Сказ про воина Игната

АЛЕКСАНДР БОНДАРЕВ-СЕНЧИЛО - http://proza.ru/avtor/bon2956 - ПЯТОЕ МЕСТО В 150-М ЮБИЛЕЙНОМ КОНКУРСЕ ПРОЗЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
               
Жил-был Игнат, селянин, крестьянин. Справный, работящий. В колхозе все его знают, поскольку передовик. Соседи с почтением раскланиваются с Игнатом, всегда посоветует и поможет, если что. И дом у него крепкий, порядок везде: во дворе убрано, скотина накормлена, все как у хорошего хозяина. Жена тоже справная, веселая, хохотушка. Дети присмотрены и накормлены, одеты в чистое. Помощники хорошие подрастают: одному пять лет, а что постарше – восьмой пошел. Да все бы ничего, жить бы и радоваться, да только началась война проклятая.
Попер гад-фашист на родную сторонку. И чего ему не хватило в той Европе? Ан, нет, собрал силушку со стран европейских да обрушился на советскую страну. А тут лето, сенокосы самые. Не заготовишь корма скотине, как зимовать будешь? Да ведь непогоду можно переждать, а в войну нужно воевать. Погоревали мужики с женами, перекурили это дело, да на фронт и подались. Ох, тяжело прощание! Слезы горькие на вкус не сладкие, а соленые, смахнешь украдкою. Обнял Игнат Марьюшку свою да детишек Саньку и Ваньку, расцеловал всех, прижал к себе будто в последний раз. А и что? А вдруг и в последний? Ладно, Игнат с мужиками в войско идет, с оружием оборонять будут сторону родимую, а семья на своей земле остается. «Граница, где оно? – Далёко. А не смогём посилить вражину?»
Пришла беда – открывай ворота. И впрямь, не вышло остановить вражью силу. Расползлась по стране великой. От западной границы через белорусские да смоленские леса и болота, через города, городишки и веси отступали, сражались, и снова отступали, давали бой, и снова уступали пядь за пядью. А черная рать наступает, танки с паучьими фашистскими крестами ползут, гусеницами земельку нашу режут, спелые колосья хлебные сминают. Ох, больно смотреть Игнату на поля попранные, неубранные.
А горше всего смотреть в глаза женщин и детей селений, которые оставляют наши в надежде где-то закрепиться и дать сражение. Остановить вражью армию, дать надлежащий отпор их войскам, чтобы покатились они с нашей земли.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Шли дни, недели, месяцы тяжелых боев. Что было мочи, держались наши солдатушки, но силы были неравные. Плетью обуха не перебить. Погибли многие, многих пленили фашисты. Игната пуля не брала. То ли смекалка выручала, то ли еще тот фашист до фронта не доехал, то ли командиры ему попадались толковые. Били фашиста, и ненависть к врагу росла и росла.
Игнат бы сбился со счета, если бы стал считать пройденные километры: где на машине, где на подводе, на танке, но эдак изредка. Самый популярный транспорт у пехоты – пешком. Идешь по пыльным дорогам, да оглядываешься, где бы водицы испить? Идешь под осенним дождем моросящим и ждешь, когда можно будет согреться и обсушиться. Но на любой дороге в такт с шагами в голове звучали песни родной стороны, а в глазах всплывал образ родимых Марьюшки и Саньки с Ванькой, дорогих и любимых людей. И больно было представить, что враг уже захватил сторонку родную. Тогда у Игната скрипели от напряжения скулы, лицо суровело, а руки, сжимающие оружие, каменели.
Да не все ненастье, проглянет и красно солнышко. Вот и к зимушке-зиме накопилось. Погнали фашистов от Москвы, да отогнали не то что далеко, но по зубам больно попало. От такой радости легче дышать стало. И Игнат порадовался, глядишь, может, и сторонку родную очистим скоро. Он уже к этому времени медаль «За отвагу» получил. Тогда до снега еще приморозило. Их рота прикрывала левый фланг полковой обороны на опушке леса. Да фрицы надавили сильно с танками. И так жиманули, что пришлось роту переводить на другую линию обороны. Взвод Игната оставили для прикрытия. И когда лейтенантика ранило, а взводного убило, Игнат взял командование на себя. Уже ночью пришли к своим – трое, точнее двое, дотащили кое-как раненого лейтенанта.
