Солдатские жены в контексте сексуального выбора

Под сексуальностью я понимаю, в соответствии с духом пособия по сексологии пол и ориентацию, инстинкты, получаемые удовольствия, интимную близость, а также репродукцию. Буду рассматривать сексуальность жителей через их поступки, мысли, предпочтения, фантазии, отношения, роли, убеждения и ценности [1, с. 557]. Конечно, у сексуальности есть общие черты, но в данном исследовании я попытаюсь выявить некоторые тамбовские особенности данной части человеческого бытия, если таковые имеются.
У нас нет таких источников, которые рассказали бы нам о сексуальных переживаниях жителей. Даже в воспоминаниях, дневниках письмах такая тема, как правило, не обсуждалась. Но дело не остается безнадежным, в наших руках документы церковного ведомства (протоколы и журналы Тамбовской духовной консистории), анализ которых дает некоторую информацию.
Непросто пробиться сквозь сухой язык канцелярских документов, но все же можно понять, что первая половина XIX века по большей части дает нам информацию о жизни солдаток, особой прослойки в среде русских крестьянок. Вся первая половина XIX в. наполнена трагическими историями солдаток: мужа забрали в рекруты, служба долгая, жена, оставшаяся одна, без помощи и поддержки находит другого. Как правило, такие браки венчались в другом приходе, причтом, за большие деньги. Вот типичное дело из 1802 года: солдат Ермолай Медведев в сентябре вернулся в родную деревню в с. Сухой Карай Борисоглебской округи и обнаружил, что его жена Аксинья уже как 17 лет повенчана с крестьянином Федором Петровым. Причем венчали их в Рязанской епархии в храме с. Кривское. Причт этого храма факта венчания не признал, да, возможно, уже и в живых не было тех, кто венчал повторно пару. Однако в этом союзе у них уже родилось двое детей. Брак был признан недействительным. Судьбу детей должен был определить гражданский суд [2, л. 15]. Здесь, конечно, сложно выявить элемент проявления сексуальности, скорее вынужденная, бытовая необходимость, связанная просто с элементарной потребностью выжить.
История солдатки Ульяны Даниловой из с. Бол. Грибановка Борисоглебского уезда несколько иная. В отсутствии своего законного мужа она сожительствовал как минимум с двумя мужчинами, от одного имела ребенка, причем, судя по всему, причина такого поведения заключалась отнюдь не в том, что женщине не на что было жить, а в том, что она действительно искала полового партнера, оказавшись на долгое время без мужа. Она поступила в услужение к своему соседу, однодворцу Игнатию Лычагину и свекор ее видел «их напившихся вина допьяна лежащих в особой клети на постели одних». Это видели еще четыре человека, возможно в разное время. Значит, Игнатий был тем мужчиной, с которым Ульяна проводила приятно время, получая желаемое удовольствие. Все эти события относятся к апрелю 1804 г. История это дошла до Тамбовской духовной консистории и, хотя Ульяна Данилова так и не призналась в факте прелюбодеяния, но все же была наказана 7 летним отлучением от Причастия.
Помимо епитимии в первой половине века случаи измены мужу, который находился на воинской службе, а порой и просто случаи блудодеяния и прелюбодеяния наказывались и гражданской властью в соответствии с Уголовным уложением. В 1818 г. солдатскую женку Матрену Луневу из Липецкой округи за прелюбодеяние с однодворцем Сидором Шаталовым наказали 40 ударами батогами [3, с. 114], это вид кнута, который рассекал кожу до кости. Нелегко пришлось после этого Матрене. В том же году солдатка из с. Борки Шацкого уезда Акулина Никифорова за такое же преступление наказали 15 ударами плетей [4, л. 99]. Возможно об этом проступке Акулины никогда бы и не узнали, если бы она не родила мертвого мальчика. А вот в 1819 г. солдатке из с. Рассказово Пелагеи Федоровой дали батогов 30 ударов. Она не только понесла и родила незаконнорождённого младенца, но и подкинула его к дому крестьянина Самуила Плаксина [5, л. 37]. Карающая рука закона настигала не только жен солдат, но и их дочерей, причем порой наказывали более жестко. В Шацке в 1833 г. солдатскую дочь Христину Павлову, за блуд и сокрытие незаконно рожденной девочки не только наказали 15 ударами плетьми, но и посадили в тюремный замок [6, л. 137]. Ретивость светских властей понятна, так как согласно Уголовному уложению дела связанные с блудодеяними и прелюбодеяниями подлежали именно светскому суду. Причем нередко не торопились их решать. Об этом свидетельствует такой факт: в 1848 г. в духовную консисторию поступило из Елатомского земского суда дело о блудодеянии солдатской женки с. Прудище Василисы Диевой, но консистория не стала его рассматривать, так как решила, что это компетенция светского суда. Дело отправили обратно [7, л. 376]. Как видно ни духовное ни светское ведомство не спешило очень такие дела рассматривать, иначе как объяснить, что солдатки со своими новыми мужьями жили годами и даже вполне себе растили детей.
