Наследие 11. Долг и совесть

11. Долг и совесть

 Сигнал тревоги сработал в шесть утра. Николай уже был на ногах — привычка, выработанная за двадцать лет службы, не давала валяться в постели даже в выходной. Он подошёл к телефону, увидел уведомление: «Разбой с причинением тяжкого вреда. Участие несовершеннолетнего. Вызов группы». Сухая формулировка. Он вздохнул, бросил взгляд в сторону кухни, где Марина готовила кофе.

— Опять на выезд? — спросила она, не оборачиваясь.

— Да, — кивнул он. — Тяжкий случай. Несовершеннолетний.

Марина поставила чашку перед ним и тихо сказала:

— Надеюсь, не наши.

Николай не ответил. Он не любил обсуждать работу дома, особенно когда дело касалось подростков. Ему всегда казалось, что любое преступление, в котором замешан ребёнок, — это недосмотр взрослых. Иногда — лично его.

Погода была серая, как и всё настроение этого утра. На месте преступления уже работала следственная группа. Пострадавший — мужчина лет сорока, с разбитым лицом, без сознания. По предварительной версии, его избили у подъезда и отняли сумку с деньгами. Все произошло поздно вечером. Очевидцев не было, но камеру видеонаблюдения на доме не забыли выключить — кадры с неё уже смотрел лейтенант Смирнов.

— Вот, — показал он Николаю на экране ноутбука. — Время —  23-00 три   Трое. Один из них бил, второй стоял на шухере. Третий... как будто сомневался. Но потом пошёл следом.

Николай склонился к экрану. Лица были закрыты капюшонами, но в одном из силуэтов он почувствовал что-то смутно знакомое. Походка, манера держать руки... Он сжал челюсть и медленно выпрямился.

— Кто-то опознал?

— Пока нет. Но тут ещё вот... — Смирнов вытащил пакетик с обломком брелока. — На месте нашли. Пластмасса, дешёвый знак футбольного клуба. Не исключено, что одного из них.

Николай машинально потянулся к карману, где обычно лежали ключи сына. Пусто.

Семнадцатилетний Илья пришёл домой около полуночи. Тихо, как всегда. Николай не стал его останавливать в коридоре, но стоял за дверью спальни и слышал, как тот разувается, как скидывает рюкзак, как идёт в душ. Сердце билось тяжело, с перебоями. Что-то внутри сжималось как пружина.

Утром он ждал, пока Марина уйдёт на работу. Потом позвал сына на кухню.

— Садись, — сказал он спокойно, хотя голос уже начинал предательски дрожать. — Поговорим.

Илья пожал плечами, сел напротив. В руках вертел телефон.

— Где ты был вчера после десяти?

— У Вадика. Фильм смотрели.

— Какой?

— Какой-то старый боевик. Не помню. Мы не досмотрели — пошёл домой.

— Кто ещё был?

— Никого. Только мы вдвоём.

Николай медленно кивнул.

— Ты уверен?

— Пап, ты чего? — Илья удивлённо поднял глаза. — Я чё, допросе?

— Возможно, — тихо сказал Николай. — Послушай, Илья... Вчера в одиннадцать вечера возле девятого дома избили мужчину. У него черепно-мозговая. Сейчас в реанимации. Грабёж. Есть видеозапись.

Мальчик замер. На лице мелькнула тень. Он отвёл взгляд.

— При чём тут я?

— Один из троих был в куртке, как у тебя. С таким же брелоком на молнии.

Илья молчал. Потом встал, отодвинув стул.

— Я не виноват. Я просто стоял. Я не бил. Я даже не знал, что Вадик... что он это сделает. Мы шли, он вдруг к кому-то подскочил, начал орать, драться. Потом Макс подбежал. Я... я не знал, что делать.

— Но ты не остановил. Не позвонил. Не помог. — Голос Николая стал твёрдым.

— Я испугался! — закричал Илья. — Я не знал, что всё будет так! Я просто думал, что мы прогуляемся!

