Баллада о награде

Все имена и события в тексте являются вымышленными. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.

1. 

Турнирный зал в Монако сверкал, как драгоценная шкатулка. Хрустальные люстры отбрасывали блики на полированный паркет, а за высокими окнами плескалось лазурное Средиземное море. В воздухе витал аромат дорогих духов, смешанный с легким запахом свежесваренного кофе — организаторы не скупились на комфорт. 

За столиками с шахматными досками сидели участницы турнира — умные, амбициозные, безупречно одетые. Среди них выделялась Екатерина Грищук: стройная, с собранными в тугой узел темными волосами и острым, изучающим взглядом. Она сидела прямо, пальцы нервно постукивали по краю стола — она ненавидела ожидание. 

— Главный приз — не только за первое место, — объявил функционер ФИДЕ, Зураб Парашидзе, мужчина с бархатным голосом и выбритыми до синевы щеками. — В этом году мы учреждаем специальную награду за самую красивую партию турнира — часы Cartier Tortue! 

Зал взорвался шепотом. Грищук приподняла бровь. "Красота… А что еще, если не победа?" — мелькнуло у нее в голове. Но нет, она знала: ее игра — это не просто голый расчет вариантов, это искусство. Она ловила на себе восхищенные взгляды зрителей после каждой эффектной комбинации. 

Рядом Александра Трегубова, всегда улыбчивая, порой чуть слишком, брюнетка, томно потянулась, демонстрируя маникюр с золотым лаком. 

- О, Cartier…, прошептала она, – Какой… стильный приз.

Грищук едва сдержала гримасу. "Опять ее театральность", — подумала шахматистка. Александра всегда умела привлекать внимание — не столько игрой, сколько подачей себя. 

Функционер продолжал: 
— Жюри будет оценивать не только результат, но и эстетику, изящество, творческий подход! 

Грищук мысленно уже прикидывала, с каким платьем будут сочетаться эти часы. "Если все пойдет как задумано…"

А в углу зала, полуприкрыв глаза, Зураб Парашидзе лениво наблюдал за реакцией участниц. В его взгляде читалось что-то… заинтересованное.

2.   

Четвертый тур. 

За столиком у окна, залитого золотистым средиземноморским светом, Екатерина Грищук сидела, слегка наклонившись над доской. Её чёрный облегающий костюм  подчёркивал строгость позы, а тонкие пальцы с дорогим маникюром того же цвета замерли над ферзём. Она не просто играла — она дирижировала. 

Против неё играла Элизабет Пятц, опытная немецкая шахматистка. Но сегодня её обычно невозмутимое лицо покрывала лёгкая испарина. Она нервно крутила белокурые пряди, убранные за уши, и наконец передвинула ладью.
"Ошибка", тут же отметила про себя Грищук. 

Двадцать седьмой ход стал решающим. Екатерина сделала паузу — не потому, что сомневалась, а для эффекта. Потом резко, почти с щелчком, переставила коня. 

— Ох… — прошептал кто-то из зрителей. 

Пятц замерла. Её пальцы дрогнули. Она увидела комбинацию. 

Вокруг стола начал собираться народ. Даже Парашидзе, до этого лениво болтавший с кем-то из спонсоров, медленно направился поближе, прищурившись. 

Было сделано еще несколько ходов.

Элизабет попыталась удержать позицию, но Грищук уже вела атаку, как хищник — загоняя соперницу в угол. Её губы чуть дрогнули в намёке на улыбку. "Вот оно", подумала она. 

Тридцать пятым ходом Екатерина объявила мат.

Пятц откинулась на спинку стула, широко раскрыв глаза. В зале на секунду воцарилась тишина, а потом — взрыв аплодисментов. 

"Блестяще!" — интернет был полон восклицаний. 

Грищук не прыгала от восторга, не кричала — она лишь слегка кивнула, но в её глазах горело удовлетворение. "Это не просто победа. Это настоящий спектакль", ликовало у неё внутри. 

А в двух столах дальше Александра Трегубова, только что закончившая свою партию вничью, наблюдала за этим с кислой улыбкой. Она лениво поигрывала золотым браслетом на запястье, но взгляд её был острым. 

— Ну что, Катя, уже примеряешь часики? — прошептала она себе под нос. 

Но Грищук её не слышала. Она ловила восхищённые взгляды, мысленно примеряя Cartier к своему запястью. 