Следующий вопрос, когда изучаешь документы состоит в том, кому принадлежала инициатива доводить дело солдаток до суда? Учитывая жесткие телесные наказания надо полагать, инициаторами были полицейские чины. Но иногда о половых непорядках в консисторию доносил настоятель, как это было в 1819 г. в приходе с. Ростоши Борисоглебского округа, где в д. Калиновке экономические крестьяне (видимо несколько человек) держали в своих домах солдаток «а оныя прирождают детей» [8, л. 133]. По сути это была его обязанность, как и светского чиновника, так как по отношению к государству они оба (священник и полицейский чин или судебный чин) были обязаны с такими явлениями бороться посредством духовного и уголовного наказания.
Вслед за наказанием со стороны светского суда следовало наказание и по духовной части. Как правило это 7 летняя епитимия, которая предусматривалась каноническим 59 правилом свт. Василия Великого. Нередко в первой половине XIX века часть этого испытания наказуемые отбывали в женском монастыре, что ложилось тяжелым бременем на последних и породило миф о «монашках, которые рожают в монастырях». Вот одна из подобных историй о таких «монашках». В 1818 г. в Тамбовский Вознесенский женский монастырь прибыла отбывать свой годовой срок солдатка с. Юрьева Козловской округи София Копылова. В монастыре выяснилось, что она беременна. По ходатайству настоятельницы игумении Маргариты ее успели до родов отослать по месту жительства [9, л. 65]. Но не всегда удавалось успеть вовремя, отослать домой, рожать очередную монастырскую узницу. И так рождались в народе легенды о «рожающих монахинях», которые вовсе и не были ими.
Проблему части солдаток, оставшихся на долгие годы без мужей и решивших начать новую семейную жизнь духовные власти пытались решить, периодически объявляя своеобразную «духовную амнистию». Так было в 1847 г., когда указом Св. Синода от 22 января солдаток, мужья которых были отданы в 1816 г. в службу и с того времени не подавали о себе никаких сведений считать вдовами. А против тех, которые уже успели вступить за это время во второй брак все судебные дела прекратились. Можно представить себе, что эти женщины были уже старухами, которые детей во вторых браках вырастили и епитимии пережили и монастырское подначалие отбыли и плетей получили. Но все же это запоздалое прощение хотя бы успокаивало совесть этих женщин. Подобный трюк Св. Синод повторил много позже по итогам русско-японской войны, когда оказалось немало пропавших без вести солдат и нужно было решать судьбу их жен, попавших в неопределенную ситуацию.
Вот такая ситуация с сексуальностью солдаток сложилась до того, как в России была введена всеобщая воинская повинность (1874 г.), которая значительно сократила срок службы. Казалось бы, все должно было бы измениться, и солдатки прекратили «ходить на лево». Однако документы свидетельствуют об обратном: количество прелюбодеяний солдаток увеличилось, создается такое ощущение, что молодые жены только и ждали момента, когда муж уйдет в армию и тут же совокуплялись с другим мужчиной. Исходя из этого тезиса на вторую половину вопроса, вынесенного в название статьи можно ответить положительно. Однако если внимательно изучать сохранившиеся документы, все выглядит не так однозначно.
