Сталкер - Заболеваю ирофилией
В этот миг меня окатило цунами чувств. Сердце вспыхнуло, словно факел, освещая все потаенные уголки души. Не в силах выдержать этот обжигающий накал, я, как безумный, шарахнулся в сторону, пулей вылетел из кресла и умчался прочь в поисках спасительной чашки кофе, словно тонущий хватается за соломинку. Вернувшись на место, я дрожащими пальцами набрал сообщение для Иры: «Ира, будь осторожнее! Когда ты настраивала компьютер новичку, ты была слишком близко! Я чуть не потерял сознание! Пришлось бежать за кофе, чтобы прийти в себя».
Насчет «обморока» я, конечно, слегка приукрасил действительность, но был близок к тому, чтобы рухнуть в бездну чувств. Подобного фейерверка эмоций я не испытывал целую вечность.
Ответ Иры обрушился на меня, как ледяной душ: сухой, официальный, словно высеченный из камня. «Мне некомфортно получать комментарии о моем гардеробе и внешности. Прошу не выходить за рамки рабочих вопросов. Спасибо за понимание».
Мир перевернулся. Я онемел, не веря своим глазам. Неужели это написала Ира? Сообщение пришло с ее аккаунта! Меня словно ударили обухом по голове. Кровь хлынула к лицу, кожа вспыхнула багровым пламенем стыда, а в глазах предательски заблестели слезы. Чем я заслужил такую жестокость? Ира, что с тобой случилось? Раньше ты благосклонно принимала любые комплименты, касающиеся твоей внешности, и общалась со мной тепло и ласково. А теперь – эта отчужденная официальность, этот внезапный негатив! Да и последнее мое сообщение не имело ни малейшего отношения к гардеробу или внешности. Оно было о тебе, о моих чувствах, о том, что я был на грани блаженного обморока от переизбытка счастья! Неужели ты не поняла?
Тем не менее, этот нелогичный ответ был ужасающе понятен. Отныне – никаких вольностей, только сухая констатация рабочих фактов. Я выдавил из себя жалкое «хорошо» (именно так, с маленькой буквы), но сердце разрывалось на части от боли и обиды, словно хищный зверь терзал его когтями.
Последующие дни превратились в череду унылых, серых полос. В выходные я украдкой плакал, захлебываясь в горечи отвержения. Мое настроение было хуже некуда, как будто сам дьявол поселился в моей душе.
С тех пор и до Нового Года (когда я редактирую эти строки) Ира не удостоила меня ни единым смайликом, за исключением бездушного «ok», и все ее сообщения были написаны сухим канцелярским языком. Она перестала улыбаться, здоровалась холодно и отстраненно. Я робко пытался зондировать почву, отправляя ей скромные смайлики, но она оставалась неприступной, словно ледяная крепость, игнорируя мои сигналы.
20.11.2013. В следующий понедельник я застал Иру плачущей. Она сидела на своем месте рядом с Алексеем и рыдала, закрыв лицо руками. Я не поверил своим глазам: она действительно ревела! Неужели из-за меня? Ярость еще клокотала во мне, ведь она лишила меня возможности общаться с ней. И все же, в моем воспаленном мозгу промелькнула предательская мысль: «Неужели я ей небезразличен, раз она плачет?».
Я бросил ледяное «привет, Ирина», не глядя на нее и не подходя ближе, и демонстративно уселся за работу. Хотя Ира терпеть не может, когда ее называют Ириной, это имя сорвалось с моих губ, словно ядовитый шип. Маленькая месть, не более.
В тот день и в последующие я не сказал и не написал ей ни слова, о чем сейчас горько сожалею. Нервные клетки, увы, не восстанавливаются.
Ира плакала еще пару дней. А я сидел неподалеку, все видел и ничего не делал. Я мог бы подойти и утешить ее, сказать «прости». Но я молчал, оправдывая себя абсурдным аргументом: она же запретила писать что-либо, кроме работы! Чем я провинился? Ведь раньше она сама… А сейчас? Если даже я и виноват, я не могу извиниться, ведь это уже не будет на тему работы (из серии «я ж программист»).