"Приз за красоту? Он уже мой"

3.

Седьмой тур.

Александра Трегубова сидела, откинувшись на спинку кресла, и медленно вращала пешку между пальцами. Ее черные волосы, уложенные в небрежно-элегантную прическу, ловили свет люстр, создавая эффект нимба. На ней было облегающее платье глубокого изумрудного оттенка, которое она специально выбрала сегодня - этот цвет заставлял ее глаза казаться еще более пронзительными.

Против нее сидела Тань Чжэнь, китайская шахматистка с каменным лицом и безупречной репутацией. Доска между ними выглядела как поле боя после долгого сражения - позиция была ровной, ничья витала в воздухе.

На тридцать пятом ходу Трегубова внезапно выпрямилась, ее маникюр с золотым шиммером на мгновение задержался над слоном, затем резко перешла к ферзю. Она сделала ход с такой театральной паузой, что несколько зрителей непроизвольно наклонились вперед.

- Интересно... - пробормотал кто-то из наблюдающих гроссмейстеров.

Но ход был... обычным. Ничего выдающегося. Чжэнь лишь слегка приподняла бровь и через 30 секунд сделала ожидаемый ответ.

В этот момент Трегубова бросила взгляд через зал - прямо на Зураба Парашидзе, который наблюдал за игрой с барской расслабленностью. Их глаза встретились. Александра медленно облизнула губы, затем демонстративно поправила прядь волос, запустив пальцы в черные локоны.

На сороковом ходу наступил кризис.

Вместо того чтобы планомерно укреплять позицию, Чжэнь стала заносить одну фигуру за другой в пресловутый «огонь атаки», но вместо решительной атаки... ничего не получилось.

Александра оживилась. Пожертвовано уже было слишком много и назад пути у соперницы не было. Ее взгляд снова нашел Парашидзе. Она томно вздохнула, затем сделала очевидный ход.

Постепенно дым сражения рассеялся и оказалось, что у Трегубовой легко выигранная позиция. Китаянка сделала еще несколько ходов и остановила часы, растерянно тряся головой.

Когда Александра вставала из-за стола, ее движения были нарочито плавными, словно она позировала перед невидимыми фотографами. Проходя мимо стола Парашидзе, она "случайно" задела его плечом.

- Ой, простите, Зураб Георгиевич, - прошептала она, наклоняясь так близко, что ее духи - дорогие, с нотками жасмина и чего-то запретительно-сладкого - на мгновение окутали его.

Она не увидела, как Грищук, наблюдавшая за этим с другого конца зала, сжала кулаки. Екатерина поняла этот спектакль лучше, чем шахматную партию.

"Неужели она действительно..." мелькнуло у нее в голове, но мысль была слишком абсурдной, чтобы ее закончить.

Тем временем Трегубова уже смеялась в кругу мужчин-журналистов, время от времени бросая взгляды в сторону жюри. Ее смех был слишком громким, поза - слишком открытой, а взгляд - слишком расчетливым.

"Часы Cartier стоят того, чтобы немного... поиграть", думала она, ловя восхищенные взгляды. В конце концов, в шахматах главное - не какие фигуры на доске, а какие ходы ты делаешь за ее пределами, мелькнула у нее мысль.

4.

Отель «Hоtel de Paris» тонул в золотистом свете вечерних ламп, его мраморные коридоры были пустынны, лишь изредка нарушаемые мягким шагом обслуживающего персонала. В одном из номеров люкс, за тяжелыми шёлковыми шторами, Зураб Парашидзе сидел в кресле, потягивая коньяк и рассеянно просматривая текст партий последних турниров. 

Тишину нарушил лёгкий стук в дверь — не громкий, но настойчивый. 

Когда он открыл, то на пороге возникла Александра Трегубова. 

Она стояла, слегка прислонившись к косяку, в полупрозрачном чёрном платье, которое облегало её фигуру так, будто было соткано специально для этого момента. Тонкие бретельки едва держались на загорелых плечах, а разрез на бедре открывал гладкую кожу, блестевшую под мягким коридорным светом. Её темные волосы, обычно собранные в строгую причёску, теперь свободно спадали на спину, слегка вьющиеся на концах от вечерней влаги. 

— Зураб... я надеюсь, не помешала? — её голос звучал как тёплый шёпот, чуть хрипловатый, будто нарочно замедленный. 

