Глава. Что же будет?

Глава. Что же будет?
 Известие о смерти Брежнева застало Сергея в ноябре 1982 года в хирургическом отделении заводской медсанчасти, где он готовился к операции. В это время умирала его мама и он боялся, что у него та же самая болезнь. Опухоль. Но, к счастью, это оказалась всего лишь водянка. Операция прошла успешно, хотя и довольно болезненно. Однако же, не это главное. Сергею до сих пор помнится, как встревожился на глазах у него уважаемый хирург-кудесник уролог Гранштейн при траурном сообщении о смерти Брежнева:
 - Что же теперь будет?
 он попросил Сергея в хирургическом отделении установить большой портрет Леонида Ильича с траурной лентой и с откуда-то взявшимися цветами. Вскоре Гранштейн покинет Советский Союз и уедет навсегда в Израиль. Умные люди чувствовали, а он был без сомнения умным, что теперь грядут тяжёлые времена, как что-то очень страшное и мрачное надвигается на страну, потому пора им сматываться из страны.
 Гончаровы же, в том числе и Сергей, совершенно не понимали и не принимали этого при любых обстоятельствах. Никогда не думали об этом, даже если бы и имели такую возможность уехать. Сергей даже сразу и не понял вопроса Гранштейна: "Что же теперь будет?". Как и большинство людей в стране он не ощущал до сих пор  никакой опасности.
 Умер один генсек изберут другого. Что с того? Будет их жизнь и дальше нормальной как всегда. Что может измениться в их жизни простых людей? Советский строй прочен и незыблем. И это навсегда! В этом Сергей был совершенно уверен.
 Но люди продолжали уезжать.  Уехала в Германию и Ираида Алексеевна Бечешева, начальник одной из лабораторий ЦЗЛ на комбинате. В то время она уже была на комбинате довольно известным человеком - заместителем секретаря парткома по идеологии.
 Прекрасной человек, красивая женщина, умная, деликатная, с хорошими манерами, с которой у Сергея складывались довольно неплохие не только рабочие, но и человеческие отношения. Ему было жаль её отъезда, потому что ещё одним хорошим человеком становится меньше в его окружении. А он хорошими людьми дорожил. Но при всём своём хорошем отношении к ней, он только одного не понимал: "Как можно покинуть свою страну и уехать навсегда на чужбину?".
 Хотя и это тоже можно понять: в Германии у неё, как говорили, проживают её дальние родственники. Этим всё и объясняется. Но всё равно, это никак не укладывалось у него в голове. Уехал туда и другой хороший человек, хирург из медсанчасти Моисей Иссакович Крановский.
 Это ещё более огорчило Сергея. Золотые руки Крановского спасли многих в посёлке, вернули им здоровье и радость жизни. Такие люди были нужны Крутому Яру. И это такое бегство страшило и настораживало Сергея. Становилось как-то неспокойно наблюдать за происходящими событиями не только в стране, но и в Крутом Яру.
 Особенно после смерти Брежнева и времени наступивших торжественных похорон. Один за другим начали умирать больные и престарелые вновь избранные генеральные секретари, руководители партии и государства. Вначале Андропов, затем Черненко.
 Вот потом, убирая в аптеке траурную ленту с портрета Андропова и видя задыхающегося нового генерального секретаря Черненко Нина Ивановна Печерникова сказала своим сотрудницам:
 - Далеко эту ленту не убирайте?
 Так и случилось, вскоре Черненко не стало. После него был избран молодой и всегда улыбающийся, чрезмерно словоохотливый, Горбачёв. И тогда у всех в стране появилась надежда, что траурные времена прервались.
 Однако же, это только так казалось. Многие начинали видеть в демагогии Горбачёва скрытую угрозу первому в мире Союзному советскому социалистическому государству. Но никаких открытых выступлений против взятого Горбачёвым и его окружением экономического курса в партии и в государстве долгое времени не было.
 Лишь только 13 марта 1988 года в газете «Советская Россия» было опубликовано письмо преподавателя Ленинградского технологического института Нины Александровны Андреевой: «Не могу поступиться принципами".
