Глава десятая. Что же будет?

Глава десятая. Что же будет?
 
 Известие о смерти Брежнева застало Сергея в ноябре 1982 года в хирургическом отделении заводской медсанчасти, где он готовился к операции. В это время умирала его мама и он боялся, что у него та же болезнь. Опухоль. Но, к счастью, это оказалась всего лишь водянка. Операция прошла успешно, хотя и довольно болезненно. Однако, не это главное. Сергею до сих пор помнится как встревожился на глазах у всех, ранее оперировавший его, уважаемый хирург-кудесник уролог Гранштейн при траурном сообщении о смерти Брежнева:
 - Что же теперь будет?
 И он попросил Сергея установить в хирургическом отделении большой портрет Леонида Ильича с траурной лентой и с откуда-то взявшимися цветами. Вскоре Гранштейн покинет Советский Союз и уедет навсегда в Израиль. Умные люди чувствовали, а уролог был без сомнения человеком умным, что теперь грядут непредсказуемые времена и что-то очень страшное, мрачное надвигается на мирную их жизнь. Потому им, умным, пора сматываться из страны.
 Гончаровы, в том числе и Сергей, не принадлежали к их числу и совершенно не понимали и не принимали этого ихнего страха, при любых, даже самых тяжелейших обстоятельствах, они не покинули бы свою страну.
 Для них это было дико, странно и совсем неприемлемо. Никогда они не помышляли об этом, даже в мыслях не держали, если бы и имели возможность покинуть страну. Они не могли жить без своего "родового гнезда" и Крутого Яра. 
 Сергей сразу даже и не понял вопроса Гранштейна: "Что же теперь будет?". Как и большинство граждан страны он не ощущал никакой опасности. Для него не было сейчас ничего важнее и страшнее сегодняшнего состояния мамы, здоровья всех его родных и своего собственного. Вот это было, действительно, страшно! И никто из родных не знал, что с ними будет через неделю-две, месяц!
 А тут что же случилось? Конечно же, жалко Леонида Ильича, при нём жизнь была спокойной, стабильной и довольно благополучной, несмотря на некоторые перебои с продуктами. Но к этому уже как-то все приспособились и считали это временными трудностями, но партия принимает серьёзные меры и положение поправится. И всё у них будет, как конце шестидесятых, начале семидесятых годов.
 Вроде бы, ничего ужасного со смертью генсека со страной не должно было произойти? Умер один генсек, подумаешь, изберут другого. Что с того?  Будет жизнь в стране и дальше продолжаться. Нормальная жизнь, как всегда. Что может измениться в положении простых людей? Работа, учёба, семейные заботы. 
 Советский строй прочен и незыблем, как никогда. Это же навсегда! В этом Сергей нисколько не сомневался и был в том совершенно уверен. Но люди продолжали уезжать? Почему?
 Уехала в Германию, к примеру, Ираида Алексеевна Бечешева, начальник одной из лабораторий на комбинате. В то время она уже была довольно известным человеком на предприятии. И не только в Центральной лаборатории, но и была недавно избрана заместителем секретаря парткома по идеологии. А это достаточно важная фигура в масштабе многотысячного металлургического комбината, одного из старейших и крупнейших в области.
 Сергею она нравилась. Прекрасной человек, красивая женщина, умная, деликатная, с хорошими манерами, с которой у Сергея складывались довольно неплохие, не только рабочие, но и человеческие отношения.
 Правда, она была замужем. Но, тем не менее, ему было жаль её отъезда. Потому что в его окружении становилось меньше ещё на одного хорошего человека. А он хорошими людьми очень дорожил.
 При всех своих хороших отношениях с Ираидой Алексеевной, Сергей никак не мог понять и принять вот этого её отъезда, а спросить, даже если бы он знал об этом, то постеснялся бы это сделать, считая, что это нетактичным. К тому же об её отъезде с мужем и ребёнком он узнал постфактум. Ему, казалось, это просто каким-то бегством. Но отчего?
 Сергей совершенно не одобрял такого её поступка, тем более, как коммуниста и зам. секретаря парткома по идеологической работе. "Как можно покинуть свою страну и уехать навсегда на чужбину?",- это не вмещалось у него голове. Его постигло ещё одно разочарование.
