Самолёт моей жизни, из Записок 16 часть

Господи, Саня, какой самолёт? Окстись. Ты ведь «чистый» вертолётчик. Чистый, в том смысле, что вся твоя лётная жизнь связана с вертолётами. В училище учился летать на вертолёте МИ-4. Окончил училище, выпустился в должности второго пилота этого вертолёта. И сразу стал переучиваться на тяжёлый вертолёт МИ-6. Много лет летал на нём, был командиром вертолёта. Переучивался на МИ-26. Летать доводилось, хоть чуток, попробовать и на нём и на МИ-10К. Втихаря, по-партизански, летал со своими друзьями, непосредственно управляя вертолётом, и на МИ-2, и на МИ-8, МИ-8МТВ, даже пару раз довелось летать на КА-26. Я не хвастаюсь, но скажу, что если ты долгое время летаешь на таком корабле, как МИ-6, то ты сможешь полететь на любом вертолёте, лишь бы двигатели запустили, да сказали на какие параметры работы двигателей и систем надо обратить особенное внимание. А летают все вертолёты примерно одинаково. Разница только в размерах, массе и некоторой инертности машины на отклонение рычагов управления.

Но я возвращаюсь именно к самолёту. И почему я назвал его – «самолёт моей жизни». Кто читал все мои «Записки», тот может и вспомнит, что впервые, ещё маленьким ребёнком, я поднялся в воздух на самолёте АН-2. Тогда, вместе с отцом и мамой мы летели на этом самолёте из города Херсон в маленький городок Скадовск, что расположен на берегу Чёрного моря. Мы там отдыхали, купались и загорали в лучах ласкового солнышка. Первый полёт пассажиром на самолёте АН-2 произвёл на меня оглушающее впечатление. Именно, маленькая модель самолёта АН-2 и была моей первой в жизни моделью, которую отец собрал при мне и для меня. С борта самолёта АН-2 я два раза прыгал с парашютом во время учёбы в Кременчугском лётном училище. Несколько раз мне довелось сидеть за штурвалом этого самолёта, пилотируя его самостоятельно. Мне очень нравится этот самолёт-трудяга. Иногда я думаю, что перейди я из роты курсантов-вертолётчиков, что собирались учиться на вертолёт МИ-4, в роту курсантов-самолётчиков, которым предстояло учиться на АН-2, в самом начале сентября 1976 года, и моя жизнь пошла бы по-другому. Но я не жалею ни о чём. Как говориться, что выросло, то выросло, то выросло. Я не говорю о другом самолёте, АН-24, где волею судьбы мне довелось оказаться в его пилотской кабине, когда нас, ещё маленькими, второклашками, везли в пионерлагерь из моего родного города Кривого Рога в тот же Скадовск. Какое впечатление произвела на меня вся пилотская кабина АН-24, россыпь приборов на панелях, и бескрайнее синее небо за лобовыми стёклами кабины. Всё это, и полёт на самолёте АН-2, и его модель, и полёт в кабине АН-24, стало для меня весомым аргументом в пользу выбора своего дальнейшего пути. Выбора профессии, которая стала для меня всем смыслом моей жизни. Профессией пилота.

Но самым первым и самым главным в моей жизни стал совсем другой самолёт. Я о нём уже упоминал немного в своих рассказах, а сейчас хочу сказать о нём подробнее. Нет, я не буду рассказывать о его технических характеристиках, о его размерах, двигателях, предназначении, хотя всё это я отлично знаю. Я хочу рассказать о другом. О том, что лично у меня связано именно с этим самолётом. Речь пойдёт о самолёте КБ Туполева, ТУ-95. За время своего существования по сей день создано несколько разнообразных модификаций этой машины: ТУ-95М, ТУ-95-К-22, ТУ-95РЦ, ТУ-142 (для ВМФ), и прочее. По классификации НАТО этот самолёт называют «Bear», то есть «Медведь». За то, что он может летать далеко и долго, его ещё называют «Восточный экспресс». Первые машины были классическими бомбардировщиками. С появлением ракет разного класса, самолёты стали ракетоносцами. Предпоследняя модификация была ТУ-95МС. Сейчас появилась машина ТУ-95 МСМ. Визуально его можно отличить по наличию четырёх двухбалочных держателей под крыльями самолёта. На них он может нести крылатые ракеты разного класса. Внутри фюзеляжа есть ещё отсек, где на установке револьверного типа (вращающейся) могут быть размещены ещё ракеты.