А через месяц Игната самого ранили. Осколок вражий прошил по касательной грудную клетку, да и в ребре застрял. В госпитале он и с лейтенантом встретился. Того уже выписывали. Обнялись осторожно, да тепло, как два брата. Так у Игната укрепилась вера в себя – воина и защитника.
Вот лежит он на кровати, первую неделю, вторую. А спится все хуже и хуже. Стоит у него перед глазами деревня его родная, дом знакомый от фундамента глиняного до трубы, а на скамейке перед домом семья его – женушка дорогая и сынки пострелы. А вокруг солнечно, листочки яблонь молодых трепещут на легком ветерке. Соседи проходят, здороваются, спрашивают Марьюшку, как там Игнат воюет. А за домом рожь озимая колышется, зерно соком наливается, да цветет все вокруг. И такая тоска на душе Игната, такой камень на груди раненой лежит, что кровь в голову ударяет. Поворачивается он на бок, а сон не идет, потому как знает Игнат, что под немцем его сторонушка и семья его родная. Острое словечко колет сердечко. Слышал он о зверствах захватчиков на земле нашей, и рана его, заживающая сильнее болеть начинает.
Что ж, плохие вести не лежат на месте, не выдержал Игнат. Только рана затянулась, упросил все ж таки госпитальное начальство выписать его раньше времени и вернулся в свою часть. И пошли фронтовые будни, как будто не прерывались, только пуще прежнего ожесточился Игнат на врага. Воевал с умением, сноровкой, совершая подвиги и показывая пример молодым, необстрелянным. «Не будь высок да гладок, а будь умен да хваток», – наставлял Игнат молодых. В бою себя не жалел, знал, что с той стороны тоже люди воюют, только пришли они на чужую землю, зверствуют. Да, не так страшен черт, как его малюют. Бить его можно, да не в бровь, а прямо в глаз.
Ох! Фронтовые дороги! Сколько о них написано да песен сложено. Дороги, которые вели наших воинов к победе, победе трудной, добытой и потом и кровью. Скольких друзей, фронтовых товарищей похоронил Игнат на своем боевом пути. И каждый раз клялся отомстить за их погибель. Око за око, зуб за зуб! Смерть фашистским захватчикам!
Помаленьку война поворачивать стала в обратную сторону. Покатился фронт назад, сначала помалу, потом еще помалу и еще. Пора фашистам по приходу и расход держать. И докатился фронт до родных мест Игната. И просится он родных навестить. Дороги знакомые, вот за поворотом и деревня откроется. Сердце вырывается из груди от радости предстоящей встречи с родными. Глядь, а вместо деревни одни печи среди обугленных стен торчат. И никого. Обошел Игнат деревню, подошел к своему пепелищу, обнял холодную печку и заплакал.
По дороге назад на станции расспросил путейцев про деревню свою. «Сожгли за связь с партизанами деревню, а людей – кого не сожгли, постреляли. В одной могиле всех похоронили. Вот так-то».
Потемнел Игнат от горя, не узнать. И есть перестал, и спать перестал. Бойцы никак его разговорить не могут, сочувствуют товарищу. Да слезами горю не поможешь. А тут, как по случаю, двух военнопленных захватили. Вызвал командир Игната и приказал ему расстрелять пленных. Вывел тот их за посадку, автомат перезарядил да посмотрел на немцев. Вот тут он очнулся как бы. Смотрит на них и не понимает, что должен делать с ними. А немцы, как увидели автомат наставленный, в ноги ему бросились да давай просить его, умолять, значит, чтобы не расстреливал их. Который постарше, фотографию протягивает, тычет в нее, чтобы Игнат посмотрел. А на фотографии немец этот с женой и детей двое, мальчик и девочка.