 Хотя, и это тоже можно было понять, как говорили всезнающие люди, в Германии у неё проживают дальние родственники. Этим всё и объясняется. Но, всё равно, это было Сергею неприятно.
 Уехал в Германию жить и другой хороший человек, хирург из той же поселковой медсанчасти Моисей Иссакович Крановский. Этот отъезд ещё более огорчил Сергея. Золотые руки Крановского спасали многих в посёлке, вернули многим здоровье и радость жизни. Такие люди были нужны Крутому Яру. И это такое спешное его бегство тоже страшило и настораживало Сергея. 
 Становилось как-то неспокойно на душе и неприятно наблюдать за происходящими событиями не только в стране, но и в самом Крутом Яру. Особенно, после смерти Брежнева и наступившем времени пышных и торжественных похорон.
 Один за другим начали умирать больные и престарелые, вновь избранные, генеральные секретари, руководители партии и государства. Вначале Андропов, затем Черненко. И это было тоже видно всем и, казалось, очень неприятным знаком. 
 Вот потому, убирая в аптеке траурную ленту с портрета Андропова, и видя по телевизору задыхающегося нового генерального секретаря Черненко, заведующая аптеки Нина Ивановна Печерникова сказала своим сотрудницам:
 - Далеко ленту не убирайте?
 Так и случилось, вскоре Черненко не стало. После него был избран генсеком молодой и всегда улыбающийся, чрезмерно словоохотливый, Горбачёв. И тогда в  стране опять появилась надежда, что трудные траурные времена закончились.
 Однако же, это только казалось. Некоторые начинали видеть в его демагогии и неудержимом многословии скрытую угрозу первому социалистическому государству трудового народа. Большинство же воспринимали его бесконечные речи и смешное произношение весело и со смехом, как чудачество. Но потом стало надоедать.
 Но никаких открытых выступлений пока против взятого Горбачёвым и его окружением курса на перестройку и переделку всей экономической жизни страны и партии, всего государства, долгое времени не было. Потому что мало кто понимал: что происходит? Да и не пытался понять этого смысл.
 Лишь только 13 марта 1988 года в газете «Советская Россия» было опубликовано письмо преподавателя Ленинградского технологического института Нины Александровны Андреевой: «Не могу поступиться принципами".
 Это письмо было для многих подобно разорвавшейся бомбе. Многие вздохнули с облегчением, надеясь на благоразумие партии и государства. Что она прислушается к этому письму. Появилось какая-то надежда на возвращение прежней уверенной и стабильной жизни, а у некоторых возникло некое оцепенение, подспудный страх возможности всяких беспорядков и протестов. Все замерли в ожидании:"Что же будет?".
 Но ничего подобного не было. Иных страшила гражданская война или же политические репрессии. Многие гордились поступком Андреевой и считали правильным, настоящего коммуниста, смелостью, другие жалели и опасались за её судьбу. Но ничего не случилось. Всё осталось, как есть. Немногие в партии и стране поддержали это смелое и честное выступление женщины-учёного, настоящего коммуниста. Хотя все отдавали дань уважения её смелости, честности и порядочности.
 Рычаги управления партией и страной были в руках у Горбачёва. Народ оказался безучастным и равнодушным ко всему происходящему в стране. Под барабанный бой и политическую трескотню прорабов и глашатаев перестройки всё глохло вокруг и тонуло в безразличии. 
 Сергей был очень сильно разочарован в своих ожиданиях. Он не видел выхода из этой безвыходной ситуации. И это ещё более усиливало депрессивное его состояние.
 Ну, а тем, кто вообще ни о чём не думал или не догадывался о предстоящих губительных переменах, ходил с прекрасным настроением и с перестроечными транспарантами на праздничных демонстрациях, которые выражали их искреннюю веру в социализм с "человеческим лицом", в наступившую демократию и гласность.
 Таким людям было хорошо. Они даже не подозревали, что впереди им предстоит пережить очень тяжёлые времена. Скоро они вступят в эпоху безвременья и хаоса, почти что и развала советской экономической мощи.
 Таким людям, как Гончаровы, которые не понимали, а чувствовали их приближение, ничего не оставалось делать, как высказать свои опасения, сомнения, догадки в кругу знакомых и друзей.