Я об этой машине, ТУ-95, и его модификациях, знаю много. Во-первых, авиация это не только моя любовь на всю жизнь, но и работа. А ещё и хобби. Поэтому, у меня собрана огромная библиотека по авиации. Разнообразные тома, монографии, альбомы, журналы. А уж ТУ-95 занимает в этом собрании особое место. У меня есть солидная книга, посвящённая только этому самолёту, с огромным числом фотографий, схем и описаний. Есть подробные чертежи этого самолёта в разных проекциях. Есть видеодиск, всё о ТУ-95. Передо мной, когда я сижу за столом и пишу эти строки, на стене висит огромная доска. Это десятимиллиметровая прессованная фанера. Я её долго шлифовал и обрабатывал. На ней, я целый год при помощи детской выжигалки создавал образ этого самолёта. Работа была кропотливая, но оно того стоило. Зато машина видна во всех подробностях, с расшивкой фюзеляжа, лючками, капотами двигателей, стойками шасси, винтами, кабиной пилотов, даже часть экипажа изображена на бетонке, под фюзеляжем самолёта. Доска, помимо линии и штриховки от выжигалки, ещё и покрыта морилкой. Я выжиганием на досках занимался всерьёз и долго. Поэтому мои доски с изображением различных самолётов и вертолётов, считались лучшим подарком на юбилей или проводы на пенсию лётчиков нашего отряда, ещё, когда этот отряд был. Мало того, я ещё и купил себе модель  самолёта ТУ-95МС зарубежной фирмы «Herpa». Модель коллекционная, дорогая. Я за ней долго гонялся, пока не приобрёл в специализированном магазине в Москве. Я люблю иногда брать с полки в руки эту изящную, миниатюрную, тяжёленькую модель своего любимого самолёта, и рассматривать во всех деталях работу классных мастеров, что её изготовили. У меня даже на экране ноутбука, в виде «обоев» установлено изображение красавца ТУ-95МС.

Этот самолёт, хотя я никогда не летал на нём, сопровождает меня, если можно так выразиться, по жизни всегда. Только два раза, в детстве и ранней юности, мне удалось побывать в его кабине, когда он находился на земле. Много раз видеть его вблизи, на стоянках, видеть его в небе, взлетающим, в наборе высоты, заходящим на посадку, когда он летал по кругам, и с земли, когда самолёты проходили на большой высоте. Я пересмотрел бесчисленное количество кадров полётов этих самолётов, их дозаправку в воздухе, патрульные полёты над Баренцевым и Охотским морями, пуски крылатых ракет с его борта. Этот самолёт дорог мне, как воспоминания детства, ранней юности. Да и в нынешней жизни, когда мне уже далеко за шестьдесят пять, меня не оставляет равнодушным звук его двигателей и пение соосных винтов, когда эти машины проходят высоко в небе, над городом Печорой, где я сейчас и живу. Даже когда я сижу дома, в квартире, по лёгкому дрожанию стёкол в окнах я сразу отличаю этот басовитый гул, и сразу понимаю; «Над нами проходит пара ТУ-95-ых!». Над Печорой проходит воздушная трасса, и эти машины частенько идут на северо-восток, в сторону Воркуты или возвращаются обратно. Если день солнечный, и я нахожусь на улице, то заслышав знакомый звук, я поднимаю голову вверх, и стараюсь рассмотреть в синей вышине знакомые силуэты. Ага, нашёл, вон они, парой идут на юго-запад. Их фюзеляжи поблёскивают в лучах ушедшего за горизонт солнца. На земле уже начинаются ранние сумерки, но там, на высоте порядка девяти километров, экипажи из кабин своих ракетоносцев ещё видят солнце.

Почему я так прикипел к этому самолёту? Да потому, что, сколько себя помню, я постоянно сталкиваюсь с ним. ТУ-95 появился в небесах нашей страны за несколько лет до моего появления на свет. Я думаю, что он надолго переживёт меня. Годы мои уже не маленькие, не пионер всё-таки, но эта машина ещё спокойно может летать лет тридцать, минимум. Такие возможности модернизации, прочности, надёжности конструкции были заложены в самолёте его создателями. Генеральным конструктором Андреем Николаевичем Туполевым и его уникальным коллективом конструкторского бюро. Глядишь ты, мой любимый МИ-6, который появился примерно в те же годы, что и ТУ-95, и на котором я отлетал двадцать один год, уже давно не летает. С 2002 года, не дотянул до полувека эксплуатации. Я уже давно отлетал своё, а мой родной, знакомый с детства, «Туполь» всё так же бороздит небесные просторы. Он не просто так себе летает, а входит в ядерную триаду. Представляет её воздушную часть, наравне с атомными подводными лодками, несущими на своём борту баллистические ракеты с ядерными боеголовками и РВСН.  Самолёты дальней авиации, так называемые «стратеги», тоже могут нести на своём борту ракеты с ядерными боеголовками. А ТУ-95МСМ, как раз и есть такой «стратег», вместе с ТУ-22М3М и ТУ-160 «Белый лебедь». Так что, пока такие корабли поднимаются в небо, страна, как говорится «может спать спокойно».