— А потом? Ты ушёл домой и лёг спать?

— А что я должен был делать?

Николай встал. Он смотрел на сына, как на чужого человека.

— Ты должен был прийти и сказать мне. Немедленно. Ты живёшь в этом доме. Ты знаешь, кем я работаю.

Илья отвёл глаза. Лицо его побледнело.

— Ты хочешь... Ты что, сдашь меня?

Николай не ответил. Он пошёл в комнату, закрыл за собой дверь и сел на край кровати. Марина ещё не вернулась. В доме было тихо. За окном падал редкий весенний снег.

 

Он провёл день в отделе, не упоминая имени сына. Смирнов работал с записью, уже нашёл кадр, где лицо одного из нападавших чуть высветилось в свете фонаря. На увеличении можно было разглядеть ухо с характерной серьгой.

— Это Макс Захаров, — сказал Николай. — Уже попадался.

— Точно. Его уже взяли. Показания путаные. Второго он не сдал. Говорит, что тот случайный знакомый. А третьего — вообще не помнит.

Николай чувствовал, как сжимается петля. Он уже знал, что будет делать. Пытался себя переубедить, искал лазейки: «Сын не бил», «Он просто стоял», «Может, никто не узнает». Но всё это разбивалось о простую мысль: если он — отец, и если он — полицейский, он не может быть двумя разными людьми в зависимости от обстоятельств.

Он пришёл домой поздно вечером. На кухне сидел Илья, с мрачным лицом, перед ним остывший чай.

— Ну?

Николай сел напротив.

— Завтра ты пойдёшь со мной. Ты дашь показания. Расскажешь всё, как было.

— Ты правда это сделаешь?

— Я должен.

— Ты же знаешь, что я... что я не бил.

— Я знаю. И я сделаю всё, чтобы это было учтено. Но скрывать — это соучастие. Не только по закону, но и по совести.

Илья сжал кулаки. Лицо его перекосилось.

— Ты не любишь меня. Ты просто... ты выбираешь значок, а не меня.

— Нет. Я выбираю тебя. Настоящего. Не того, кто скрывается. Я выбираю твою совесть. Потому что если ты сейчас уйдёшь от этого — ты потеряешь себя.

Они сидели долго в тишине. Потом Илья медленно кивнул.

— Хорошо. Я пойду.

Следователь выслушал парня внимательно. Тон его был сдержанным, профессиональным. Николай сидел рядом, не вмешиваясь.

— Мы учтём, что вы не наносили ударов, — сказал следователь. — Но участие в группе — это уже статья. Вам нужен адвокат. Родители несовершеннолетних могут его предоставить. Или мы назначим государственного.

Николай поднялся.

— Мы сами. У нас есть знакомый юрист.

Когда они вышли из кабинета, Илья не стал говорить ни слова. Только, когда спустились на улицу, остановился у двери машины.

— Мне будет тяжело, да?

— Да, — ответил Николай. — Но будет честно.

Илья кивнул. Они ехали домой молча. На светофоре, когда загорелся красный, Николай взглянул на сына. Тот смотрел вперёд, с усталым, взрослым взглядом.

Всё длилось долго. Следствие, суд. Макс получил срок. Второй подросток, Вадим, оказался из неблагополучной семьи — его ждал закрытый интернат. Илья — условный срок, общественные работы, обязательства посещать психолога. Его участие признали пассивным, но не без вины.

Марина не говорила с Николаем два дня после того, как узнала. Потом вернулась к обычному, сдержанному тону. В доме стало тише, взрослее.

Весной Илья устроился волонтёром в приют для бездомных. Сам.

Однажды вечером он подошёл к отцу на кухне и, сев напротив, сказал:

— Я тогда думал, что ты предал меня. А теперь понимаю — ты единственный, кто меня спас.

Николай только кивнул. Он не знал, что ответить. Впервые за много месяцев он почувствовал, что дышать стало легче.