Патриотизм

1 апреля 2020 г., 13:11

Аннотация

Прямо сейчас вы рискуете прочесть философский перформанс с последующей возможной побочной реакцией в виде необратимого изменения своей картины мира.

Дисклеймер

Автор честно, впрочем, как и всегда, предупредил. Теперь вы в курсе. Все претензии — к мыслящему океану. На свитке из золотого листа, с гравировкой текста претензии на вечной латыни, и в герметичной амфоре из биоразлагаемого [по последней моде] материала, пожалуйста.

Ограничение по возрасту: 21+



ПАТРИОТИЗМ


На пляж мизантропа волной мыслящего океана сегодня вынесло футуристического вида, некогда блестящий, яйцеообразной формы предмет, до степени смешения напоминающий римский арибалл с напрочь отсутствующим горлышком и едва заметным поперечным следом сочленения двух его половинок. Разумеется, седой римлянин в белой тоге, на досуге предающийся изучению странных текстов будущего, поднял вытолкнутое океаном прямо к его ногам необыкновенное monstrum. «Сей предмет есть немой вопрос, заданный мне Судьбой», — решил он благоразумно, и не отнёс его бестолковым археологам. Если океан бросил этот symbolum к его ногам, стало быть, посылка доставлена по адресу.

Внутри оказалась согнутая наподобие свитка упругая тонкая матовая пластина с текстом на латыни, подписанным неким Igor Sgibnev, на досуге предающимся изучению странных текстов прошлого. Текст с этой пластины в переводе на русский автор приводит ниже.

«Патриотизм государству своим гражданам следует не прививать насильно и не пытаться навязчиво продавать как тематический сувенир, а вызывать патриотизм. Но не камланием и манипуляциями, а в качестве естественной благодарной реакции граждан в ответ на соответствующее своё к ним отношение со стороны государства, которое они будут ощущать от рождения до смерти».


Postscriptum


Salve, коллега!

Я, Луций Анней Сенека Младший, приветствую тебя, из столь отдалённого прошлого, что сам факт нашего диалога есть насмешка над линейным временем, которую оценил бы сам Зенон Элейский. Океан, который ты именуешь мыслящим, а я назвал бы проявлением божественного и безличного Логоса, действительно доставил твоё послание по адресу. Археологи? Нет, они стали бы измерять черепки, писать диссертации о керамических примесях и начисто упустили бы суть дара — мысль, переплывшую океан Времени как на триреме.

Твой свиток я развернул при свете масляной лампы, и буквы, хотя и были латинскими, светились странным, чужим светом, будто выведены не чернилами, а сгустками самого мрака. Я прочёл. И теперь, чувствуя долг гостеприимства — ибо даже послание, выброшенное волной, требует ответного дара, — излагаю свои соображения.

Ты касаешься природы патриотизма — предмета, о котором мы, римляне, можем рассуждать с особенным, подчас горьким, знанием. Твой подход исполнен той здравой логики, которую я всегда ценил, но позволь мне, как человеку, чья жизнь прошла меж молотом личной добродетели и наковальней государственной необходимости, изложить тебе свои дружеские соображения. Ибо диалог через века — столь редкий дар, что было бы верхом неблагодарности перед Судьбой [или сей мыслящей пучиной] не поделиться тем, что открылось мне за долгие годы у трона имперской власти.

Итак, к делу.
Твоя мысль о патриотизме верна в своей основе, но, прости мне мою старомодность, чересчур оптимистична для того будущего, из которого ты пишешь. Ты полагаешь, что патриотизм должен быть «естественной благодарной реакцией». Согласен. Но что есть это «соответствующее отношение государства», как не химера? Ты предлагаешь государству относиться к гражданам так, чтобы они были благодарны. А кто даст определение этой благодарности? Сам же государь? Это подобно тому, как если бы палач спрашивал у приговорённого, достаточно ли остро лезвие топора, чтобы казнь вызвала у него чувство удовлетворения от качественно выполненной работы.

Государство, мой далёкий друг, — это не сад, который заботливо лелеют для удовольствия граждан. Это машина власти, которая по своей природе пожирает свободу, дабы sustinere se — поддерживать самоё себя. Оно может быть мудрым или безумным, как мой воспитанник Нерон, но суть его от этого не меняется. Ждать от него «справедливого отношения» — всё равно что ожидать от волка вегетарианства. Да, он может надеть овечью шкуру, но клыки его от этого не выпадут.

Истинный патриотизм, о котором ты ведёшь речь, не имеет ничего общего с государством. Он рождается не из благодарности за подачки или безопасность, а возникает на почве любви к чему-то более глубокому и вечному. К чему? К самому месту. К холмам, на которых стоял город твоих отцов. К реке, в которой ты купался в детстве. К тени платана на форуме, под которым ты вёл беседы с друзьями. Это любовь к patria как к ландшафту души, а не к imperium как к системе власти.

Гражданин должен быть патриотом не государства, но Республики Духа, которая существует поверх голов императоров и сенаторов. Эта Республика — сообщество тех, кто хранит разум и добродетель вопреки безумию власти. Твой патриотизм — это верность этой невидимой республике. Когда государство ведёт себя достойно — хорошо. Когда же оно становится открытым тираном, истинный патриот не воспевает его, а противостоит ему во имя тех идеалов, которые государство же и попирает. Его патриотизм — это не рабская благодарность, а стойкость врача, который лечит больного, даже если тот в бреду бьёт его.

Ты говоришь: «от рождения до смерти». Верно. Но что видят простые человеки от рождения до смерти? Они видят, как государство облагает их налогами, призывает на войну, судит по своим законам. Видят ли они его любовь? Ощущают ли? Нет. Они чувствуют его навязанную необходимость и его насилие. Поэтому требовать патриотизма к такому монстру — абсурд. А вот желать от гражданина мужества, разума и справедливости — долг мудреца. И если эти качества человек направит на благо своих сограждан — вот он, единственно возможный патриотизм. И это будет не ответная реакция на доброту, а сознательный выбор добродетели в условиях, которые к ней отнюдь не располагают.

Твой сей rem miram — безглазый арибалл, рождённый в грядущих веках, очищенный мной от ила и ракушек, и сияющий как должно, теперь стоит у меня на столе рядом со свитками Эпикура. Он — лучшее доказательство моих слов. Мы с тобой, разделённые тысячелетиями, говорим на одном языке о добродетели.

Наше государство — не Рим и не твоя мифологическая Россия, а эта самая беседа. Наш с тобой патриотизм — верность этой беседе. И если мыслящий океан признал нас обоих достойными такого диалога, значит, наша patria, наша истинная отчизна, — где-то здесь, в этих волнах, в этих любимых нами буквах, в этом честном усилии понять друг друга поверх хаоса истории.

Вот мой ответ тебе. Бросаю в волны амфору с моим свитком в ней. Возможно, океан когда-нибудь и донесёт его до тебя. А пока я буду вглядываться в шторм, надеясь увидеть отсвет иных ладей, что бороздят не воду, но само Время, в нём заключённое.

Tibi ex animo.
L. Annaeus Seneca Minor.
Vale!