Когда воспоминания накатывают на меня, то я себе иногда задаю вопрос: «А вообще, с какого возраста я заинтересовался этим самолётом и почему?». Знаете, судьба иногда так может распорядиться жизнью человека, что диву даёшься. Самолёт ТУ-95 создали для защиты нашей страны. Когда почти закончили испытания, встал вопрос, а где разместить эти машины, где они будут базироваться, чтобы с успехом выполнять те задания, для которых и предназначены? И одним из таких мест было выбрано большое село, под названием Узин, в Киевской области. Именно в этом селе когда-то родилась моя мама Оля. Естественно, когда родился в 1959 году я, в городе Кривом Роге, то после того, как немного подрос, чтобы меня можно было транспортировать на дальние расстояния, то меня повезли к бабушке Фросе и деду Севастьяну, в этот самый Узин. А там уже, буквально за соседней улицей от нашей, за нашими огородами и садами, находился военный аэродром, база дальней авиации, где и размещены все эти самолёты ТУ-95. Была там ещё транспортная эскадрилья самолётов АН-12, немного самолётов ЛИ-2 и пара-тройка самолётов АН-2. С них экипажи ТУ-95 выполняли обязательные парашютные прыжки для тренировки. Ты глянь, как интересно всё сошлось. Меня впервые привезли в село, в гости к бабушке и дедушке, а там, оказывается, есть ещё и такая штука, как огромный военный аэродром с большим количеством  очень серьёзных летательных аппаратов. Но я всего этого ещё не знал. Меня больше интересовала бабушка, вкусные пирожки, тёплая печь в хате, кошка с котятами, да собака в конуре, возле калитки. На аэродроме было тихо. То ли там не знали, какого дорогого гостя привезли к бабушке Фросе, то ли самолёты куда-то разлетелись. Да и был я тогда в селе в первый раз всего несколько дней.

Но вот в следующий приезд, когда мне было уже три годика, мы приехали с мамулей примерно на три недели в начале лета, я уже обратил внимание на какой-то басовитый гул, который доносился через поле, сады, огороды и крыши домов до моих ушей. Естественно, я спросил бабушку, мол, что это? Бабуля ответила: «Не обращай внимания, Сашик, то самолёты летают!». До этого я только слышал и видел в небе самолёт АН-2, когда он пролетал над старой хатой прабабушки Ани (бабушки отца) в моём родном Кривом Роге. Но там звук был совсем другой. Мерный такой, уютный рокот двигателя. А тут ровный мощный гул и рокот. Тогда я ещё не знал, что такой певучий басовитый рокот создаёт работа четырёх мощных турбовинтовых двигателей и восьми соосных четырёх лопастных винтов. Этот звук ни с чем не спутаешь. Про двигатели и винты я уже узнал гораздо позже, когда стал интересоваться авиацией больше, да и рассмотрел самолёт вблизи. На мой вопрос, а что это за самолёты, бабуля ответила: «Ещё наслушаешься и насмотришься!». Как в воду глядела. И наслушался, и насмотрелся. Когда бабуля возилась возле своей летней плиты около погреба, я, прислушиваясь к протяжному мощному гулу, отвлёк её от готовки еды: «Это самолёт?». Бабушка на секунду отвлеклась, поставила меня под орехом на дорожке в огород и сказала: «Вон, смотри, на те высокие деревья, шо левее хаты деда Ивана, зараз побачишь, он из-за деревьев выскочит!». Я удивился: «Дед Иван выскочит?». Бабушка засмеялась: «Да не дед Иван, а самолёт! Дывысь (гляди) сам!». И бабуля опять занялась сковородкой на плите. Я замер, глядя во все глаза в направлении, куда указала бабушка. Гул двигателей, работающих на взлётном режиме, становился всё явственнее, казалось, заполняя собой всё небо. И вот над верхушками деревьев сверкнул на солнце высокий серебристый киль самолёта, поднимаясь всё выше, а через секунды я увидел и всю машину. Длинный тонкий фюзеляж, двигатели, огромные стреловидные крылья, мощные шасси. Самолёт плавно набирал высоту, отходя от земли, и был виден мне весь. Мои детские зоркие глаза заворожено смотрели на эту величественную картину. Огромная машина набирала высоту, шасси начали убираться и самолёт уходил всё дальше к горизонту, постепенно превращаясь в узкую полоску с пятью точками (четыре двигателя и фюзеляж). Я так и стоял с чуть приоткрытым ртом, когда мои уши уловили вновь нарастающий сильный гул. Бабушка из-за моей спины произнесла: «Следующий, пошёл!». И опять всё повторилось. Новая машина так же вынырнула из-за деревьев и ушла в бескрайнее небо. Я удивился и спросил: «А куда они полетели? И долго ли будут летать, и когда вернутся?». Тут бабушка ласково погладила меня по голове и сказала: «Та хто ж их знает, чого воны там литають?».