— Саша... Неожиданно, — мужчина сделал паузу, намеренно затягивая момент. — Чем обязан? 

Она вошла, закрывая за собой дверь с тихим щелчком. Её движения были плавными, как у хищницы, знающей, что добыча уже в ловушке. 

— Просто подумала... что мы могли бы обсудить завтрашнее награждение. Без лишних глаз, — Трегубова подошла ближе, и лёгкий аромат её духов — что-то терпкое, с нотками ванили и кожи — заполнил пространство между ними. 

Парашидзе усмехнулся, отставив бокал. 

— Обсудить? Или... договориться? 

Александра не ответила. Вместо этого её пальцы медленно скользнули по краю стола, пока она обходила его, приближаясь. 

— Ты знаешь, Зураб, в шахматах... иногда нужно жертвовать фигуру, чтобы получить преимущество, — её рука легла ему на плечо, ногти слегка впились в ткань пиджака. 

Он наклонил голову, наблюдая, как её дыхание становится чуть чаще. 

— И что ты готова... пожертвовать?

Она наклонилась, и её губы почти коснулись его уха. 

— Попробуй угадать, — прошептала она, прежде чем её пальцы разжали первую пуговицу его рубашки. 

За окном мерцали огни Монако, но в эту секунду никого из них это больше не волновало. 

Тяжелая шелковая занавеска колыхнулась от ночного бриза, когда Трегубова уверенным движением стянула пиджак Парашидзе с плеч. Ткань соскользнула на пол с едва слышным шорохом. Ее пальцы, украшенные лишь тонким золотым кольцом на безымянном, теперь расстегивали пуговицы его рубашки одна за другой, обнажая загорелую грудь с седыми завитками волос.

- Ты играешь опасную партию, Саша, - голос функционера звучал глубже обычного, когда он ловил ее запястье, чувствуя под пальцами учащенный пульс.

Трегубова лишь рассмеялась - низко, грудью, позволяя платью окончательно соскользнуть с одного плеча.
- Разве не за этим ты любишь шахматы? За этот... момент неопределенности?
Ее ладонь скользнула под расстегнутую рубашку, ногти слегка царапали его кожу.

Парашидзе внезапно перехватил инициативу, резко притянув ее к себе. Их губы столкнулись в поцелуе, который больше походил на борьбу - она почувствовала вкус дорогого коньяка и чего-то неуловимого. Его руки опустились к разрезу на ее платье, грубоватые пальцы мужчины скользнули по шелковистой коже бедра.

- Cartier... - прошептала она, откидывая голову назад, когда его губы нашли чувствительное место на шее, - Ты ведь понимаешь, о чем я...

Он ответил не сразу, предпочитая действиям слова. Его зубы слегка сжали мочку ее уха, заставив ее вздрогнуть.
- Прекрасная партия... требует соответствующей награды, - наконец произнес он, сбрасывая со стола официальные документы. Бумаги разлетелись по полу, когда он посадил ее на край стола.

За окном мерцали огни казино Монте-Карло, бросая подвижные тени на их сплетенные фигуры. Трегубова запустила пальцы в его седые волосы, наблюдая, как исчезает последняя преграда между ними. В этот момент ее больше волновало не то, что она отдает, а то, что получает взамен.

***

Лунный свет, пробивающийся сквозь полупрозрачные шторы, рисовал серебристые блики на влажной коже их тел. Трегубова откинула голову назад, чувствуя, как тяжелые пряди темных волос прилипли к ее вспотевшей спине. Ее дыхание сбилось, когда Парашидзе, плотно прижавшись к ней, вовсю полапав сзади ее груди, резко перевернул ее, прижимая к прохладной шелковой простыне.

- Шах и... - она не успела договорить, его губы грубо перекрыли ее слова, превращая фразу в стон.

Ее руки впились в его плечи, оставляя красные отметины - нежные полумесяцы на загорелой коже. Где-то на полу валялся ее дорогой браслет, сорванный в пылу страсти. Но сейчас ее волновали только эти часы - те самые Cartier, которые она видела сегодня в витрине бутика на набережной.

Комната наполнилась звуками страсти - прерывистое дыхание, шелест простыней, глухие удары сердца. Парашидзе внезапно прикусил ее нижнюю губу, заставив вскрикнуть.
- Ты уверена, что хочешь эту цену? - прошептал он, ощущая, как дрожит ее тело под ним.