Ира выплакала свое горе и успокоилась. Лишь в четверг я написал ей с просьбой организовать командную встречу по работе и мимоходом извинился. Она ответила: «Извинения принимаются». Официально и сухо. Но, по крайней мере, приняты, а ведь могла и отказать.
24.11.2013. В пятницу я решил сделать Ире подарок: принести ей шоколадки. Я заранее купил их и приготовил сюрприз. Но Ира, как назло, не появилась на работе. У нее был day-off. Я прождал полдня, чувствуя странную сосущую пустоту под ложечкой, как будто надвигалась беда. Потом я заметил, что в мессенджере у Иры стоит статус «day off». Это все объяснило. Но я все равно скучал по ней весь день, зная, что она не придет. Я ждал ее, словно она могла появиться из ниоткуда.
Шоколадки пролежали у меня в сумке всю пятницу и все выходные. Я боялся, что моя жена заметит их и спросит, откуда они, или что шоколад растает. Но она ничего не заметила. И шоколадки остались целы, словно безмолвные свидетели моей тайной любви.
27.11.2013. Шоколадки я подарил Ире в понедельник. Но это была печальная история. Я написал ей сообщение, сообщая о желании поговорить: «Не бойся. Я не сделаю ничего плохого. Поговорим в переговорной. Рядом эвакуационный выход, если что. Соглашайся».
Она ответила, что, если у меня есть вопросы по работе, я могу задать их в мессенджере.
Тогда я спросил, какой шоколад она любит, добавив, что это связано с работой, поскольку влияет на продуктивность.
Она промолчала.
В обеденный перерыв я незаметно подошел к ее рабочему месту и положил ей шоколадки (четыре разных) на уголок стола, рядом с ноутбуком, чтобы она точно заметила. Поблизости никого не было.
Ира никак не отреагировала. Ни словом, ни жестом.
Вечером 27 ноября был праздник дней рождения сотрудников компании.
Ира была прекрасна в белой блузке, стоя за столом и разбирая настольные игры!
Я торопился домой, поэтому быстро перекусил, пообщался с коллегами и подошел к Ире: «Ира, спасибо за организацию! Пока!». Кажется, она ничего не ответила, лишь молча кивнула, и в ее глазах блеснули слезы… Я не понимал, что происходит…
28.11.2013. Во вторник утром я получил письмо о награждении премией. Письмо было адресовано мне, но в копии стояли Ира и Даша (наш HR). Я был польщен и ответил благодарственными словами.
И тут произошло нечто ужасное. Вскоре после этого мне пишет Даша и просит немедленно подойти в переговорную комнату. В животе все похолодело, и появилось неприятное тянущее ощущение. Зачем Даше нужен разговор? Неужели Ира…
Даша, как и следовало ожидать, поздравила меня с премией. А потом произнесла слова, которые я никак не ждал: «Теперь я хотела бы обсудить с тобой ситуацию с Ирой…». Меня словно обухом ударили по голове. Значит, Ира ей рассказала? О Боже!… В голове зароились мрачные мысли, и под ложечкой противно засосало…
Мы только накануне обсуждали на тренинге запретные вещи в компании – нельзя насильно угощать алкоголем и нельзя приставать к девушкам. За это увольняют. Моя избыточная вина подсказывала, что меня могли заподозрить в нарушении последнего пункта, и теперь меня ждет суровая кара. Ладно, может быть, работодатель смилостивится и не уволит… ведь я ценный сотрудник! А что я скажу жене? Дорогая, меня уволили, потому что я приставал к коллеге! Чудесно!..
Эти мысли пронеслись в моей голове в мгновение ока. Я начал судорожно искать выход из этой щекотливой ситуации, вместо того, чтобы подумать о самой девушке!
Я, наверное, стал багровым, как рак. Таким красным я еще никогда не был. И так стыдно мне еще никогда не было. Хотелось провалиться сквозь землю и бежать без оглядки.