И началось. Когда уже бабуля брала меня с собой в поле, на выпас коровы в качестве подпаска, то я стал ещё ближе к этим самолётам. Ведь корову мы пасли на этом самом аэродроме, хоть и называлось это «в поле». Да там много коров паслось, из тех дворов, что были ближе к аэродрому. Он ведь огромный. Только взлётная полоса длиной более трёх с половиной километров. Всякие рулёжные дорожки, магистральные и соединительные с ВПП, стоянки, капониры для самолётов и разнообразной техники, локаторные посты, склады, автороты, вышка КДП, база ГСМ. Чего там только не было. И всё это расположено на огромной, по площади, территории. Есть где разгуляться и нам, пастухам с коровами, но и конечно, самолётам. Когда уже сам стал пасти корову в поле (на аэродроме), это уже перед началом учёбы в школе, то бабуля с дедом строго наказывали: «Ты там не на самолёты свои смотри, а за коровой приглядывай! Понял?». Да, понял я, понял. Та, куда она от меня денется, эта корова, зато к самолётам поближе. Это не значит, что на аэродроме можно шастать, где хочешь. Корова в лесочке или между густыми кустарниками, на полянках траву щиплет. А ты стараешься поближе к стоянкам подобраться, чтобы всё рассмотреть внимательно. А там столько интересного! Тот самолёт заправляют, возле него стоят длинные и пузатые топливозаправщики ТЗ-22, а другой самолёт техники осматривают, капоты и двигатели открыты, на газовочной стоянке гоняют двигатели самолёта. Аэродром живёт своей жизнью. То у них дневные полёты, то ночные. Мне кажется, что вся моя жизнь в Узине прошла под гул авиационных двигателей, в постоянном созерцании летающих самолётов. Правда, иногда наступала тишина. Приехал на летние каникулы, погнал корову в поле, а на аэродроме тихо. А в селе все всё знают. Часть местного населения работает вольнонаёмными на аэродроме, тётки общаются на базаре и в магазинах. Бабуля смеётся: «Остался ты без самолётов на всё лето! Полосу ремонтируют, и они все улетели в Моздок!». Вот те на, приехали! Из развлечений остаётся только корова, помогать бабушке с дедом, и гонять по селу на велосипеде. Но так было только одно лето в моём беззаботном детстве и юности в Узине. Даже зимой, перед Новым годом, приезжаешь на каникулы в конце декабря, погода поганая, а самолёты летают, как заведённые. Только потом я узнал, что это называется «поймать минимум», то есть выполнять взлёты и посадки в реально плохих погодных условиях. Взлетающие и заходящие на посадку самолёты я видел постоянно. И утром, на рассвете, и днём, и в вечернее время, и глубокой ночью. Ты ещё утром гонишь корову на поле, как слышишь из-за деревьев и строений, нарастающий лёгкий гул.  Какой-то самолёт запускает двигатели. Вечером, возле скамейки разговариваешь с девчатами, сидя верхом на своём велосипеде, и видишь в ночном небе мощный свет посадочных фар, идущего на посадку ракетоносца. Даже ночью, когда тебе снятся самые сладкие сны детства, сквозь сон ощущаешь мягкий басовитый гул мощных двигателей. К нему за многие годы настолько привыкаешь, что, кажется, даже и не замечаешь его. Но когда этого гула нет, то такое ощущение, что тебе чего-то не хватает. Самолёты ТУ-95 сопровождали меня в Узине, кажется, повсюду. Идёшь с бабулей с базара мимо универмага «Полёт», что находится в самом центре авиагородка, а на высокой стене кирпичного забора нарисован огромный самолёт ТУ-95. Стенку заштукатурили, побелили, и какой-то солдат-художник нарисовал огромную красивую машину в момент взлёта. Я всегда замедлял шаги возле картины. Бабуля посмеивалась: «Та, хватит уже смотреть, ты шо, его в первый раз видишь?».
 