 Это письмо было для многих подобно разорвавшейся бомбе. Многое из них вздохнули с облегчением, надеясь на благоразумие партии и государства. Появилось какое-то облегчение, а у большинства в стране даже оцепенение-ожидание:"Что же будет?".
 Но ничего не случилось. Всё осталось, как есть. Не многие в партии и стране поддержали это смелое выступление женщины-учёного и настоящего коммуниста. Рычаги управления партией и страной были в руках у Горбачёва. Народ оказался безучастным под барабанный бой и политическую трескотню прорабов и глаша;таев перестройки. Сергей был тоже очень сильно разочарован в своих ожиданиях. Он не видел выхода из этой ситуации. И это ещё более усиливало его депрессивное состояние.
 Ну, а тем кто вообще не догадывался о предстоящих губительных переменах, ходил с перестроечными транспарантами на праздничных демонстрациях и верой в социализм с "человеческим лицом" в демократию и гласность, тем было хорошо. Они даже не подозревали, что всем им предстоит жить в очень тяжёлые времена. В эпоху безвременья и хаоса, почти что и полного развала советской экономической мощи.
 Таким же людям, как Гончарвы, которые понимали и чувствовать их приближение ничего не оставалось, как пытаться высказать высказывать свои сомнения в правильности взятого Горбачёвым курса, но таких высмеивали и не слушали.
 Тяжёлое впечатление на Сергея произвели фильмы "Асса", "Плюмбум", "Курьер". Они и подобные им фильмы  усиливали негативное отношение народа к существующему общественному строю. Стране, безусловно, требовались реформы, но какие никто не объяснял. Горбачёвская демагогия и перестройка только усиливали фарисейство в общественной жизни, вселяли безверие в будущее "развитого" социализма.  Вряд ли таких перемен требовал певец и композитор Виктор Цой. Но вместе с ним молодёжь тоже требовала сама не зная чего. Но вряд ли к переходу к капитализму. Потому этот переход прикрывался верхушкой партии и государства фразами об улучшении социализма. Но каким образом не говорилось.
 Комбинат же во все брежневские времена, да и в конце восьмидесятых, работал ритмично. Можно даже сказать просто  замечательно. О каком можно было здесь говорить «застое»? Чётко и организованно, хорошо отлажено работал коллектив и позже. Несмотря на все катаклизмы  перестройки и полный развал Советского Союза в начале девяностых.
 Назло всем первым майданам 1991-93 года. Вопреки всем трудностям с обеспечением комбината сырьём и топливом, вопреки катастрофическому обрушению экономики страны и финансовому её краху. Несмотря на «миллионные» зарплаты, когда рубли стали фантиками, подобием «керенок», несмотря на хаос в экономике и дикий капитализм, на переход к бартеру вместо торговли и почти полное исчезновение продовольствия. Несмотря на торжество талонной системы, когда даже грудным детям выдавались талоны на водку.
 Эта крепость комбината и пока что нерушимое единство коллектива, как размышлял позже Сергей, было заложены в нём всей предыдущей его советской жизнью. Верой в великое будущее своей страны. Благодаря партийной, комсомольской и профсоюзной воспитательной работе, когда кадры руководящего состава тщательно подбирались и готовились, когда строго наказывались за малейшую халатность и упущение, а комбинатом руководили технически грамотные и опытные металлурги, а не люди далёкие от металлургии. Как стане при капитализме.
 Но несмотря на анархию в экономике, на все центробежные силы, которые разваливали страну и постепенно проникающие в коллектив комбината подрывающее его единство и сплочённость, снижающие его стойкость, комбинат продолжал и в конце восьмидесятых крепко стоять на ногах. И это радовала Сергея и давало ему силы работать.
 Он продолжал на страницах "Калининца" показывать всё позитивное в жизни предприятия и Крутого Яра. Рассказывать о лучших людях предприятия и посёлка, о трудовых традициях и критиковать всё негативное, мешающее людям нормально жить и трудиться. Но работать в газете становилось всё труднее. Люди теряли веру не только к партии, но и к газете. Не всегда были откровенны, более замкнуты. Перемены в стране незаметно меняли и людей.
И эти перемены в стране и в людях первыми почувствовали рядовые коммунисты, простой работящий народ. Многие из рядовых коммунистов начали даже выходить из партии. Мотивируя свой выход тем, что они не могут понять внутрипартийной политики генсека Горбачёва, а также и внутренней государственной его политики.   