В ответ она лишь резко дернула бедрами, перехватывая контроль. Ее ногти впились в его спину, когда она наклонилась к его уху:
- Я всегда довожу партию до мата.

За окном проплывали огни яхт в порту, но ни один из них не видел ничего, кроме блеска в глазах друг друга. Когда наступила развязка, Трегубова закусила губу, подавляя крик. Ее тело выгнулось в последнем отчаянном порыве, а в голове мелькнула мысль: "Часы уже мои".

Парашидзе тяжело откинулся рядом, его тело все еще слегка дрожало.
- Завтра... в полдень... объявление победителей, - выдавил он, глядя в потолок.

Александра медленно приподнялась, собирая с пола свое измятой платье.
- Я знаю, - улыбнулась она, поправляя растрепавшиеся волосы. В зеркале отражалось ее лицо - раскрасневшееся, с размазанной помадой, но довольное.

Когда дверь за ней закрылась, Парашидзе дотянулся до бокала с коньяком. Жидкость давно испарилась, оставив лишь золотистый след на стекле. Как и духи его гостьи - лишь легкий шлейф ванили и кожи напоминал о визите.

Где-то внизу лифт звякнул, увозя Трегубову в ее номер. Она поправила браслет на запястье и улыбнулась своему отражению в зеркальных стенах. Игра была выиграна. Оставалось только дождаться завтрашнего дня.

5.

Хрустальные люстры зала "Ротонда" заливали пространство теплым золотистым светом, отражаясь в многочисленных зеркалах и создавая эффект бесконечного праздника. Дорогой паркет скрипел под каблуками вечерних туфель, а в воздухе витал аромат свежих белых лилий, расставленных в массивных серебряных вазах по периметру зала.

Екатерина Грищук стояла у края импровизированной сцены в своем фирменном строгом стиле - черная атласная юбка с красным жакетом, волосы, собранные в безупречный тугой пучок, и единственное украшение - скромные серебряные серьги-гвоздики. Ее пальцы нервно перебирали край бокала с шампанским, оставляя на хрустале отпечатки. Она уже представляла, как позднее будет фотографировать часы Cartier для Инстаграма, подписав: "Красота требует жертв... соперниц".

Рядом с ней, томно облокотившись о колонну, Александра Трегубова напоминала черную пантеру, приготовившуюся к прыжку. Ее бордовое платье с глубоким декольте переливалось при каждом движении, а распущенные волосы создавали иллюзию небрежной элегантности. Она ловила восхищенные взгляды мужской половины зала, но ее глаза постоянно скользили в сторону жюри, где Зураб Парашидзе с невозмутимым видом изучал программу закрытия.

- Дорогие гости, пришло время объявить победителя в номинации «Самая красивая партия турнира»! - голос ведущего зазвучал торжественно.

Грищук незаметно выпрямила спину. В голове уже звучали аплодисменты. Она мысленно повторяла свою эффектную победу - тот изящный матовый удар, после которого даже суровые арбитры не смогли сдержать улыбки.

- Итак, специальный приз получает... Александра Трегубова за партию против Тань Чжэнь!

Легкий гул недоумения прокатился по залу. Грищук застыла, будто получив удар током. Ее пальцы сжали бокал так сильно, что хрусталь едва не треснул. "Это ошибка. Это должно быть ошибкой", стучало у нее в висках.

Но нет - Трегубова уже грациозно поднималась на сцену, ее каблуки мерно стучали по ступеням, а губы растянулись в победной улыбке.
- Спасибо, это такая неожиданность! - лгала она, принимая бархатный футляр с часами.

Грищук поймала взгляд Парашидзе. В его глазах читалось... понимание? Сожаление? Нет, скорее усталое принятие. И в этот момент до нее дошло. Все стало ясно как день.

"Она его переиграла. Но не на доске", пронеслось в ее голове, и в груди закипела ярость. Ее щеки вспыхнули, а в ушах зазвенело. Она даже не заметила, как опрокинула бокал, пока холодное шампанское не обожгло пальцы.

Тем временем Трегубова, уже спустившись со сцены, проходила мимо и бросила многозначительный шепот:
- Видимо, красота - понятие относительное, да, Катюш?

Грищук не ответила. Она стояла, стиснув зубы, глядя, как Cartier блестят на запястье соперницы. В этот момент в ее голове созрел план мести. И он не имел ничего общего с шахматной доской.