Игнат на фотографию глянул и, как будто своих увидел, Марьюшку и Ваньку с Санькой. И в глазах его потемнело, аж зашатало Игната. Оборвалось все внутри. А когда в себя пришел, понял, что командир приказал ему расстрелять этих пленных. Да как он их расстреляет, он же не палач! Это в бою легко получается: если не ты, то тебя. И чувствует Игнат, что нехорошо получается. Командир специально приказал ему, чтобы легче стало, а станет ли? Такие же солдаты, как и он: один старше его, второй младше. Да и повинную голову меч не сечет. Привел солдат фрицев назад к своим. Не наказывал сильно командир Игната, все понял.
Фронт все дальше откатывался на запад. Время – лучший лекарь. Тяжесть с груди Игната сходила постепенно. Тяжел ратный труд, какой бы опытный не был воин. Вымещал Игнат свое отношение к врагу в боях, смертельных схватках, подставляя себя под пули, не прячась от осколков. Еще дважды попадал в госпитали, а легких ран и не счесть. Берегла его какая-то сила, как будто молился за него кто-то и отводил его смертный час в неведомое синее время, бездонное, как небо в солнечный день.
В конце войны пришлось Игнату и крепость фашистскую брать, Кенигсберг называется. Геройски проявил себя при взятии вражеского форта с пулеметными гнездами да заминированными подходами. Повел Игнат группу добровольцев. Шквальный огонь не давал головы поднять. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. По темноте пошли на хитрость, отвлекли пулеметчика, расчистили проход от мин, да и подорвали гада. А после взятия города-крепости погрузили их часть в эшелоны да отправились они через всю страну на Дальний Восток.
Ох, не рад был Игнат, что не дали ему дойти до Берлина, чтоб до конца расквитаться за родных да за друзей погибших. Что ж, от судьбы не уйдешь. Проезжая свою станцию, все смотрел, может, кто из знакомых встретится. – Нет, никого. С япошками расправились быстро, да и назад подались. Сибиряки звали Игната с собой. «Нет, надо вернуться на родину, могилку своих найти, поклониться».
Едет он обратно, как перекати-поле, всю страну в два конца объехал. Ощутил просторы гигантские, и везде люди свои, радуются концу войны. Смотрит Игнат, как встречают солдат с фронта, радуется за других. А про себя боится думать. Кровь не вода, а сердце не камень. Вот прошел он две войны, на гимнастерке орден Красной звезды, три медали «За отвагу», сержантские погоны на плечах, – победитель! А радости нет. За всю войну ни одного письма не написал и не получил. Лучше бы он погиб, а свои бы живы остались. Пусть бы хлопцы выросли, матери бы помогали, выучились бы. А я вот живой, прошел огонь воду и медные трубы. И что теперь? Как я жить без них буду. И снится Игнату сон, будто бы идет он по дороге, с двух сторон пшеница золотится, и вдруг дорога вздыбилась, а из земли Марьюшка его с детишками выходит и руку ему протягивает. Он ее руку поймать хочет. Оглянулся на поле пшеничное, не кажется ли ему это, а Марьюшка и пропала.
Вот и станция. Сошел солдат с поезда. Кого-то встретили, некоторые из вагонов высыпали размяться. Игнат попрощался со своими попутчиками, надел пилотку, обернулся да и встретился взглядом с мальчуганом в знакомом пиджаке не по плечам. Да как похож на его Ваньку! А тот к Игнату подошел и ну обнимать. Игнат на руки подхватил мальчонку. Не веря себе, стоят и плачут. А Игнат боится спросить, как да что, Марьюшка его где, Санька?
А Ванька от радости и волнения молчит и молчит. Потом рассказал, что и мамка, и Санька живы. После освобождения землянку на подворье соорудили, там и перезимовали. От карателей они тогда в лес успели убежать, потом к партизанам. Рассказывал и все на папку смотрел. А Игнат шел и никак не мог проглотить ком в горле то ли от радости, что все так обошлось, то ли от горечи, сколько перенести пришлось его семье и всем людям.


На 150-ой Конкурс прозы для начинающих http://proza.ru/2025/02/06/1537  Международного Фонда Великий Странник Молодым