 Особенно, это сильно проявилось в доменном цехе. Сергей подумал о том, что это явление типично и для других предприятий страны.  И это, конечно же, на руку высокопоставленным партийным и хозяйственным бонзам-чиновникам на самом верху, партийным функционерам, во главе с обосновавшимся в ЦК партии Горбачёвым. Весь развал партии начался, именно, сверху, а нижестоящие партийные органы и организации привыкшие к демократическому централизму и подчинению, к порядку и дисциплине, исполняли все эти их предначертания замаскированные под дальнейшее развитие социализма «с человеческим лицом» и под «повышение эффективности экономики, направленной на удовлетворение потребностей человека».         
 Впрочем, Горбачёва было очень трудном многим понять. В том числе и Сергею. Говорил он много, долго, складно, но бестолково и непонятно. Нанизывая бесконечные фразы одна на другую и теряющие смысл. Слушая его речи Сергей всегда силился понять: "А в чём же их суть?". Что же он хочет сказать! Всё превращалось в какую-то словесную кашу. Так что обилие всех его речей исключало подобия мысли и логики. Одна демагогия. Всё тонуло в фарисействе, в его словесном извержении ничего нельзя было понять.
 Позже в середине 90-х во времена челноков-мешочников, когда их стараниями страна наполнились товарами и продуктами, а киоски-палатки видеокассетами и аудиокассетами, Сергей оказавшись однажды в Москве около одной из станций метро услышал вдруг песню «Даду-даду», которая его удивила и поразила. Он даже остановился и дослушал её до конца. А потом усмехнувшись подумал:" Как же это здорово сделано. С каким едким юмором изображён Горбачёв?".
 Но юмор-то тот был,конечно, не только едким, но и горьким. И Сергею стало стыдно за свою страну:" Не странно ли то и обидно, что такой пустые и злобные люди, как Горбачёв, оказались у руля не только самой партии, но и у всего государства?".
 Всё это будет позже. А сейчас в 1987 году он шёл и размышлял о том откуда у этого пятнадцатилетнего пацана помощника комбайнёра оказался на груди орден Трудового Красного Знамени? Не обесценена ли этим награда? Это же была и есть очень высокая награда Родины, один из самых высших орденов в государстве! И что  такое нужно было ему сделать пацану, чтобы быть им отмеченным? Какой трудовой подвиг ему нужно было совершить? И это не выходило у него из головы.
 И как мог выпускник самого лучшего в стране учебного высшего заведения МГУ говорить: «Азебажан, обожите, вы по процедурной, развитой, углубить-расширить, внедрёж, падёж и так далее»? Сергею припомнился такой случай, как на его глазах сильно был расстроен секретарь парткома Беляков, когда на стенде при подходе к комбинату, где был крупно начертан лозунг: «Народ и партия едины!», кто-то карандашом подставил частицу «не».
 Ведь это же и был звоночек к снижению авторитета партии? Или же диверсия? Неужели благодаря действиям и стараниям вот таких лидеров в ней, как Горбачёв, становился авторитет её всё призрачнее и менее значимым. Что мог сделать тогда секретарь? Приказал Сергею стереть эти две буквы. Но из памяти-то их не сотрёшь. Какая-то злобная рука в Крутом Яру их написала? Вражина какая-то завелась в их посёлке. Но подобного на том стенде больше не повторялось.
 Однако же, авторитет парткома на комбинате был ещё достаточно высок и прочен. Хотя некоторые хозяйственные руководители чувствуя грядущие перемены старались освободиться от партийного контроля и опеки «партийных вожжей», как выражался один из высокопоставленных начальников комбината. Мотивируя и манипулируя при этом хозяйственными и экономическими трудностями сложившимися в стране.
 Зачастили на комбинат теперь не только представители различных новомодных институтов экономических исследований, но и иностранные корреспонденты. А разве такие новшества, как работа по хозрасчёту в цехах и в бригадах с КТУ (коэффициентом трудового участия), выборы руководителей от бригадира и до директора комбината не подрывали единство коллектива? Под видом повышения эффективности труда! Где же эти сейчас всё те новомодные веяния, в том числе и экономические рычаги «улучшение развитого социализма»?