6.

Зеркала в мраморной уборной отражали гнев Екатерины Грищук в десятикратном размере. Она стояла перед раковиной, с силой сжимая ее холодные края. Ее дыхание было резким, неровным — будто она только что проиграла решающую партию, хотя на самом деле просто не могла успокоиться с момента объявления результатов. 

"Как она посмела? Как они все посмели?"

Она взглянула на свое отражение — строгое, бледное, с тщательно подведенными глазами, которые сейчас казались темнее из-за расширенных от ярости зрачков. "Моя партия была шедевром. Ее — посредственностью. И все это знают." 

Дверь туалета открылась с легким скрипом. 

Вошла Александра Трегубова. 

Она была одна, без своей обычной свиты поклонников, но держалась так, будто за ней стоит целая армия. Часы Cartier сверкали на ее запястье, а губы были подкрашены в тот же оттенок бордо, что и ее вечернее платье. Она остановилась у зеркала, не глядя на Грищук, и достала из клатча помаду. 

— Ну что, Катя, поздравишь? — спросила она, нанося новый слой цвета. 

Грищук развернулась к ней так резко, что ее каблук громко стукнул по кафелю. 

— Ты знаешь, что это фарс, — прошипела она. — Твоя партия была скучной, как из пособия для начинающих. Ты даже не выиграла. Ты просто... 

Трегубова медленно опустила помаду и наконец посмотрела на нее. В ее глазах читалось не раздражение, а наслаждение. 

— Просто что? Переспала с Парашидзе? — она рассмеялась. — Ох, Катя, ты такая предсказуемая. Ты думаешь, все решают только шахматы? Мир сложнее, дорогая. Иногда... нужны другие ходы. 

Грищук больше не сдерживалась. 

— Ты — позор для шахмат! 

Она сорвала со своей ноги туфлю, резко шагнула вперед, намеренная ударить каблуком Трегубову, но та ловко уклонилась.  Агрессивный выпад пришелся не по лицу соперницы, а по зеркалу. 

Каблук Грищук вонзился в хрупкую поверхность, и стекло треснуло с громким, звонким звуком. Осколки посыпались на мраморный пол, отражая теперь не цельные лица, а искаженные фрагменты — глаз Трегубовой, сжатые губы Грищук, блеск Cartier на чьем-то запястье. 

Трегубова даже не дрогнула. 

— Ой-ой... Нервишки? — она покачала головой. — Знаешь, в следующий раз, если хочешь что-то разбить... попробуй лучше свою гордыню. 

И, не дожидаясь ответа, она вышла, оставив Грищук одну среди осколков. 

Екатерина тяжело дышала, глядя на свое раздробленное отражение. Вдруг она заметила, что по ее ладони течет тонкая струйка крови — видимо, осколок задел кожу. 

Она сжала кулак. 

"Мы еще разберемся."

7.

Тишину гостиничного номера нарушал только резкий стук клавиш ноутбука. Екатерина Грищук сидела за письменным столом, сгорбившись, ее пальцы яростно выбивали текст, будто каждый удар по клавиатуре был ударом по лицу Трегубовой. На столе перед ней стоял недопитый стакан виски — лёд уже растаял, превратив напиток в мутную желтоватую жидкость. 

Она писала официальный протест в ФИДЕ. 

"Решение о присуждении приза за самую красивую партию является вопиющей несправедливостью. Партия Трегубовой против Тань Чжэнь не содержала ни оригинальных идей, ни эстетической глубины. В то время как моя победа над Пятц..." 

Она резко остановилась, стиснув зубы. 

"Нет, слишком эмоционально. Нужно холодно. Чётко. Как в шахматах." 

Грищук откинулась на спинку кресла, закрыв глаза. В голове снова всплыли кадры с закрытия: Трегубова на сцене, ее самодовольная улыбка, блеск Cartier на ее запястье, а потом — разбитое зеркало в туалете. 

"Идиотка. Ты сыграла прямо ей на руку. Теперь она может рассказывать всем, как ты не контролируешь себя." 