 Но даже кругу близких знакомых и друзей их высмеивали и не слушали. Большинству нравилась демагогия молодого генсека, его демократия и гласность, огульная критика всего и вся, даже "сексуальная революция".
 Тяжёлое впечатление на Сергея произвели фильмы "Асса", "Плюмбум", "Курьер". Они, и подобные им фильмы, по существу, усиливали негативное отношение народа к существующему общественному строю, к советской стране.
 Безусловно, стране требовались реформы, но какие и для чего, никто толком не знал, не объяснял и ничего не делал. Горбачёвская демагогия и безудержная гласность только усиливали фарисейство в общественной жизни, вселяли безверие в будущее самого "развитого" социализма. А что будет дальше никто не знал.
 Вряд ли таких перемен требовал певец и композитор Виктор Цой. Но вместе с ним молодёжь тоже требовала сама не зная чего. Но вряд ли, к переходу к капитализму. Об этом никто и словом не упоминал.
 Потому скрытый переход и смена общественного строя прикрывался верхушкой партии и государства фразами об улучшении социализма, его открытости и демократизации. Построения "социализма с человеческим лицом".
 Но каким образом это всё будет происходить никем нигде не говорилось. Только лишь общими фразами с газетных страниц и с экранов телевизоров. Так что это воспринималось, как очередная пропагандистская кампания.
 Комбинат же во все брежневские времена, да и в конце после брежневские времена, в восьмидесятых, работал всё также ритмично. Можно даже сказать, просто замечательно. О каком можно было тут говорить «застое»?
 Чётко и организованно, хорошо отлажено, работал коллектив и позже. Несмотря на все катаклизмы перестройки и полный развал Советского Союза в начале девяностых.
 Назло всем первым майданам 1991-93 года он продолжал работать, кормить своих работников и их семьи.
 Вопреки всем трудностям с обеспечением комбината сырьём и топливом, вопреки катастрофическому обрушению экономики страны и финансовому её краху. Несмотря на «миллионные» зарплаты, когда рубли стали фантиками, подобием «керенок», несмотря на хаос в экономике и дикий капитализм, на переход к бартеру, вместо торговли, на почти полное исчезновение продовольствия.   
 Несмотря на злодейское торжество талонной системы, когда даже грудным детям выдавались талоны на водку.
 "Эта крепость комбината и, пока что, нерушимое единство коллектива,- как размышлял позже Сергей,- было заложены в нём всей предыдущей его советской жизнью".
 Верой в великое будущее своей страны. Благодаря партийной, комсомольской и профсоюзной воспитательной работе, когда кадры руководящего состава тщательно подбирались и готовились, когда строго наказывались за малейшую провинность, халатность и упущение, а комбинатом руководили технически грамотные и опытные металлурги, а не люди далёкие от металлургии. Как станет позже при капитализме.
 Несмотря на анархию в экономике, на все центробежные силы, которые разваливали страну и постепенно проникающие в коллектив комбината перестроечные идеи, подрывающее его единство и сплочённость, снижающие его стойкость, комбинат продолжал и в конце восьмидесятых годов крепко стоять на ногах. И это радовала Сергея, давало ему силы работать.
 Он продолжал на страницах "Калининца" показывать всё позитивное, что было в жизни предприятия и Крутого Яра. Рассказывал о лучших людях предприятия и посёлка, о трудовых традициях и критиковал всё негативное, мешающее людям нормально жить и трудиться.
 Но работать в газете становилось ему всё труднее. Люди теряли доверие не только к партии, но и к газете. Потому были не всегда  откровенны, более замкнуты. Перемены в стране незаметно меняли и людей.
 Эти перемены в стране и в людях первыми почувствовали рядовые коммунисты, простой работящий народ. Многие из рядовых коммунистов начали выходить из партии. Мотивируя свой выход тем, что они не могут понять внутрипартийную политику генсека Горбачёва, а также и внутреннюю государственную политику.   
 Особенно, это сильно проявилось в доменном цехе. Сергей подумал о том, что это явление типично и для всех других предприятий страны. И это, конечно же, было на руку высокопоставленным партийным и хозяйственным бонзам-чиновникам на самом верху, партийным функционерам. Во главе с обосновавшимся в ЦК партии Горбачёвым.