 А разве командировки «за опытом» в Японию, Германию, да и в сами Соединённые Штаты Америки генералитета комбината, в том числе и престарелого, не подрывали единство коллектива? А намеренное совмещение должностей директора комбината и председателя поселкового Совета Крутого Яра не специально организованная глупость? Всё это не давало покоя Сергею пока он шёл за успокоением и поддержкой к своему лучшему другу.
 Но все эти "реформы" по-началу ему казалось даже вполне и приемлемыми пристойными, демократичными и привлекательными. Пока не начался полный хаос и коллапс во всей  жизни страны и предприятий. Благодаря разорительным налогам исчезли оборотные средства у предприятий, в том числе и на Крутояровском металлургическим комбинате. Несмотря на то, что металл продавался за рубеж за доллары.
 Пропали оборотные деньги и начался сплошной бартер. Первое время все были даже и рады распределению западного ширпотреба, полученного в обмен за металл, по цехам и отделам: красивой и качественно сделанной одежды и обуви, редкой тогда ещё японской видеотехники и аудиотехники,а также бытовой техники.
 Особенно потому что в сравнении с другими предприятиями это было как бы и привилегией. Люди на комбинате также были рады и распределению консервированных продуктов питания по цехам и отделам, когда с питанием было в стране просто туго.
 Но если подумать, то это было также прямым разорением страны на бедных и богатых. Каждое предприятие на обмен своей продукции стремилось получить всё самое необходимое для людей. Но не у всех была столь дорогостоящая продукция как на Крутояровском металлургическом комбинате. Обмен был заведомо не эквивалентен. Что-то подобием того, как европейцы за цветные стеклянные бусы выменивали у коренных аборигенов Америки золото.
 И апофеозом всей этой вакханалии и безумного ажиотажа явилось то, что в цементном цехе на комбинате чуть ли не случилась настоящая забастовка. Причина которой стало недовольство рабочих пропажей в стране «курева», то есть полное исчезновение табачных изделий. Не то, чтобы просто хороших сигарет не стало или папирос, а не было уже даже махорки. Вот такие чудеса!
 Этим вопросом тушения рабочего возмущения занимался тогда не только лишь партком или профком, а всё уже высшие начальство комбинате, все хозяйственные руководители вплоть до директора комбината Литвинова.
 Неизвестно ещё каким способом и за какие деньги, но заводским курильщикам были всё-таки приобретены требуемые ими табачные изделия. Сегодня Сергей шагая к своему другу думал уже и о том: как можно было остановить на ремонт все табачные фабрики страны разом,не обеспечив достаточного запаса этой продукции? Или же уже не стало никакой возможности приобретения её за рубежом? Приходится думать так.
 Тоже самое происходило с алкоголем, сухим законом Горбачёва, когда на стенах пивных заведений в посёлке можно было видеть надписи: «Моча Мишки Горбача…».
 Вспомнилось ему и то, как в Доме культуры один из самых замечательных  искуснейших врачей-хирургов Крутого Яра Дачи Голгадзе отмечал своё шестидесятилетие без спиртного. Все столы ломились под изобилием праздничного застолья, а вот спиртного-то на столах не было. И увы, веселья-то тоже не было!
 В конце этого торжества все столы остались нетронутые, как и до начала празднования. Конечно, можно согласиться с тем, что не кушать же сюда люди пришли, а чествовать достойнейшего человека. Всё это правильно и верно, добрых слов на юбилее было сказано много. Были и танцы, шутки, но всё-таки это было как-то сухо и скучно, пресно. Не так, как хотелось бы. Не по русски и не по грузински.
 "А разве всё эти «реформы» исподволь не подрывают наш русский менталитет, а вместе с тем и доверие к партии и государству?- так думалось Сергей,- ведь благие намерения, как порой говорят, мостят дорогу в ад? Если это всё делать без головы!".
 А если это злонамеренно? С такими мыслями Сергей вступал в совершенно новую для себя часть взрослой жизни, в том числе и в семейную, где всё должно идти по порядку. Всё так и будет в его недалёком будущем. Но не столь гладко.
А.Бочаров.
2020.