Я опустил взгляд в пол, не в силах смотреть на Дашу. Я вперился в угол между полом и стенами и смотрел туда все остальное время разговора. Меня словно придавило плитой. Слова застряли в горле. Я чуть не заплакал и невнятно пролепетал: «Мне очень стыдно. Что я могу сделать для Иры? Надо извиниться? Я извинюсь. Что еще?».
Даша сказала: «Ира – новый человек в нашей команде. Она очень переживает из-за этой ситуации. Мы хотим, чтобы людям у нас было комфортно. Я сказала Ире, что ты женат… В любом случае, больше никаких подарков, и, пожалуйста, говори с ней только о работе. Никаких разговоров об одежде, детях и никаких комплиментов. Если ты захочешь поговорить на эту тему, сначала спроси у меня, готова ли Ира к такому разговору…»
Я сказал: «Больше никогда не буду говорить с ней на эту тему. Мне очень стыдно». И вышел оттуда, как побитый пес, опустив голову.
Несколько дней я ходил мрачнее тучи. Один чуткий коллега заметил это и спросил: «Коля, что-то случилось?». «Нет, спасибо, просто насморк».
Однажды я шел по коридору, и навстречу мне попалась Света, коллега Иры. Я опустил взгляд. Она смотрела на меня странно, и, когда я снова поднял глаза, она с улыбкой отвела взгляд. Неужели она тоже знает? Значит, Ира рассказала не только Даше??
Всю эту вечность я избегал взгляда Иры, словно грешник – лика Господня. Стоило ей лишь возникнуть на горизонте, как я, словно страус, прятал голову в песок. Я не смотрел на нее – ни разу! Казалось, память уже начала стирать её черты, словно прибрежный песок – волны. Но однажды, прощаясь, я подошел к ней, и она подняла на меня глаза… Два сокола, стремительно взмывших ввысь! "Две дивные звезды, небесам родные" – не глаза, а бездонные омуты, полные звездной пыли и мерцающих галактик. Я едва совладал с бурей, что поднялась внутри, и поспешил прочь, спасаясь от этого ослепительного сияния.
Однажды, застав её за странным ритуалом – Ира запрокинула голову, впуская капли в глаза – я замер в нерешительности. "Привет" застряло в горле, и, робко отступив, я пролепетал: "Ира, извини, я помешал?". В ответ – лишь пристальный взгляд, обжигающий, как луч прожектора. "Доброе утро," – прозвучал её голос, хрустальный перезвон колокольчиков, звук, от которого по коже бежали мурашки.
Разговоры коллег об очках, "я тебя в очках еще не видел", вонзились в сердце осколком льда. "Слабенькие", – ответила она, но меня охватил безотчетный ужас. Даша успокоила: "Всё в порядке, не переживай!". И когда Ира появилась вновь без очков, ко мне вернулось подобие спокойствия. Но эти очки, в толстой черной оправе, казались зловещим предзнаменованием. Слава богу, эта тьма отступила, сменившись на светлую тонкость.
1.12.2013. Уход коллеги ознаменовался пиром – пицца, пончики, всеобщее ликование. Ира отозвалась на это смайликом с язычком и сердечком – признание в любви к сладкому. Я знал это давно… мои шоколадки! "Неужели я ошибся?" Она наверняка их съела, не выбросила же! Приняла мой дар, признала мои чувства… или мне так хотелось думать?
На кухне, в разговорах с коллегами, она возникла внезапно, словно мираж в пустыне. Так близко, что я не поверил своим глазам. Раньше она не позволяла себе такой близости… разве что с "новым мальчиком", которому настраивала компьютер, когда еще "ничего" про меня не знала. Боковым зрением я уловил её неуверенное приближение, словно астронавт, ступающий на незнакомую планету, проверяя каждый миллиметр почвы на прочность.
Она, "чужая среди своих", стояла слева от меня, почти вплотную. Холодок пробежал по телу, в животе завязался тугой узел. Руки задрожали, адреналин и окситоцин сплелись в безумном танце.