Когда мы ходили в гости к бабушкиному двоюродному племяннику дяде Мише, в маленький финский домик, что расположен неподалёку за этим универмагом «Полёт», то после приветствий, я всегда замирал, как вкопанный в одном и том же месте их квартиры.  Дядя Миша летал на ТУ-95, и ему солдаты на память подарили красивую модель этого самолёта, сделанную из плексигласа. Модель была на такой, специальной подставке, изогнутой, как будто продолжение взлётной полосы. Самолёт был сделан мастерски. Дядя Миша посмеивался: «Мы можем говорить за столом о чём угодно и сколько угодно, но Шурка будет стоять, как заворожённый, у этого самолёта и его больше ничем не отвлечь».  Что, правда, то, правда. Меня к этой модели самолёта тянуло, как магнитом. Благодаря дяде Мише, мне удалось два раза побывать в кабине настоящего, живого ТУ-95. Первый раз это случилось, когда я приехал на летние каникулы после окончания второго класса, а второй раз, когда заканчивались летние каникулы 1975 года (мне уже было 16 лет). Оба посещения произвели на меня оглушающее впечатление. Самолёт тогда находился на стоянке, которая далеко в стороне от КДП аэродрома. Видимо, на машине проводили какие-то регламентные работы, и дядя Миша, выбрав подходящий момент,  провёл для меня эти «экскурсии». Когда на видео, или в небе, смотришь на самолёт, то его размеры как-то сразу трудно оценить. Зато, когда подходишь к нему вплотную, трогая колёса и стойки шасси руками, самолёт поражает свой громадностью. Судите сами – размах крыла около 56 метров, длина фюзеляжа, почти такая же, высота по килю почти 14 метров (это примерно пятиэтажный дом), четыре двигателя мощностью по 15000 лошадиных сил каждый и восемь огромных четырёх лопастных соосных винтов диаметром около шести метров. И вся эта махина,  взлётным весом около ста восьмидесяти пяти тонн, плавно и красиво уходит в небо. Когда мой папа повёз мою бабушку Надю в первый раз в Москву, кстати, это и был единственный раз, когда бабуля побывала в столице, там они посетили ВДНХ. Перед павильоном на площадке стоял на невысоком постаменте самолёт ТУ-154. Бабуля несколько раз обошла его, любуясь. Потом, по приезде в Кривой Рог, она, рассказывая мне о том, что её больше всего поразило на той выставке, описала самолёт, который видела. И, пытаясь передать свои впечатления, бабуля сначала не нашла слов. А потом, постепенно начала разводить руки в стороны, как это делают рыбаки, хвастаясь уловом, и когда рук уже дальше не хватило, бабуля, округлив глаза, сказала с придыханием и восхищением: «Шурик, это, это такой большуханский самолётина!!!». Мне это определение размера на всю жизнь запомнилось! Так вот, «большуханский самолётина» ТУ-154, будет выглядеть, как крепкий паренёк, по сравнению со здоровенным мужиком-амбалом, тем самым ТУ-95. Кабина пилотов ТУ-95 за оба посещения произвела на меня странное впечатление. С одной стороны, я восхищался огромным количеством приборов и рычагов, кнопок и переключателей, запомнил, кто и где сидит (командир, правый лётчик, бортинженер, штурман). А с другой стороны, я не понимал, как всё это можно выучить, ничего не перепутать, но догадывался, что те, кто на этом самолёте летает, должны знать и уметь очень много. Кстати, на старых самолётах ТУ-95, приборные доски были чёрного цвета, как и на моём родном вертолёте МИ-6. Это сейчас, на современных модификациях ТУ-95МС, МСМ, ТУ-142, приборные доски голубовато-зелёные, или как говорят, цвета морской волны. А ещё дядя Миша показал, что в хвостовой части самолёта есть ещё два места членов экипажа. Это кабина КОУ (командира огневых установок, читай пушек), её можно определить по двум огромным эллипсовидным блистерам, по обоим бортам, как раз под горизонтальным оперением, и кабина кормового стрелка с угловатым остеклением и пушками в кормовой установке. Когда «экскурсии» закончились, особенно вторая (я уже был старшеклассником), сказать, что самолёт меня потряс, это ничего не сказать. Видимо это впечатление осталось на всю жизнь. Поэтому я и собрал всё, что мог (книги, альбомы, журналы, видео) об этом самолёте. Плюс, ещё целый год выжигал рисунок на огромной доске, и купил коллекционную модель.

Спасибо дяде Мише, что познакомил меня поближе с таким уникальным самолётом. Что я смог, то рассмотрел и запомнил на всю жизнь. Помню, иногда к бабушке и дедушке дядя Миша заходил после полётов. Усталый, он присаживался на лавку в кухне. Я смотрел на его кожаную лётную куртку с блестящей молнией-замком, а он, отложив на лавку фуражку, доставал из небольшой сумки угощение для меня. Иногда, большую плитку шоколада в блестящей станиолевой обёртке, иногда тюбик вкусного клюквенного морса, примерно такой, как у космонавтов, иногда галеты или такие маленькие баночки с паштетом или тушёнкой, которые можно было открыть без консервного ножа. Дядя Миша с улыбкой протягивал мне угощение, и говорил: «На, Шурка, это тебе от зайчика!». Точно так же говорил мне и мой папа, когда возвращался после смены на тепловозе. А потом, дядя Миша устало добавлял: «Пока ты тут сны видел, мы за «уголок» сходили!». Я сначала не понимал, что значит «за уголок сходили», да и дядя Миша не объяснял, а я бы постеснялся спросить. Только став взрослым, я узнал, что такое «сходить за уголок». Это значит, побывать за Кольским и Скандинавским полуостровами, в северной Атлантике. Чтобы «заклятые партнёры» не расслаблялись, и знали – «Медведи» в воздухе.

Совсем мальчишками, иногда на короткое время отвлекались от своих  коров, бросив их в кустах и на полянках и, втихаря, подбирались к лётной столовой. В летнее время окна, завешенные длинными лёгкими шторами и марлевыми занавесками (от мух), были иногда открыты. Мы становились ногами на карниз и поверх подоконника смотрели, как едят экипажи «дальников». Каждый экипаж сидит за своим столом, между столами снуют красивые девушки-официантки, в белых передничках и таких же головных уборах. А мы тихонько смотрим, пока какая-нибудь официантка не подойдёт к окну и тихонько не шуганёт нас. Дядя Миша как-то сказал, что за три дня до дальних полётов, экипажи переходят на питание только в лётной столовой, чтобы избежать всяких неприятностей. Тяжёлый ракетоносец не вернёшь с маршрута, если экипаж что-нибудь не то съел. Не знаю, как сейчас принято в дальней авиации ВКС России, но тогда, в шестидесятые  - начало семидесятых годов прошлого века, во времена СССР, было принято кормить экипажи именно так.

