были меховые маски с прорезями для глаз и рта. Отдельный колпачок прикрывал нос, при необходимости его можно было сдвинуть в сторону.  Настоящие самураи! Эти военнопленные укладывали рельсы для трамвайных путей и работали на стройках домов.

 Когда Наде исполнился год, я поступила заочно в педучилище и продолжала работать в Омутской школе. Потом  вышла замуж.  Мы с Пашей знали друг друга давно. Жили в одной деревне, учились  в Новоселовской школе. Мне он нравился, но я его не любила. Не было того чувства, когда внутри все замирает при встрече , как это было с Михаилом. Павел сделал мне предложение выйти за него замуж, пришлось  согласиться. Кому я еще была нужна, с ребенком-то  на руках? Да и тяжело было материально.  В школе зарплата невысокая, а Паша работал в узле связи в Шелаболихе, неплохо по тем временам зарабатывал. И мы с Надей к нему переехали.  Я устроилась в Шелаболихинскую среднюю школу. Колхоз  выделил нам на семью довольно большой участок земли. Тут мы дом построили, сад разбили. Потом, когда родились Оля и Вася, решили новый дом справить, побольше. А этот старый оставили вместо сарая. Завели хозяйство- корову, бычков, свиней, кур, гусей. Зажили потихоньку. Я даже помощницу  пригласила, девку из деревни. Чтобы по дому помогала и за детьми приглядывала. Одна бы  не управилась, слишком  много было работы. Но я все равно чувствовала себя счастливой.  У меня была школа, ученики, дом и сад. Это самое важное в жизни, иметь любимую работу и с радостью возвращаться домой. Мужа я уважала и со временем привыкла, привязалась. Годы были сложные, но мы справлялись потихоньку. Денег , конечно, не особо хватало. Но их всегда не хватает, сама знаешь. В общем, жили не тужили, но в августе 1965 года в наш дом пришла беда. В августе Павел погиб , возвращаясь с рыбалки на своем мотоцикле. Вот тут и настали для меня лихие времена! Одна,  да с тремя детьми. Мы настолько обнищали, что я в школу ходила в блузках сплошь штопаных перештопанных. Туфли на ходу  разваливались ! Надя, мама твоя, уже в то время жила в городе. Пыталась поступить в мединститут, но недобрала баллов на экзаменах.  Пошла работать. Моя ученица Валентина была  начальницей лаборатории при химзаводе, помогла Надежде туда устроиться. Зарплату  платили небольшую, поэтому когда она домой приезжала, я старалась загрузить ее продуктами. Уж очень тощая  была! И ты такая же. Смотрю  на вас, сердце кровью обливается. Кажется , что вы там в своих городах голодаете,  хочется накормить. Ох,  ладно, не буду причитать. Знаю, что вы этого не любите!

Ну, что еще рассказать? Даже не знаю. Ладно , надо подумать. Что надумаю, завтра допишу.

Вчера весь день думала, что еще тебе рассказать? Вроде все самое интересное, что вспомнила, написала.  Но попробую еще что-нибудь из себя выудить!

Годы шли. Вася с Олей росли, помогали мне по дому и по хозяйству. Сад высадили, ульи поставили. Я занялась пчеловодством. Это была моя отдушина.

Надя познакомилась с твоим отцом, забеременела. Жили они хоть и вместе, но жениться он  не предлагал, она и не настаивала. Почти мою судьбу повторила. Не хотела я для нее такой участи, но разве меня кто спрашивал? Потом ты родилась. Моя первая внучка. Я была снова счастлива!  Оля замуж вышла, Наташа появилась. И пошли, пошли внуки! Дальше уже про мою жизнь и рассказывать нечего, ты все знаешь. Как написали обо мне в местной газете :-"Жизнь Марии Тимофеевны проходила без особых перемен и каких-то слишком примечательных событий. Вырастила трех детей. Подрастают внуки. Вот, если коротко, и все. " Так вот жизнь и проходит. В двадцать лет ты думаешь, что у тебя все впереди, и до старости еще далеко, а не успеешь глазом моргнуть, вот она старость. И тебе за семьдесят. И ты дряхлая старуха, у которой  нет будущего, остались лишь воспоминания. И если мечтаешь о чем, так это только о здоровье. Хочется проснуться утром, опустить ноги на пол и побежать, как в юности. Кружиться в саду, хохотать, упасть в траву и просто радоваться жизни, не задумываясь ни о чем. В молодости мы не ценим жизнь и не понимаем, как она прекрасна! Другой возможности праздновать молодость у тебя больше не будет, помни об этом.

 Раньше  меня ученики навещали часто, а теперь все реже и реже. И поговорить не с кем. Лежу, парализованная, как бревно целыми днями, или какая ненужная вещь. И молчу, мысли разные в голову приходят. Вспоминаю часто тебя и Максима. Вы когда были здесь, мне было хорошо. Каждый день приходили  и так радостно было на душе. А Костик, как солнышко, согревал мое сердце.

Знаешь, Аленушка, дам тебе один совет, хоть вы теперь советов и не любите. Цени каждый свой день. Не жалуйся и не ной, что все плохо. Старайся замечать хорошее.  Бог так много дает, а нам все мало. Когда стареешь,  приходит понимание, что  за суетой и каждодневными делами  не замечаешь самого  главного. Все мимо проходит. Не нужно иметь много денег и материального достатка, чтобы быть по-настоящему счастливой. Ты  мне сейчас захочешь возразить, но поверь пока на слово. Наблюдай за природой, радуйся солнышку или дождю в пыльный день, дыши полной грудью.  Старайся каждый день приносить пользу и делать этот мир лучше.  И обязательно побывай на море! Я об этом мечтала всю свою жизнь, но не довелось. Исполни мою мечту!

 Помнишь, я учила тебя делиться с друзьями  вкусными яблоками с маленького дерева в саду? Их было мало, но они самые сладкие и сочные.  Так вот и в жизни, делись самым  лучшим, что у тебя есть, даже если самой мало. Не жадничай. Все окупится со временем. Может  звучит сейчас  слишком пафосно , но с возрастом  сама все поймешь. И вспомнишь это письмо. Ох, не знаю даже, кто  его будет отправлять.  Попрошу, наверное, Пашу или Васю, отнесут на почту на днях, упакуют мои мемуары!

Люблю вас всех. Целую и скучаю. Баба.

Приезжайте скорее, я   очень сильно жду.  20 марта 1997г.


От автора:20 мая 1997г бабушки не стало.

Посвящается всем любящим бабушкам!