Я повернулся к ней и выпалил, оглушительно громко: "Ира! Угощайся, пожалуйста! Вот тарелочки!". Мой голос, словно эхо, отдавался в голове. Я смотрел на эту сцену отстраненно, как зритель в кинотеатре, наблюдающий историю любви.
Картонные тарелочки, к счастью, были под рукой. Я протянул Ире целую пачку, чувствуя, как дрожит моя рука, как предательски срывается голос. Страх быть разоблаченным парализовал меня. Но Ира взяла тарелочки, её рука тоже дрожала, и дрожь отдавалась в её голосе, когда она благодарила. "Мы были на одной волне", – пронеслось в голове. Я не мог отвести взгляда от её ладони, белой и нежной, с ногтями цвета морской волны, словно только что из салона. Светло-бирюзовый оттенок врезался в память, как клеймо. Я влюбился в её руку в тот же миг! Мне казалось, я воспарил в небеса, и этот сон не кончался.
Эта сцена – навсегда в моей памяти.
Что было дальше – я не помню. Кажется, Ира отошла, тоже потрясенная этим моментом.
Весь день я пребывал в оцепенении.
Откуда это сладкое томление в груди, Ира? Этот приятный холодок? Неужели это – любовь?..
Другая встреча – в коридоре, едва не столкнулись плечами. Она выходила из дамской комнаты, я шел с кухни. Мгновенная остановка, метр разделял нас. Невыносимо сладостное ощущение счастья. Она проплыла мимо, как видение.
Каждая последующая встреча – её лицо светилось неземным светом, на который я не мог смотреть.
Я начал думать об Ире постоянно, особенно в одиночестве. Это стало наваждением.
После этих случайных встреч меня захлестнула буря чувств. Близость желанного, но недоступного человека, все ограничения и нюансы – от слез отчаяния до безудержного смеха счастья.
Я всегда, при малейшей возможности, называл её ласково по имени: "Ира", словно гладил по голове.
Любит она меня или нет? Признаки были, свидетельства накапливались, но я отказывался верить, терзаемый сомнениями.
Однажды Ира обедала в малой кухне, размешивая растворимый суп, и казалась взволнованной, увлеченно переписываясь с кем-то в телефоне. Я едва не заглянул через плечо, но сдержался. "Извини, я только воды налить," – пробормотал я и поспешил уйти.
Через три минуты вернулся за кофе, коря себя за робость. Ира все еще там. И вдруг, неожиданно для себя, выпалил: "Ты как вообще, в порядке?". Вопрос, вырвавшийся из глубин подсознания. Мы никогда не говорили о личном, только о работе, о бытовых мелочах, связанных с офисом. Мы не друзья, не встречаемся. Лишь редкие переписки в корпоративном мессенджере. Зачем мне было спрашивать, как она? Это же не относится к работе! Щеки вспыхнули, как от удара. Я смотрел в пол, избегая её взгляда.
Я же обещал себе не говорить с Ирой о личном! Но как это возможно? Мы работаем вместе!
Этот вопрос – признание в особом отношении. Но мы оба не решаемся признаться друг другу.
Я сделал шаг в неизвестность. Выход в открытый космос.
Её реакция могла быть любой – от удивления и игнорирования до обиды и бегства.
Ира пожала плечами и громко, четко, но с удивлением и плачущей интонацией ответила: "Да!". Я же ответил: "Ну окей!". Хотел добавить что-то еще, но вошел босс. Продолжать разговор было неприлично, и я спешно ретировался.
Еще через три минуты я вернулся, но Иры уже не было.
На следующий день я решил спросить её про аватарку в телеграмме, с заплаканным лицом. "Если у тебя все в порядке, почему слезы?". Но Иру я больше не встретил, а потом решил, что вопрос слишком личный и наглый.