И вот смотрю я на дядю Мишу, на его покрасневшие глаза, усталое лицо, где на щеках пробивается щетина, а он трёт щёки ладонью, и говорит: «Эта маска кислородная так надоела!». Летают то они на больших высотах, где без кислородной маски нельзя, хоть в пилотской кабине и поддерживается какое-то давление, но оно, наверное, не такое, как на земле. А потом дядя Миша просил: «Тётя Фрося, налейте мне стаканчик!». Бабушка наливала ему стакан самогона, он его быстро выпивал, закусив малосольным огурцом и ломтиком сала с чёрным хлебом. Потом подымался, одевал фуражку и говорил: «Пошёл домой, отсыпаться!». И уходил из хаты. А мы смотрели ему вслед, и бабуля говорила: «От же ж, робота, у людэй!». Дед, поглядывая на меня, усмехался: «Наш тоже хочэ буты лётчиком!». У судьбы причудливые дороги, и я таки тоже стал лётчиком. Хоть и не в дальней авиации, а пилотом и командиром тяжёлого вертолёта МИ-6, летая в Заполярье. И у меня тоже была своя лётная кожанка, и я так же, устало приходил после полётов домой, и мне так же хотелось накатить стакан дедового самогона и похрустеть малосольным огурчиком, и закусить салом с чёрным хлебом. Да где же ты возьмёшь малосольные огурцы среди зимы и морозов?

Вся жизнь большого села Узин была связана с этим военным аэродромом, где базировались ТУ-95. Был построен отличный авиагородок с трёхэтажными домами, «финские» домики на два хозяина в городке и на улицах села, что ближе к аэродрому. Были построены стадион, магазины, штаб, Дом офицеров и много чего другого. Многие сельчане работали на аэродроме в качестве вольнонаёмных.
С детства помню, что, иногда, в любое время дня и ночи, на аэродроме и в авиагородке начинала протяжно выть сирена. Если это происходило ночью, то сельчане просыпались в своих хатах и понимали, на аэродроме объявлена тревога. Если это происходило днём, то мы часто видели, как из всех домов авиагородка лётный и технический состав сбегался на большую площадку, что находилась почти напротив клуба сахарного завода. А там их ждали огромные машины – «КРАЗы», в кузова которых люди быстро поднимались, рассаживались на продольные лавки по бортам и середине, и машины с рёвом, дымя выхлопом, уносились мимо сахарного комбината, по дороге через низину возле ставков (прудов) в сторону главного КПП. Зимой, то же самое, только «КРАЗы» оборудованы такими большими будками с окошками. Если лето, то все мчатся на аэродром. Кто на своих машинах, мотоциклах. Кто живёт поближе, те на велосипедах. Вся эта огромная масса народу быстро растекается по подразделениям, службам, авторотам. И огромный аэродром, как большой улей, рассерженных гигантских пчёл, стремительно оживает. Но, никакой неразберихи. Всё чётко, слажено и вовремя. Слышно, как начинают через какое-то время после объявления тревоги (не сразу, конечно, это же не пара истребителей-перехватчиков дежурного звена), запускаться двигатели ТУ-95-х. если всё происходило в утреннее время или днём, то можно было наблюдать издалека, как тяжёлые машины, одна за другой, выползают со своих стоянок, разворачиваясь на рулёжной дорожке. Диски вращающихся соосных винтов поблёскивают на солнце, и тяжёлый самолёт, сверкнув стёклами кабин и блистерами КОУ, медленно катится по магистральной рулёжной дорожке. Одна машина, за другой. И где-то там, на другом конце аэродрома, а взлётная полоса длиннющая (километра три с половиной), занимает исполнительный старт, а потом, получив разрешение на взлёт, начинают свой разбег. 

Сколько раз слышал этот звук, взлетающего ТУ-95. Сначала ровный гул, который наплывает на тебя. Машина, будто размывается в мареве тёплого воздуха, идущего от земли. А потом, когда самолёт поравняется с тобой, появляется иной звук. Неповторимый органный рокот с переливами. Такое сочетание даёт пение огромных соосных винтов и турбовинтовых мощных двигателей НК-12. Я иногда, поглядывая на корову, чтобы никуда не ушла, залезал на дерево, чтобы увидеть этот величественный взлёт во всей красе. Самолёт, всё ускоряясь, бежит по полосе, потом тангаж меняется, и вот уже колёса передней стойки шасси в воздухе, а колёса тележек основного шасси ещё бегут по бетонке. Неуловимое мгновение, и вот весь тяжёлый корабль уже в воздухе, постепенно уходит от земли. Шасси пошли на уборку,  тележки основного шасси убираются назад, и кажется, что самолёт вытягивает ноги, шасси визуально как бы удлиняются. И передняя стойка убирается назад, в нишу, в которой и находится люк, через который ты попадаешь по стремянке в кабину самолёта. Взлетевшие самолёты уходят один за другим всё дальше, и можно уже слезать с дерева. Слава богу, корова никуда не делась, пока я тут за самолётами наблюдал. Постепенно гул мощных двигателей затихает вдали и можно переходить от авиации к сельскому хозяйству, то есть к выпасу крупного рогатого скота. Вот он, этот крупный рогатый скот, моя дорогая подопечная корова – «Квитка» (Цветочек), за которой я должен смотреть в оба, а не на самолёты таращиться.