 Весь развал партии начался, именно, сверху, а нижестоящие партийные органы и организации, привыкшие к демократическому централизму и подчинению, к порядку и дисциплине, исполняли все их предначертания, замаскированные под дальнейшее развитие социализма «с человеческим лицом», под «повышение эффективности экономики, направленной на удовлетворение потребностей человека».         
 Впрочем, Горбачёва вначале было очень трудном многим понять. Даже работавшим рядом с ним. Не говоря уже о простых людях. И Сергею тоже. Говорил он много, долго, складно, бестолково и непонятно. Нанизывая бесконечные фразы одна на другую и теряющие оттого смысл.
 Слушая его речи, Сергей всегда силился понять: "А в чём же суть? Что же он хочет сказать!". Всё превращалось в какую-то словесную кашу. Так что обилие всех его речей исключало подобия мысли и логики. Одна демагогия. Всё тонуло в фарисействе, в его словесном извержении.
 Позже, в середине 90-х годов, во времена челноков-мешочников, когда их стараниями страна наполнились товарами и продуктами, а киоски-палатки видеокассетами и аудиокассетами, Сергей оказавшись однажды в Москве около одной из станций метро и услышал вдруг песню «Даду-даду», которая его удивила и поразила.
 Он даже остановился и дослушал её до конца. А потом усмехнувшись, подумал: "Как же это здорово сделано. С каким едким юмором изображён Горбачёв?".
 Но юмор тот был, конечно, не столько едким, сколько горьким. И Сергею стало стыдно за свою страну: "Не странно ли то и обидно, что такие пустые и злобные люди, как Горбачёв, оказались у руля, не только самой партии, но и у всего государства?".
 Всё это, однако, будет позже. А сейчас, в 1987 году, он шёл и размышлял о том: откуда у этого пятнадцатилетнего пацана, помощника комбайнёра, оказался на груди орден Трудового Красного Знамени? Не обесценена ли тем эта награда? Это же была и есть очень высокая награда Родины, один из самых высших орденов в государстве! 
 Что нужно было ему сделать такое, чтобы быть так высоко отмеченным? Какой такой трудовой подвиг ему нужно было совершить? И это не выходило у него из головы.
  Как и то: Как же смог выпускник самого лучшего в стране высшего учебного заведения, МГУ, говорить: «Азебажан, обожите, вы по процедурной, развитой, углубить-расширить, внедрёж, падёж и так далее»?
 Сергею припомнился и такой недавний случай, как на его глазах сильно был расстроен секретарь парткома Беляков, когда на стенде при подходе к комбинату, где был крупно начертан лозунг: «Народ и партия едины!», кто-то карандашом подставил частицу «не»?!
 Ведь это же и был первый звоночек в посёлке к снижению авторитета партии? Или же это диверсия? Неужели, благодаря действиям и стараниям вот таких лидеров в партии, как Горбачёв, но и местного разлива, становится авторитет её всё призрачнее и менее значимым? Что мог сделать он тогда секретарь? Ничего!
 Он смог только приказать стереть эти две буквы. Но из памяти-то их не сотрёшь. Какая же злобная рука в Крутом Яру их написала? Какая же эта вражина завелась в их посёлке? Но подобного на том стенде больше не повторялось. И это успокоило секретаря.
 Однако же, авторитет парткома на комбинате был ещё достаточно высок и прочен. Хотя, некоторые хозяйственные руководители, чувствуя грядущие перемены, старались освободиться от партийного контроля и опеки «партийных вожжей», как выражался один из высокопоставленных начальников комбината. Мотивируя и манипулируя при этом хозяйственными и экономическими трудностями, сложившимися в стране.
 Зачастили теперь на комбинат не только представители различных новомодных институтов экономических исследований, но и иностранные корреспонденты. А разве такие новшества, как работа по хозрасчёту в цехах и в бригадах, с коэффициентом трудового участия, выборы руководителей от бригадира до директора, не подрывали единство коллектива? Под видом повышения эффективности труда! Где же эти сейчас всё те новомодные веяния, в том числе, и экономические рычаги «улучшение развитого социализма»?