Как-то Ира уходила домой и прощалась со всеми, кроме меня. Игнорирует, называет на "вы", прощается через "всем пока!". Обещала переучиваться с "Николая" на "Колю", но даже "Николая" не выучила. А вот Павлу, который явно не испытывает к ней теплых чувств, почти каждый раз ласково говорит: "до свидания, Павел!". В тот день она даже тронула за плечо длинноволосого Костю, с которым каждый день ходит куда-то из офиса. Он её почти оттолкнул, погруженный в работу, а она, похоже, испугала его. Это было сделано напоказ, прямо на моих глазах: "Смотри, я люблю Костю, а не тебя!". Ревность к маленькому мальчику – как это глупо!
Когда Ира скользит по коридору, я, словно зачарованный, неотрывно слежу за изгибом её спины. А она, словно заколдованная, отводит взгляд, когда идет ко мне навстречу, к своему рабочему месту. Я ведь словно маяк, стою у нее на пути, и мой взгляд трудно не заметить, разве что намеренно отвернуться, спрятаться в тени равнодушия. И я понимаю, как это может быть невыносимо. Но удержаться выше моих сил.
Господи! Каждый день – новая симфония красок и тканей! Её наряды – это колдовство, в котором я тону без остатка, словно в омут памяти!
Но стоит мне погрузиться в работу, отвлечься от мыслей об Ире, она, словно барометр, чувствует это и одаривает меня мимолетным взглядом. И я блаженствую, ощущая на себе эту искру внимания!
Однажды наши взгляды скрестились в молчаливой дуэли посреди коридора. Она, как обычно, избегала зрительного контакта, а я, словно завороженный, смотрел. И вдруг – удар! Её взгляд – молниеносный, хлесткий, как выстрел из лазерного пистолета. Мгновенный ожог, и она уже отвернулась. Но я был поражен в самое сердце, словно громом небесным!
08.12.2013. Сегодня мне предстояло оформить day-off, а значит – неизбежное общение с Ирой. Я знал, что если пущу все на самотек, то просто умру от восторга, приблизившись к ней. Мой разум станет чистым холстом, заполненным лишь её образом. И нужно было предупредить об этом и её, поэтому я написал письмо, прося помощи с оформлением, и вскользь добавил, что все забыто, оставим это в прошлом.
Не знаю, как она восприняла мои слова, но она действительно помогла, словно отключив все чувства, превратившись в безупречного коллегу. Сияние вокруг неё мгновенно погасло. Я, признаться, робел, как обычно, нарушая её личное пространство, словно вторгаясь в святая святых. Но все прошло гладко, без бури и грома.
Затем меня неожиданно привлекли к участию в новогоднем концерте. Фокус внимания сместился с Иры на музыку, она на время выпала из моего поля зрения. И это, как ни странно, пошло ей на пользу! Сегодня она впервые за долгое время улыбнулась, увидев меня оживленно беседующим с коллегой на кухне! Как давно я не видел её улыбающейся! Её лицо озарилось светом, словно луна в полночь! Она фантастически прекрасна! Ира, может, заодно уберешь слезы и с аватарки, а?
Как-то я шел из концертного зала в офис, возвращаясь с осмотра синтезатора, и столкнулся с нашим HR, Дашей. Она спросила, где я был. Я ответил, что смотрел синтезатор. «Ты умеешь играть на синтезаторе?» «Ага!» «Кстати, как Петр? Говорят, он не очень работает!». Я мысленно взвыл: «Даша, ну как ты не понимаешь? Разве ты не видишь, о ком я думаю каждую секунду? Какой к черту Петр? В моей голове лишь Ира, Ира, Ира!». Но, к счастью, удержал слова на привязи.
Однажды я пришел на работу в красивой черной рубашке, которую даже похвалил коллега, на что я отмахнулся: обычная рубашка. А спустя какое-то время заметил, что Ира словно отразила меня: она была в черной маечке! Боже мой! Я никогда не видел её в этой маечке! Я не осмелился посмотреть на Иру в этой маечке в открытую, лишь украдкой сканировал её боковым зрением, словно вор, любующийся драгоценностью.
Свидетельство о публикации №225041500223