Авиабаза в Узине считалась хорошим местом для службы. Это же не Кольский полуостров, с аэродромом «Оленья», и не Тикси. Самый центр Украины, всего километров восемьдесят на юго-запад от Киева. Благодатный климат, нормальные дороги. Я помню, как на День Воздушного флота, 18 августа, все офицеры появлялись в парадной форме, с такими красивыми ремнями, которые хорошо смотрелись на фоне синих кителей. В авиа гарнизоне торжественное построение, чувствуется атмосфера праздника. Вечером, как раз за площадкой, где лётный состав садится в машины по тревоге, можно наблюдать продолжение праздника. Там было такое летнее кафе, с цветными широкими тентами и занавесками от дождя, из-за чего его называли – кафе «Рваные паруса». Пока катишь на велосипеде мимо, смотришь, как народ широко отмечает праздник.
 
Наличие авиабазы дало развитие и селу Узин. Постепенно улицы села, раньше поросшие травой и с колеёй от машин, асфальтировали, появились столбы с освещением. А, учитывая, что в Узине родился космонавт Павел Романович Попович, чей дом находится на другом конце села, неподалёку от автостанции, не могла советская власть допустить, чтобы родина космонавта выглядела неприглядно. Поэтому, асфальт, освещение улиц, две больницы, два кинотеатра (один из них в клубе сахарного завода). Деда Романа, отца Павла Поповича, я ещё в детстве видел. Бабушка показала, когда мы проходили мимо его дома, по пути на базар. Бабуля так и сказала: «Смотри, Сашик, это батько космонавта Павла Поповича!». Я смотрел и запомнил. Где-то в старом советском журнале «Огонёк» есть цветная фотография на обложке. Павел Попович делает зарядку в огороде отцовского дома. Космонавт в синем спортивном костюме, а вокруг жёлтые подсолнухи, на заднем плане виден родительский дом. Сразу, после полёта Поповича в космос, деду Роману на хате соломенную крышу перекрыли оцинкованным железом. Всё село говорило: «Ну, а чего, батько космонавта!».

Годы летели, миновало детство, ранние юные годы. Я вырос, окончил школу, поступил в лётное училище. После его окончания уехал на Север, в Республику Коми. Летал вторым пилотом вертолёта МИ-6. Впоследствии стал его командиром. Не успел оглянуться, как пролетели сорок шесть лет моей жизни здесь, на Севере, в городе Печора.

Крайний раз я был в Узине в 1992 году, за год до смерти моей любимой бабули Фроси. Мама забрала её к себе, в Кривой Рог, в 1993 году. Там, в моём  родном городе, и кончился путь земной моей бабушки. Я её и хоронил. Но тогда, ещё за год до её кончины, мы сидели в Узине, возле хаты за столом, под ласковым сентябрьским солнышком и ветерком, и разговаривали. Я вдруг прислушался и спросил бабулю: «А чего на аэродроме тихо? Не летают?». Бабушка сказала, что почти не летают, очень редко, и чаще, один самолёт. А то и просто гудят двигатели, но никто не летает. Ну да, подумал я. Как же они будут летать, если теперь Украина, Белоруссия и Россия – отдельные государства. Куда могут полететь такие махины, какТУ-95, доставшиеся по наследству при разделе армии и авиации Украине. Кто их впустит в воздушное пространство, теперь уже иностранных государств. А летать на них по кругам по всей Украине, очень накладно, да и какова цель будет у этих полётов. Незавидная участь видать ожидает мои любимые ТУ-95. Как в воду глядел. Часть самолётов украинская сторона тупо попилила на металлолом, прямо на стоянках, по советам и пожеланиям наших «заклятых партнёров» из-за океана. А часть самолётов, по-моему, девять или десять бортов, России удалось забрать с Украины в счёт долгов за газ. Эти самолёты перегнали на авиабазу в город Энгельс. Остальную армаду ждал бесславный конец. Я видел документальные кадры, снятые украинской стороной, как уничтожали красавцы-ракетоносцы. Сердце кровью обливалось. Всё, чисто по украинской присказке: «Не съем, так понадкусываю!». Лётчики и техники остались не у дел. Я слышал, что говорил бывший штурман ТУ-95. Кто ушёл на пенсию, кто подрабатывал частным извозом, кто охранником, а кто – грузчиком. Я видел кадры, снятые пилотом-любителем маленького самолёта, когда он весной облетал то, что осталось от огромного аэродрома. Полоса, рулёжные дорожки и стоянки ещё видны с высоты полёта, но везде тлен и запустение. И только возле главного КПП, бывшего въезда на аэродром, за забором стоит старенький ТУ-95. Он ещё первых серий. С застеклённой кабиной штурмана в носовой части, без штанги для дозаправки в воздухе. Да и фюзеляж покрашен так, как я привык видеть с детства. Сверху серебристый фюзеляж, а нижняя часть белая, чуть кремового оттенка. Краска противорадиационная, которая должна была защитить машину при световом излучении после взрыва ядерной бомбы. Современные ТУ-95МС имеют серебристую окраску по всей поверхности. Старый самолёт стоит за КПП, прямо на бетонных плитах. Вид его ужасен. Когда я его увидел на кадрах видео, мне стало горько, хоть плач. Если набрать в поисковой системе, где видны карты, там, при увеличении изображения Узина, стоит маленький значок-стрелка «Самолёт», это он и есть. Лучше не смотреть, жалкое зрелище. Это всё, что осталось от аэродрома и самолётов моего детства и юности. Чем-то мне напоминает всю мою родную, любимую и столь далёкую Украину. Не только в географическом плане, но и в том, что уже нет её, Украины, какой она была для меня до 1991 года.