 А разве командировки «за опытом» в Японию, Германию, да и в сами Соединённые Штаты Америки, всего генералитета комбината, в том числе, и престарелого, не подрывали единство коллектива? А намеренное совмещение должности директора комбината и председателя поселкового Совета Крутого Яра не специально организованная глупость? Всё это не давало покоя Сергею, пока он шёл за успокоением и поддержкой к своему лучшему другу Эдику Куляеву
 Но все эти "реформы", по-началу, казалось, ему даже вполне приемлемыми и пристойными, демократичными и привлекательными. Пока не начался полный хаос и коллапс во всей жизни страны и предприятий.
 Благодаря разорительным налогам исчезли оборотные средства у предприятий, в том числе, и на Крутояровском металлургическим комбинате. Несмотря на то, что металл продавался за рубеж за доллары.
 Пропали оборотные средства и начался сплошной бартер. Первое время все на комбинате были даже и рады распределению западного ширпотреба, полученного в обмен за металл, по цехам и отделам: красивой и качественно сделанной одежды и обуви, редкой тогда ещё, японской видеотехники и аудиотехники, а также бытовой техники.
 Особенно, потому что, в сравнении с другими предприятиями, это было, как бы и привилегией. Люди на комбинате были рады также и распределению консервированных продуктов питания по цехам и отделам, когда с питанием было в стране просто туго.
 Но если подумать, то это было также прямым разорением страны на бедных и богатых. Каждое предприятие, за обмен своей продукции, стремилось получить всё самое необходимое для людей. Но не у всех была столь дорогостоящая продукция, как на Крутояровском металлургическом комбинате.
 Обмен был заведомо не эквивалентен. Что-то подобием того, как европейцы за цветные стеклянные бусы выменивали у коренных аборигенов Америки золото.
 И апофеозом всей этой вакханалии и безумного ажиотажа явилось то, что в цементном и ремонтно-механических цехах на комбинате, чуть ли не случилась, настоящая забастовка. Причина которой стало недовольство рабочих пропажей в стране «курева», то есть, полное исчезновение табачных изделий. Не то, чтобы просто хороших сигарет не стало или папирос, не было уже даже махорки. Вот такие случились чудеса!
 Этим вопросом тушения рабочего возмущения занимался тогда не только лишь партком или профком, а и всё уже высшие начальство комбинате, все хозяйственные руководители, вплоть до директора комбината Литвинова.
 Неизвестно ещё каким способом и за какие деньги, но заводским курильщикам были, всё-таки, приобретены требуемые ими табачные изделия. Сегодня Сергей шагая к своему другу, думал уже и о том: как можно было остановить на ремонт все табачные фабрики страны разом, не обеспечив достаточного запаса этой продукции? 
 Или же уже не стало никакой возможности приобретения её за рубежом? Приходится думать так. Тоже самое происходило с алкоголем, с сухим законом Горбачёва, когда на стенах пивных заведений в посёлке можно было видеть надписи: «Моча Мишки Горбача…».
 Вспомнилось ему и то, как в Доме культуры один из самых замечательных  искуснейших врачей-хирургов Крутого Яра Дачи Голгадзе отмечал своё шестидесятилетие без спиртного. Все столы ломились от изобилия праздничного застолья, а вот спиртного на столах не было. И увы, веселья тоже не было!
 В конце этого торжества все столы остались нетронутые, как и до начала празднования. Конечно, можно согласиться с тем, что не кушать же сюда люди пришли, а чествовать достойнейшего человека.
 Всё это правильно и верно, добрых слов на юбилее было сказано много. Были и танцы, шутки, но, всё-таки это было как-то сухо и скучно, пресно. Не так, как хотелось бы. Не по русски и не по грузински.
 "А разве всё эти «реформы», исподволь, не подрывают наш русский менталитет, а вместе с тем и доверие к партии и государству?- так думалось Сергей,- ведь благие намерения, как порой говорят, мостят дорогу в ад? Если это всё делать без головы, а то и с умыслом!".
 А если это всё злонамеренно? С такими мыслями Сергей вступал в совершенно новую для себя часть взрослой жизни, в том числе, и в семейную, где всё должно идти по порядку. Всё так и будет в его недалёком будущем. Но не всегда столь гладко.
А.Бочаров.
2020.