Она снова наклонилась к ноутбуку, дописывая: 

"Прошу пересмотреть решение жюри на основании объективного анализа партий. Двое  членов экспертного жюри, президент Европейского шахматного союза Зураб Парашидзе (Грузия) и управляющий директор ФИДЕ, бывшая министр экономики Латвии Дана Озолина, проголосовали за то, чтобы выбрать лучшей партией турнира победу экс-чемпионки мира Александры Трегубовой, ныне выступающей под флагом Швейцарии, против китаянки Тань Чжэнъ. Я не могу усмотреть в их решении ничего, кроме политической предвзятости. Приз просто «не смог» достаться русскому игроку, а из-за отсутствия действительно отличных партий выбрали ту, которая хотя бы эффектно выглядит. Как уже говорила, я считаю это решение оскорбительным и унизительным, и ввиду этого я отказываюсь играть свой финальный этап Гран-при в Индии. Приношу свои извинения шахматным фанатам и организаторам Гран-при Индии" 

Она прикрепила файлы, проверила текст ещё раз и нажала "Отправить". 

Экран ноутбука погас, отражая ее усталое лицо. 

Грищук потянулась за стаканом, сделала глоток — виски был уже теплым и противным. Она скривилась, но допила до конца. 

"ФИДЕ обязаны отреагировать. Они не могут просто проигнорировать..." 

Но где-то в глубине души она уже знала ответ. 

8.

Аэропорт Ниццы, зал бизнес-класса, 11:47 утра. 

Кондиционеры боролись со средиземноморской жарой, создавая искусственную прохладу, от которой Екатерина Грищук непроизвольно ежилась. Она сидела у панорамного окна с видом на взлетную полосу, где один за другим выстраивались белоснежные авиалайнеры. В руке иона держала смартфон с перепиской с чиновниками ФИДЕ: 

"В связи с принципиальной позицией относительно сохранения чистоты спорта отказываюсь от участия в Women's Grand Prix в Нью-Дели..." 

Палец замер над кнопкой отправки. 

Рядом на кресле лежала свежая газета «Monaco Matin». На первой полосе — фото вчерашней церемонии: Александра Трегубова сияла, подняв руку с часами Cartier, а где-то на заднем плане угадывалось размытое лицо Грищук — бледное, с плотно сжатыми губами. 

Она резко перевернула газету. 

В кармане пиджака ждал нераспечатанный конверт — приглашение на индийский турнир с золотым тиснением. "Уважаемая гроссмейстер Грищук, ФИДЕ с честью приглашает..." — она даже не дочитала тогда. 

Вскоре телефон завибрировал. Пришло сообщение от мужа: 

"Кать, ты серьезно? Это же рейтинговые очки! Ты что, подаришь их конкуренткам?" 

Губы Екатерины искривились в подобии улыбки.

— "Пусть берут", — прошептала она, нажимая "Отправить". Уведомление о доставке письма вспыхнуло, как сигнал сдающегося соперника. 

За соседним столиком деловой мужчина в костюме от Brioni украдкой разглядывал ее. Узнал? Или просто оценил строгую красоту? Грищук встретила его взгляд ледяными глазами — он тут же вернулся к ноутбуку. 

Минут через пятнадцать на экранах замигали рейсы. На ее самолет в Москву начинали посадку. 

Она встала, поправила складки на брюках и потянулась за чемоданом. В этот момент из динамиков полилась знакомая мелодия — где-то в зале кто-то смотрел видео с турнира.
 — Мадам, пора... — на английском вежливо напомнил сотрудник аэропорта. 

Грищук кивнула и двинулась к выходу. 

В дверях обернулась в последний раз. На экране как раз показывали тот самый мат против Пятц — ее королева совершала победный ход. 

— Checkmate, — беззвучно прошептала она и шагнула в коридор, ведущий к трапу.  Самолет на Москву ждал.

***

Три дня спустя пришел ответ из ФИДЕ. 

Письмо пришло утром, короткое и сухое, как официальный бюллетень: 

"Уважаемая гроссмейстер Грищук, 
Решение жюри по присуждению специального приза является окончательным и пересмотру не подлежит. 
С уважением, 
Комиссия ФИДЕ." 

Она перечитала его три раза, будто надеясь, что между строк появится другой смысл. 

Но нет. 

Грищук медленно опустила телефон на кровать. 

За окном светило московское солнце, а где-то за тысячи километров Трегубова наверняка уже фотографировала свои новые часы для соцсетей. 

"Значит, так…", подумала Грищук, глядя в потолок. 

Она не знала, что будет дальше. Но точно знала одно: это ещё не конец.