А самолёты ТУ-95 выжили и сохранились. Те, что улетели в Россию, и те, что уже были у неё. Они постепенно модернизируются. То были ТУ-95МС, теперь – ТУ-95МСМ. Летают их собратья из ВМФ – ТУ-142. Самолёты ТУ-95 кажутся внешне такими же, как их собратья из далёких шестидесятых-семидесятых годов прошлого века. Но по сути, это совсем другие машины. С новыми, улучшенными характеристиками, с новым пилотажно-навигационным оборудованием и новыми системами вооружения. А главное, то, что они несут под своими крыльями и в отсеках, позволяет им действовать против врага на такой дальности и с такой точностью, которая и не снилась похожим на них старшим собратьям, уничтоженным на Украине. И когда я слышу по телевизору, что по всей Украине объявлена воздушная тревога, потому, как спутниковая разведка американцев подсказывает укровермахту, что ракетоносцы ТУ-95МС, взлетевшие с разных аэродромов России, выходят на рубежи пуска своих «изделий», в моей седой голове возникает мысль: «Зло должно быть наказано! И за всё, что натворили власти укрорейха, придётся ответить!».

А может самолёты дальней авиации – ТУ-95МС, ТУ-22М3, ТУ-160, нанося свои сверхточные и мощные удары по военным объектам и объектам энергетической инфраструктуры, мстят Украине и её властям за то, что они уничтожили их старших небесных собратьев, таких же ТУ-95МС, ТУ-22М3 и ТУ-160, которые достались Украине. «Не по Сеньке шапка», оказалась. Сначала украинская сторона, на радостях от такого богатства даже намалевала поверх красных звёзд, на высоких килях ракетоносцев, свой поганый бандеровский «тризуб». А потом сообразили, что ни обслуживать, ни ремонтировать, ни заправлять мощные корабли, никаких гривен не хватит. Да и летать на них, как я уже говорил, некуда, тем более лётный час такой машины стоит больших денег. Вот и принялись с паскудным злорадством пилить живые самолёты, по принципу: «Чтобы России не досталось!». Тем более новые «друзья» из-за океана очень просят. Даже гильотину свою предоставили, и деньги выделили, чтобы самолёты уничтожить наверняка. Причём, рубили самые новые. Самолёты ТУ-160, которые ещё почти ничего не налетали, базируясь на аэродромах в Полтаве и Великих Прилуках. Вот и за это тоже прилетает «нэзалэжной» Украине по самое не могу. «Дальники» отомстили за своих.

Я понимаю, что мы бьём очень избирательно, стараясь поражать только конкретные цели, а, не сметая с земли всё подряд. Хоть в этом Украине повезло, что Россия помнит о людях, которые ждут освобождения от власти взбесившейся кровожадной Гниды, продающей Украину вместе с людьми, землями и недрами. Дал бы мне Господь, дожить до того момента, когда укробандеровская власть сгинет с земли моей родной Украины, как чёрный морок. И ТУ-95МС тоже приближает этот момент. Спасибо самолёту моего детства и юности, да и всей моей жизни. Не подвёл. Как и экипажи этих уникальных машин. «Дальники», они такие.

Вышел на улицу, решил прогуляться, дошёл до угла дома, собрался переходить улицу. И замер. С неба тихо падает снежок, облачность десятибалльная, небо сплошь закрыто облаками, видимо многослойными. И вдруг с неба послышался звук. Родной звук, который я знаю с детства. Рокот соосных винтов и мощных двигателей, который ни с чем не спутать. Ни один другой самолёт (кроме АН-22 «Антея», но те давно уже не летают), не может издавать такой звук. Пара ТУ-95-х идёт над Печорой на северо-восток, в сторону Воркуты. Там, за Воркутой, есть полигон, по которому эти машины наносят свои удары во время тренировок. А может они пойдут дальше, в северную Атлантику, «за уголок», как говорил когда-то дядя Миша, светлая ему память. Куда эти самолёты идут, знают только их экипажи. Но пока они летают, я чувствую себя спокойнее. И, хоть знаю, что сквозь облака мне никак не увидеть самолёты, всё равно смотрю вверх и представляю огромные серебристые машины в бескрайнем синем небе. Я знаю, что они будут летать, даже когда меня не станет. Вы знаете, всё это так чётко вспомнилось мне, за те краткие минуты, пока я слышал над головой гул моего родного самолёта. Но я же так и назвал ТУ-95 – «самолёт моей жизни». Это правда.