Вчера

Кончился день. Устало сижу за рабочим столом и даже не делаю вид, что работаю. Я смотрю на фотографии на стене. С них начинается мое утро – ими заканчивается день. На фото моя семья. Мама идет в 1 класс. Нежное лицо, стеснительная улыбка, скромный букет деревенских цветов. Мама с моей сестрой на руках, что-то строго говорящая папе. Сестра хмурится, а я прячусь за мамой – видно только ушко. Папа в тот же день – слушает и улыбается. Ах, как он улыбается! Помню: папу снимаю я.

И зазвучали голоса…

Отец мчится на электричку, на плечах – младшенькая, мы с мамой вприпрыжку бежим за ним. Электрички ходят редко. Это 1981 год. Еле-еле успеваем купить билеты и влететь в последний вагон. Двери закрываются.

– И все из-за того, что ты не можешь вовремя встать, – это мама отцу.
– Ну ничего ж не случилось, ну, поехали бы на следующей, – папе легко говорить, а маму расстраивают незапланированные опоздания.
– Чуть не умерли на бегу…
– Нормально дошли, не нагнетай…
– Это ты шел, а мы неслись, – мама не сдаст так просто свои позиции. – Так и будем стоять в тамбуре? Протискивайся с детьми в вагон.

Мы начинаем вкручиваться в толпу, как шурупы. Начало дачного лета. Суббота. Вагон плотно набит потными телами. Но папа протискивается с ребенком на руках – народ пыхтит, жмется, но не бранится.

Вкрутились из тамбура в вагон. Маме, конечно, уступили место. Меня придавили к окну в начале вагона – большего мне и не надо. Это любимое место. Я смотрю в окно. Я знаю каждый домик вдоль нашего пути, каждое событие. Путь наш – рижская дорога – замечательный. От Ленинградской мы проезжаем парк с прудами, канал, который выглядит со стороны дороги корытцем, и почти сразу – славный Тушинский аэродром! Если повезет, над ним кто-то летает или спускаются парашюты. Но если даже этого нет, то всегда к концу летного поля электричка всегда притормаживает, и я успеваю увидеть стоящие самолеты. Самолеты – моя мечта! Я хочу летать.
Но сегодня самолетов я не увижу. Они слева, а меня прижали к окну справа. Зато я успела увидеть тренировку байдарочников на реке Сходне.

Долгое едем мимо Пинягинского кладбища. И я еще не знаю, что через десять лет буду искать здесь могилу погибшего в армии мальчика, который мне очень понравится спустя два года. Мальчика этого я еще не встретила. А еду с надеждой, что мой друг Кирилл, снимавший дачу в соседнем доме, уже переехал туда и мы сегодня будем долго говорить о прошедшем учебном годе, потому что мы не виделись с прошлого лета.

Там, у бабушки в поселке, где я живу самую интересную часть своей жизни, сегодня начнется эта самая жизнь. И мы уже скоро-скоро приедем. Но до станции Опалиха начнутся самые чудесные на земле виды: скромный пейзаж моей родины. Вот уже совсем сельская платформа Красногорская. Это окраина города Красногорска. Почему-то главная платформа в городе называется Павшино. Но она неинтересная – она в городской части.

А после Красногорской идут солидные дачи и очень быстро начинается наш лес. В нем мне известны все деревья и тропинки. И я, прилипнув к окну, смотрю не отрываясь, как зазеленевшие свежей листвой деревья нежными ладошками машут нашему поезду. Мысленно уже бегу вдоль железной дороги, взбираюсь на ее склон за первой земляникой, которая на высокой насыпи созревает раньше, чем на лесных опушках, потом собираю букет на лужке вдоль железной дороги. Здесь растут полевые гвоздички, ромашки, колокольчики и кашка, которые мне нравятся больше всех цветов на свете. Собираю в карманы и щавель, уже немного подросший и сейчас самый вкусный. С букетом сворачиваю в лес и иду беспечно по прохладным просекам. Потому что ягод и грибов еще нет, а больше делать сейчас в лесу нечего. И потому можно, не отвлекаясь на дела, мечтать!

Начало лета на земле очень трудоемкое: множество дел и в саду, и в огороде, и на лугах. А в лесу еще ничего, что можно собрать, не выросло. И лес – просто спасение от суеты. Птицы поют, еще не вывели птенцов и поэтому не скрываются. И я пою. Петь я, правда, не умею. Так говорит мой папа – настоящий певец. Но петь люблю и в лесу всегда пою, потому что никто меня здесь не слышит.
Подхожу к пруду у дома. Захватываю несколько упавших веток покрупнее – для костра и золы, полезной садовым растениям. Возле дома сажусь на скамейку, чтобы допеть начатую песню…

***
Поезд выходит на большую рельсовую дугу – поворот, от которого сквозь деревья, когда на них нет листьев, можно увидеть мой дом на улице Красногорской, идущей вдоль леса. Здесь, над маленьким мостиком, поезд сбрасывает ход. Раньше, когда двери открывались вручную, в этом месте молодежь и мужики, ехавшие с мешками комбикорма для скотины, спрыгивала с поезда, чтобы с тяжелой ношей сократить путь домой. Здесь по тропинке через лес к нашим дальним улицам поселка с полкилометра, а от станции все два.

Теперь прыгать нельзя. Но деревенские мальчишки, мои друзья, все-таки умудряются ехать с открытыми дверями вагона: они спиной упираются в одну створку двери, согнутым коленом и рукой – в противоположную. Створка за спиной не выезжает при закрытии дверей, и они так и стоят в распор всю дорогу. Красиво бьет встречный ветер, полощется на ветру рубашка. Хотела сказать: развеваются волосы, но нет, тогда не развевались. У наших мальчишек волосы были коротко острижены. Учебный год только закончился – а кто бы пустил их в школу с длинными космами? Но с электричек на поворотах они уже не прыгают – скорость у поездов стала совсем другой.

***
Я смотрю на фото на стене. И вот уже другая поездка. Мы с мамой и сестрой сели в последнюю дверь вагона, маме даже уступили место. А папа добежал до следующей двери и в начале вагона устроился с вещами.

Но вдруг у нас «поломка» – у годовалой сестры. Памперсов в нашей жизни еще не существовало. Мама кричит папе на другой конец вагона:
– Саш, нужны ползунки.
Вагон передает «тревогу» папе. Он долго роется в пузатом рюкзаке – и ползунки продвигаются по цепочке к нам. Народ радостно оживился – переговариваются, посмеиваются. «Аварию» устранили.

***
Забавно, что следом уже пристраивается следующее воспоминание – ровно 10 лет спустя. Уже продлена наша ветка метро до «Отрадного». Мы с полугодовалой дочкой доезжаем теперь до платформы Дмитровская на метро и садимся на электричку – по-прежнему переполненную. Я волоку коляску, которая больше похожа на телегу вечно кочующей цыганки.

Перед посадкой беру дочь на руки. Сумки, рюкзак, вещи, коляску – все это подхватывают разные люди и нас вместе с вещами запихивают в переполненный вагон, расчищают крайнее место, пристраивают меня с дочкой и скарб. Мы впервые едем на базу отдыха на Истре.

На платформе Истра тем же путем дружным пассажирским коллективом нас вытаскивают из поезда и передают из рук на руки встречающей нас маме-бабушке. Дальше нам предстоит штурмом взять автобус.

***
Я смотрю на фотографии на стене. И в моей голове только одно: это было вчера… я помню все так ясно, как будто это было вчера… я живу во вчера.