Прежде всего, в тех случаях, которые удалось зафиксировать, бросается в глаза возраст девушки, будущей жены солдата. Он просто крайний для возможности выдать замуж за будущего солдата, как можно быстрее: исполнилось 16 лет, т. е. законно брачный возраст, и все, судьба решена. Сложно сказать была ли между брачующимися какая-то хотя бы привязанность, не говоря о любви. Причина, почему женщины начинали гулять от своих мужей указывает на обратное - скорее это был союз по каким-то другим обстоятельствам: экономическим, желание родителей, желание самого будущего солдата уйти в армию имея надежный тыл, желание быстрее оставить потомство и прочее. И в меньшей степени сексуального характера. Еще одна причина заключалась в том, что муж с молодой женой обращался грубо, проще говоря поколачивал ее. Вот некоторые примеры. В 1907 г. крестьянин с. Ст. Чернеево Шацкого уезда Никита Пономарев ушел в армию. Жена его Александра тут же ушла из его дома, прижила ребенка, потом объясняла, это тем что «он жестоко обращался с нею» [10, л. 357]. В 1908 г. крестьянка с. Молоканщина Кирсановского уезда ушла от мужа-солдата, потому что «брат его с ней дурно обращался» [11, л. 387], т. е. она жила в семье мужа, где по отношению к ней применял насилие или же домогался ее родной брат мужа. Итак, подводя итог, можно сделать вывод: молодая жена, с уходом в армию мужа, пускай и на короткий срок, как правило, оставалась на попечении его родственников, которые нередко обращались с ней грубо. Да и сам муж, иногда был не сдержан в отношениях со своей женой.
В пореформенное время появился еще один фактор, повлиявший в целом на поведение женщин, в отсутствии солдат-мужей. Как и в первой половине века оставшись без мужа, женщина оставалась и без средств к существованию. Но теперь имелась возможность заработать самостоятельно. Женщина могла, пока муж был в армии поступить в услужение. В 1904 г. крестьянка с. Плоское Козловского уезда Анастасия Харина, когда муж ушел в армию поступила в услужение к козловскому купцу Алексею Ивановичу Рогову, а вскоре стала его содержанкой. Свидетели, даже видели, как она совокуплялась с Роговым [12, л. 455]. Еще одна подробность к истории крестьянки с. Ст. Чернеево Шацкого уезда Александры Пономаревой: она после того, как муж поступил на военную службу ушла в услужение к землевладельцу Федору Алексеевичу Цветкову от которого родила двух детей. По возвращению мужа вернулся из армии она с ним не захотела жить. Параскева Ливенцова вообще уехала в Баку, где поступила в прислуги к ротмистру Николаю Африкановичу Бородину, с которым вскоре вступила в половую связь и стала его содержанкой. Они уехали в Смоленск и след ее потерялся. Эти события относятся к 1903 г. [13, л. 620]. А вот Александра Кожевникова из с. М. Алабухи Борисоглебского уезда, пока муж служил в 1909 г. поступила в прислуги к торговцу, а затем стала жить с ним. Мария Амелина в 1912 г. из прислуги у помещика Николая Малевинского, пока муж ее был в армии, стала сожительницей Малевинского. Причем свидетели утверждали, что с мужем своим до его армейской службы, они жили «дружно» [14, л. 562].
Как видно перечисленные факты не указывают на то, что солдаток рубежа веков можно обвинить в какой-то особой форме сексуальной несдержанности. Как и в первой половине века руководящим мотивом их сексуального поведения по-прежнему являлась экономическая составляющая. Рано выйдя замуж по настоянию ближайших родственников, часто без особой привязанности к своему будущему мужу, женщина, оказавшись в одиночестве, перед лицом враждебно настроенных родственников мужа, находила только один выход – уйти на заработки. В новых условиях, не связанная моральными обязательствами, так как они воспринимались внутренне как навязанные из вне, женщина просто начинала новую жизнь. И в некотором роде повышала свой социальный статус, становясь содержанкой купца, дворянина или просто чиновника.

Список источников и литературы

1. Кащенко Е. А., Агарков С. Т. Сексуальность в цивилизации: социогенез сексуальности. 2019. Изд.: Ridero. С. 557.
2. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 490.
3. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 653.
4. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 674.
5. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 708.
6. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 938.
7. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 1384
8. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 711.
9. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 671.
10. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 2500.
11. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 2501.
12. ГАТО. Ф 181. Оп. 1. Д. 2422.
13. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 2570.
14. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 2613.